Привидение кошки, живущее в библиотеке
Найлл Уильямз "Вот оно, счастье". Современная литература. 
Сюжет: 50-е годы, некая местность Фаха... расположенная в самой глухой дыре в и так не сильно развитой Ирландии... Здесь проживают Суся и Дуна - что означает, в переводе с местного диалекта, с поправкой на детское лопотание - баба и деда... ГГ проживал у них в детстве летом, а потом приехал к ним уже в юношеском возрасте, переживая кризис в жизни после смерти матери... А, нет - осознает затем читатель - ГГ уже глубокий старик и вспоминает обо всем этом - о времени, которое ушло безвозвратно, о стране и людях, которых уже больше нет... Итак, вспоминает о том необыкновенном лете, когда в Фахе внезапно кончился дождь, и прибыли рабочие проводить электричество - в том числе прибыл некто Кристи, бродяга и искатель приключений, остановившийся в доме Суси и Дуны... Но - как затем выяснилось - оказалось, что Кристи некогда сам был уроженцем этой местности и привело его сюда одно таинственное и важное дело...
Вот еще углядела в библиотеке книжку, которую долгое время сама раздумывала приобрести...
Потому что про нее долго твердили и буктьюберы, и разные высокоинтеллектуальные колонки... Очень удачно, в общем, она мне подвернулась. 
По странному стечению обстоятельств произошло такое совмещение - тут в книжке происходит Пасха, и я ее прочитала где-то в это же время. Что ж...
читать дальшеНаслушавшись упоминаний, я подошла к чтению уже подготовленной - представляла, в общем, чего ожидать.
Это, конечно, в первую очередь книжка из такого специального разряда... ну, вы знаете, когда автор в бесконечно изящных выражениях - или хотя бы с теплом и любовью - повествует о самых обычных, ничем не примечательных местечках... как правило, расположенных в самой дыре мира... 
и о самых обычных людях... и здесь так-то ничего не происходит! 
А у критиков и обозревателей потом принято обо всем этом писать что-нибудь в таком роде - "с глубокой лиричностью и поэтичностью автор повествует/вспоминает о своем детстве..." 
Ну да, в общем-то так оно и есть... В этом и была главная цель автора, как я понимаю... и в этом нет ничего плохого... Книжка действительно написана очень красиво и проникновенно. Каждое предложение, каждый абзац просто доставляют наслаждение. Правда, тут и возникла определенная сложность - сам текст больше походит не на прозу, а на поэзию, стихи в прозе, так сказать - и, соответственно, требует спокойного, неспешного чтения. Но у меня же, в данном случае, книжка из библиотеки, и сроки поджимают и требуют читать побыстрее. Так что, может, какие-то моменты где-то как-то у меня при чтении раскрылись не так, как задумано и не до конца, и все такое.
В целом хорошая книжка, мне понравилось.
Хотя где-то все-таки можно было бы и более четко все изложить, не расползаясь в разные стороны, мне кажется... А может, это опять же из-за некоторой спешки при чтении, это я не знаю. (подумав) Ну, ну все равно - вот линия с тремя сестрами как-то мне определенно ощущается ни к селу, ни к городу...
Через какое-то время - точнее говоря, приступив к выписке цитат - я вдруг обнаружила, как со мной все чаще случается в последнее время, что какие-то моменты раскрываются по-другому... как-то глубже, чем оно казалось при первом скоростном прочтении. Хм.
Вот, в частности, мне вдруг пришло в голову - я читала текст, и мне казалось, что тут автор изложил э... удивительную историю любви... в некотором роде... Тот самый Кристи, который в юности сбежал из Фахи, всю жизнь странствовал по свету и вот в старости вернулся - чтобы... а, кстати, чтобы что?
Если вдуматься, то это, так-то, совершенно неясно. Загадка, которую автор оставляет на усмотрение читателя. То есть, в тексте он как бы ограничивается изложением со слов самого Кристи - а тот наговорил много всего... Кристи в том числе сказал, что он приехал к любимой женщине. Некогда любимой. Потом сказал, что он ее обидел и должен попросить прощения. В угаре всего происходящего это, конечно, проходит нормально. Но если подумать на свежую голову, то - разве это выглядит именно так, как Кристи говорит? 
Вообще-то это выглядит довольно странно. То есть, если он приехал к своей как бы любимой женщине - то вроде как надо бы ее разыскивать? И тут чего проще - спросить о ней у местных? Тем более, что тут - как автор рассказывает и как всем здешним обитателям прекрасно известно - все о всех знают... Но Кристи ничего такого не делает! Единственная, кому он задает прямой и конкретный вопрос - это пребывающая в глубоком маразме старушка, которая, как каждому видно невооруженным глазом, не отличает происходящее вокруг нее сейчас от происходящего когда-то сто лет назад. При этом ГГ, который из любопытства спросил то же самое у своей Суси, получил четкий ответ в ту же минуту! Далее затем - если Кристи, как он говорит, желает попросить у нее прощения - так это же как бы можно спокойно сделать? если просто к ней пойти и попросить прощения? Но Кристи опять же этого не делает! Вместо этого он ночью в пьяном виде приходит к ней и под дверью поет серенады. Опять же - с налету это вполне проходит и кажется естественным... но при спокойном обдумывании, возникает ощущение, что - это же дичь? 
Так чего на самом деле хотел Кристи и зачем он явился в эту богом забытую дыру...
К финалу оказывается, что никаких счастливых концов - в общепризнанном смысле - не будет. В результате любимая женщина Кристи умирает от смертельной болезни. Кристи опять исчезает из Фахи. Да уж. При моей склонности к мистическому восприятию, у меня как-то самопроизвольно начинает выстраиваться такая картинка - что, если Кристи - это не то чтобы тот самый Кристи, паренек, который некогда сбежал из Фахи в большой мир - а, допустим, это некий дух... наподобие всяких сказочных духов, в которых, наверно, все еще верят в здешних глухих местах - фэйри из-под холмов и все такое... Он пришел и увел за собой женщину, которая в реальной жизни умирает.
А что, если тут какие-то намеки, какая-то символика? Как я поняла, эта самая Фаха расположена на западе, дальше ничего нет, один океан... дальше - страна мертвых и фэйри... Кристи приходит как раз оттуда - с той стороны океана... Кстати, туда же ушли и все двенадцать сыновей Суси и Дуны. То есть, вроде бы, номинально они и существуют... но для Суси и Дуны это без разница - они же их все равно больше никогда не увидят... Может, в этом ключе можно рассматривать и неожиданное решение Дуны в финале - когда он отказался от электричества? и Суся отказалась вслед за ним и из солидарности. Что, как будто, они отказались от этих призрачных даров фэйри, отказались следовать за ними, некогда уведших их сыновей, одного за другим - и остались на своей земле, в своем мире?
Или вот еще - нет ли тут тоже каких-то намеков? История начинается на Пасху... И Кристи в это же время появляется в Фахе. Кристи - не является ли это намеренной перекличкой с - Христос? И история ГГ, о чем он слегка только упоминает - у мальчика от тяжелой болезни умирает мать - он дает обет, что станет священником, если мама выздоровеет, но чуда не происходит, мама умирает. И он бросает семинарию, или где у них там в Ирландии готовят на священников, уезжает в Фаху... И в финале опять повторяется то же - ГГ опять обращается с просьбой, молитвой, что если умирающая женщина выздоровеет, то он вернется к вере. Но чуда опять не происходит, она умирает. А ГГ становится таким же неприкаянным странником, как Кристи. Кристи - не Христос...
И вообще, если подумать спокойно, на свежую голову, без этого всего глубоко лирического и поэтического - здесь таки действительно дана история любви. Но это вовсе не Кристи с этой несчастной аптекаршей... и уж тем более не ГГ с тремя сестрами (что мне упорно кажется дикой нелепостью
). Это Суся и Дуна. Которые вовсе не романтические герои и не сказочные персонажи... просто обычные люди, со своими заскоками и недостатками... Но они когда-то поженились в молодости, прожили долгую жизнь, вырастили двенадцать сыновей... и до сих пор в старости продолжают заботиться друг о друге - и умерли пусть не в один день, как выражаются в сказках, но "ушли друг за другом". И, опять же, если подумать, то добрый чудак Дуна приносит в жизнь гораздо больше чудес и волшебства, чем этот загадочный Кристи со своим треском и блеском...
«Дождь здесь, на западном побережье, -условие жизни. Он лупил отвесно и сбоку, с левой руки и с правой, а также и со всех прочих рук, какие только мог удумать Господь».
«Понимаю, что Фаха для обретения уроков жизни место неожиданное, но, по-моему опыту, «ожидаемое» - это не из словаря Господня».
«У мысли о собственной никчемности большие аппетиты».
«И сотня книг не в силах запечатлеть одну-единственную деревню».
«От уединения характер человека делается кристально прозрачным».
«Кэтлин Коннор уже трижды миропомазали, а она все никак не отчалит в Рай, пока, люди поговаривают, не узнает, что ее муж Том в другом месте».
«…Все они народились в апреле, через девять месяцев после сенокоса, и у каждого в характере нечто летнее».
«Отцы наши – тайна, какую постигаешь всю свою жизнь».
«… И вернулся в излюбленное чистилище свое – Министерство, где легионы мужчин в серых костюмах деловито изобретают Государство по образу и подобию своему».
«Теперь я старше, чем он был, когда умер, и ценю то, чего, предполагаю, стоило ему оставаться в живых. Это не очень-то ухватишь, сдается мне, - пока не проснешься стариком и не придется пробираться дальше. В наше время мы отцами своими проникались недостаточно. Как сейчас – не знаю. Проникаюсь им и произношу его имя, Джек, теперь, когда он умер, - такая вот блажь, какую старики себе позволяют. На пользу ли ему это, мне неведомо. Мне же самому иногда немножко помогает».
«Иногда я думаю, что в молодости для человека хуже всего – не находить ответа на вопрос, что делать с доставшейся ему жизнью. По временам ответ словно бы на кончике языка, но не то что возникает следом. Теперь могу сказать, что другой вариант того же самого случается в старости, когда понимаешь, что раз прожил так долго, то наверняка что-то понял, и потому перед рассветом открываешь глаза и думаешь: «Что же я понял? Что хочу сказать?»
«Господь наделил его большими ушами, какие дарует старика в знак наличия чувства юмора, необходимого при творении. Возможно, собственная физиогномика подсказала Дуне его философию: жизнь – комедия. Как тот резиновый болванчик, какого никак не сбить с ног, философию его никак было не оспорить, и, вопреки веским доводам самой жизни, он настаивал на той веселой беззаботности, что достаточно успешно гасила кислятину разочарований».
«То был мир святых, и люди знали дни тех святых и чей праздник на какой день приходится, и из целой их галереи народ выбирал себе любимцев».
«Чтобы защититься от отчаяния, она в юные годы решила жить в ожидании конца света – тактика вдохновенная: если его ожидать, он толком никогда не наступает».
«Он не вполне понимал, что такое деньги. Точнее, не верил в их существование; по его словам, его жизнь все никак не предоставит тому доказательств».
«- Принципы у меня со строчной «п». Таким манером можно и дальше любить ближнего своего».
«Сердечной мудростью своей Дуна понимал: нестареющее средство утешения для мальчика, чья мама больна, - показать ему океан».
«Однажды я наблюдал в городе, как мой дед выходит из пивнушки, достает из кармана большой медный пенни, кладет его на дорогу и идет себе дальше. Когда я спросил его, зачем это, он выдал мне улыбку-айсберг неведомой глубины погружения и ответил: «Мужчина, женщина или ребенок, кто найдет ту монетку, решит, что счастливый сегодня день». Тут он подмигнул мне изо всех сил: «Так оно и будет».
«Отец Коффи произнес проповедь о единстве Церкви и Государства: объявил пришествие электричества и воскрешение Господне».
«…Вес свой нес с видом изумленным, словно сам же излагал белу свету себя-анекдот».
«Сдается мне, истинная неповторимая природа глаз человеческих не поддается описанию… Глаза, возможно, лучшее доказательство существования Творца».
«До того убедительно свидетельство наших глаз и ушей, так стремителен ум, когда составляет свою версию происходящего, что едва ль не труднее всего в этом мире понять, что все можно видеть иначе».
«Когда родился в одном веке, а разгуливаешь уже в другом, возникает в ногах некоторая шаткость. Пусть всем нам повезет прожить достаточно долго, чтобы времена наши сделались легендой».
«Ирландский лес, как нам было известно со школы, свели для флота лорда Нельсона, и лес теперь лежал в глубинах вместе со всем остальным адмиралтейством».
«Кости времени – факт».
«В природе человеческой заложено мечтать, а во вздорной природе брака – надеяться, что время уладит непримиримое».
«По-моему, то качество, какое делает любую книгу, музыку, картину достойной, - сама жизнь, вот и все. Книги, музыка, живопись – не жизнь, никогда им не стать столь полными, богатыми, сложными, удивительными или прекрасными, однако лучшим из них удается уловить отзвук, они способны повернуть вас и заставить глянуть в окно, выйти за дверь в понимании, что вас обогатили, они помогли вам еще раз осознать, до чего поразительна жизнь».
«Когда доживаешь до возраста своего деда, жизнь со всеми ее болями обретает черты комедии».
« - Люди – создания глубже, чем способны постичь. Таково одно из доказательств Господа, других объяснений нету».
«Соседи, как Иисусу было известно, бывают немалым испытанием христианству в человеке».
«Дуна берегся от горя, какое подымалось в нем от избытка действительности».
«Одна из трагедий этой жизни в том, что жизнь то и дело встает на пути благих намерений».
«Жизнь полна увечий и исцелений, мы ушибаемся друг о дружку, просто живя, но есть надежда, что в некоторые дни мы это осознаём».
«Пусть по-прежнему необычайно длинные, волосы у нее стали почти белы. Лицо в профиль словно высечено в камне, но было в нем и то, что, как я постигну лишь годы спустя, время творит с великой красотой – утончает ее, будто прошла она сквозь пламя».
«… Боли, какие Господь наш вправляет в кости старикам, чтобы Вечный Покой показался им привлекательным».
«Если бы все, что люди делают, объяснялось логикой, история этого мира была бы сюжетом незатейливым».
«Мне предстояло осознать, что по-христиански вести себя способен, вероятно, лишь Христос».
«Машина Государства забывает, что сооружена она людьми».
«…И в жиже, и в гуще, считал Дуна, мир всегда попытается упасть правильным боком кверух».
«…Преувеличиваю ли я? Конечно. Правде все равно. Вот чему учит жизнь: иногда до правды можно дотянуться лишь преувеличением».
«Утешался мыслью, что у идиотизма есть место под солнцем, существуют шестеренки и рычаги и у малейшего события, а ошибочные повороты наши уравновешены Создателем – Который не только прощает их, но и обустраивает исходно – и также тем, что все сюжеты, в конце концов поворачиваются как надо».
«В этой жизни величайшая трудность рода мужского и рода женского состоит попросту в том, как любить другого человека».
«Довольно скоро вы доберетесь туда, где не будете убеждены, что наступит завтра, где задумаетесь: «Скажу-ка я это сейчас, здесь», и дело не только в том, что время более не за вас, - вы осознаете, что за вас оно и не было никогда, все проходит быстрее, чем вы успеваете им проникнуться, и мИнут чудеса целиком, стремительная зелень весны, неосязаемые силуэты песен незримых птиц, взлет и падение белых волн – минет все, а вы и не заметите».
«У нее была застенчивость тех, кому кажется, что шрамы души их зримы извне».
«- Никогда не стремись к совершенству, - постановил он. – Мы – люди».
«Улыбка – это золотой ключик, сколько всего в жизни можно им отпереть».
«Бывают в жизни времена, которые проходят, но не теряют блеска, а значит, никогда не умирают, и свет их по-прежнему в тебе».
«Тогдашние вечера нисходили подобно расшитым покровам, теплые и синие, прежде чем проступали звезды, живое воплощение тихого, уступчивого уюта, который есть в слове м а й. Произнеси его – и услышишь звук, с каким нисходит вечер над Фахой, а за улицей река облачается в темно-синие небеса, словно в любимую шаль. М а й. Звук обертывающий. Звук, в котором слышится «мама».
«Она осталась верна строгим почтмейстерским обетам молчания и никому ничего не говорила, пока не рассказала. Некоторые истории слишком хороши, чтобы не поведать их, - таково было оправдание в Фахе. Она выложила эту историю своей сестре в Дублине, решив, что три сотни миль – безопасное расстояние, чтобы вытряхнуть кота из мешка, но недооценила, до чего шустры у того кота лапы: байка отправилась в обратный путь тем же вечером, когда та сестра поделилась услышанным с подругой, и миссис Прендергаст недооценила не только хитрость самого кота, но и блох вымысла, каких тот кот нацеплял по дороге».
«Они и дальше жили, как прежде, а такова молитва большинства из людей».
«Его утрату я ощутил еще до его отъезда. Что, наверное, есть вполне подходящее описание любви».
«С годами доживаешь до понимания, что на молитвы, бывает, приходит ответ не на той частоте, к какой прислушивался. Нам всем необходимо отыскивать историю, чтобы жить согласно ей и в ней, иначе не выдержать нам неизбежности страдания».
Сюжет: 50-е годы, некая местность Фаха... расположенная в самой глухой дыре в и так не сильно развитой Ирландии... Здесь проживают Суся и Дуна - что означает, в переводе с местного диалекта, с поправкой на детское лопотание - баба и деда... ГГ проживал у них в детстве летом, а потом приехал к ним уже в юношеском возрасте, переживая кризис в жизни после смерти матери... А, нет - осознает затем читатель - ГГ уже глубокий старик и вспоминает обо всем этом - о времени, которое ушло безвозвратно, о стране и людях, которых уже больше нет... Итак, вспоминает о том необыкновенном лете, когда в Фахе внезапно кончился дождь, и прибыли рабочие проводить электричество - в том числе прибыл некто Кристи, бродяга и искатель приключений, остановившийся в доме Суси и Дуны... Но - как затем выяснилось - оказалось, что Кристи некогда сам был уроженцем этой местности и привело его сюда одно таинственное и важное дело...
Вот еще углядела в библиотеке книжку, которую долгое время сама раздумывала приобрести...
Потому что про нее долго твердили и буктьюберы, и разные высокоинтеллектуальные колонки... Очень удачно, в общем, она мне подвернулась. По странному стечению обстоятельств произошло такое совмещение - тут в книжке происходит Пасха, и я ее прочитала где-то в это же время. Что ж... читать дальшеНаслушавшись упоминаний, я подошла к чтению уже подготовленной - представляла, в общем, чего ожидать.
Это, конечно, в первую очередь книжка из такого специального разряда... ну, вы знаете, когда автор в бесконечно изящных выражениях - или хотя бы с теплом и любовью - повествует о самых обычных, ничем не примечательных местечках... как правило, расположенных в самой дыре мира... и о самых обычных людях... и здесь так-то ничего не происходит! А у критиков и обозревателей потом принято обо всем этом писать что-нибудь в таком роде - "с глубокой лиричностью и поэтичностью автор повествует/вспоминает о своем детстве..." Ну да, в общем-то так оно и есть... В этом и была главная цель автора, как я понимаю... и в этом нет ничего плохого... Книжка действительно написана очень красиво и проникновенно. Каждое предложение, каждый абзац просто доставляют наслаждение. Правда, тут и возникла определенная сложность - сам текст больше походит не на прозу, а на поэзию, стихи в прозе, так сказать - и, соответственно, требует спокойного, неспешного чтения. Но у меня же, в данном случае, книжка из библиотеки, и сроки поджимают и требуют читать побыстрее. Так что, может, какие-то моменты где-то как-то у меня при чтении раскрылись не так, как задумано и не до конца, и все такое. В целом хорошая книжка, мне понравилось.
Хотя где-то все-таки можно было бы и более четко все изложить, не расползаясь в разные стороны, мне кажется... А может, это опять же из-за некоторой спешки при чтении, это я не знаю. (подумав) Ну, ну все равно - вот линия с тремя сестрами как-то мне определенно ощущается ни к селу, ни к городу... Через какое-то время - точнее говоря, приступив к выписке цитат
- я вдруг обнаружила, как со мной все чаще случается в последнее время, что какие-то моменты раскрываются по-другому... как-то глубже, чем оно казалось при первом скоростном прочтении. Хм. Вот, в частности, мне вдруг пришло в голову - я читала текст, и мне казалось, что тут автор изложил э... удивительную историю любви... в некотором роде... Тот самый Кристи, который в юности сбежал из Фахи, всю жизнь странствовал по свету и вот в старости вернулся - чтобы... а, кстати, чтобы что?
Если вдуматься, то это, так-то, совершенно неясно. Загадка, которую автор оставляет на усмотрение читателя. То есть, в тексте он как бы ограничивается изложением со слов самого Кристи - а тот наговорил много всего... Кристи в том числе сказал, что он приехал к любимой женщине. Некогда любимой. Потом сказал, что он ее обидел и должен попросить прощения. В угаре всего происходящего это, конечно, проходит нормально. Но если подумать на свежую голову, то - разве это выглядит именно так, как Кристи говорит? Вообще-то это выглядит довольно странно. То есть, если он приехал к своей как бы любимой женщине - то вроде как надо бы ее разыскивать? И тут чего проще - спросить о ней у местных? Тем более, что тут - как автор рассказывает и как всем здешним обитателям прекрасно известно - все о всех знают... Но Кристи ничего такого не делает! Единственная, кому он задает прямой и конкретный вопрос - это пребывающая в глубоком маразме старушка, которая, как каждому видно невооруженным глазом, не отличает происходящее вокруг нее сейчас от происходящего когда-то сто лет назад. При этом ГГ, который из любопытства спросил то же самое у своей Суси, получил четкий ответ в ту же минуту! Далее затем - если Кристи, как он говорит, желает попросить у нее прощения - так это же как бы можно спокойно сделать? если просто к ней пойти и попросить прощения? Но Кристи опять же этого не делает! Вместо этого он ночью в пьяном виде приходит к ней и под дверью поет серенады. Опять же - с налету это вполне проходит и кажется естественным... но при спокойном обдумывании, возникает ощущение, что - это же дичь? Так чего на самом деле хотел Кристи и зачем он явился в эту богом забытую дыру... К финалу оказывается, что никаких счастливых концов - в общепризнанном смысле - не будет. В результате любимая женщина Кристи умирает от смертельной болезни. Кристи опять исчезает из Фахи. Да уж. При моей склонности к мистическому восприятию, у меня как-то самопроизвольно начинает выстраиваться такая картинка - что, если Кристи - это не то чтобы тот самый Кристи, паренек, который некогда сбежал из Фахи в большой мир - а, допустим, это некий дух... наподобие всяких сказочных духов, в которых, наверно, все еще верят в здешних глухих местах - фэйри из-под холмов и все такое... Он пришел и увел за собой женщину, которая в реальной жизни умирает.
А что, если тут какие-то намеки, какая-то символика? Как я поняла, эта самая Фаха расположена на западе, дальше ничего нет, один океан... дальше - страна мертвых и фэйри... Кристи приходит как раз оттуда - с той стороны океана... Кстати, туда же ушли и все двенадцать сыновей Суси и Дуны. То есть, вроде бы, номинально они и существуют... но для Суси и Дуны это без разница - они же их все равно больше никогда не увидят... Может, в этом ключе можно рассматривать и неожиданное решение Дуны в финале - когда он отказался от электричества? и Суся отказалась вслед за ним и из солидарности. Что, как будто, они отказались от этих призрачных даров фэйри, отказались следовать за ними, некогда уведших их сыновей, одного за другим - и остались на своей земле, в своем мире? Или вот еще - нет ли тут тоже каких-то намеков? История начинается на Пасху... И Кристи в это же время появляется в Фахе. Кристи - не является ли это намеренной перекличкой с - Христос? И история ГГ, о чем он слегка только упоминает - у мальчика от тяжелой болезни умирает мать - он дает обет, что станет священником, если мама выздоровеет, но чуда не происходит, мама умирает. И он бросает семинарию, или где у них там в Ирландии готовят на священников, уезжает в Фаху... И в финале опять повторяется то же - ГГ опять обращается с просьбой, молитвой, что если умирающая женщина выздоровеет, то он вернется к вере. Но чуда опять не происходит, она умирает. А ГГ становится таким же неприкаянным странником, как Кристи. Кристи - не Христос...
И вообще, если подумать спокойно, на свежую голову, без этого всего глубоко лирического и поэтического - здесь таки действительно дана история любви. Но это вовсе не Кристи с этой несчастной аптекаршей... и уж тем более не ГГ с тремя сестрами (что мне упорно кажется дикой нелепостью
). Это Суся и Дуна. Которые вовсе не романтические герои и не сказочные персонажи... просто обычные люди, со своими заскоками и недостатками... Но они когда-то поженились в молодости, прожили долгую жизнь, вырастили двенадцать сыновей... и до сих пор в старости продолжают заботиться друг о друге - и умерли пусть не в один день, как выражаются в сказках, но "ушли друг за другом". И, опять же, если подумать, то добрый чудак Дуна приносит в жизнь гораздо больше чудес и волшебства, чем этот загадочный Кристи со своим треском и блеском... «Дождь здесь, на западном побережье, -условие жизни. Он лупил отвесно и сбоку, с левой руки и с правой, а также и со всех прочих рук, какие только мог удумать Господь».
«Понимаю, что Фаха для обретения уроков жизни место неожиданное, но, по-моему опыту, «ожидаемое» - это не из словаря Господня».
«У мысли о собственной никчемности большие аппетиты».
«И сотня книг не в силах запечатлеть одну-единственную деревню».
«От уединения характер человека делается кристально прозрачным».
«Кэтлин Коннор уже трижды миропомазали, а она все никак не отчалит в Рай, пока, люди поговаривают, не узнает, что ее муж Том в другом месте».
«…Все они народились в апреле, через девять месяцев после сенокоса, и у каждого в характере нечто летнее».
«Отцы наши – тайна, какую постигаешь всю свою жизнь».
«… И вернулся в излюбленное чистилище свое – Министерство, где легионы мужчин в серых костюмах деловито изобретают Государство по образу и подобию своему».
«Теперь я старше, чем он был, когда умер, и ценю то, чего, предполагаю, стоило ему оставаться в живых. Это не очень-то ухватишь, сдается мне, - пока не проснешься стариком и не придется пробираться дальше. В наше время мы отцами своими проникались недостаточно. Как сейчас – не знаю. Проникаюсь им и произношу его имя, Джек, теперь, когда он умер, - такая вот блажь, какую старики себе позволяют. На пользу ли ему это, мне неведомо. Мне же самому иногда немножко помогает».
«Иногда я думаю, что в молодости для человека хуже всего – не находить ответа на вопрос, что делать с доставшейся ему жизнью. По временам ответ словно бы на кончике языка, но не то что возникает следом. Теперь могу сказать, что другой вариант того же самого случается в старости, когда понимаешь, что раз прожил так долго, то наверняка что-то понял, и потому перед рассветом открываешь глаза и думаешь: «Что же я понял? Что хочу сказать?»
«Господь наделил его большими ушами, какие дарует старика в знак наличия чувства юмора, необходимого при творении. Возможно, собственная физиогномика подсказала Дуне его философию: жизнь – комедия. Как тот резиновый болванчик, какого никак не сбить с ног, философию его никак было не оспорить, и, вопреки веским доводам самой жизни, он настаивал на той веселой беззаботности, что достаточно успешно гасила кислятину разочарований».
«То был мир святых, и люди знали дни тех святых и чей праздник на какой день приходится, и из целой их галереи народ выбирал себе любимцев».
«Чтобы защититься от отчаяния, она в юные годы решила жить в ожидании конца света – тактика вдохновенная: если его ожидать, он толком никогда не наступает».
«Он не вполне понимал, что такое деньги. Точнее, не верил в их существование; по его словам, его жизнь все никак не предоставит тому доказательств».
«- Принципы у меня со строчной «п». Таким манером можно и дальше любить ближнего своего».
«Сердечной мудростью своей Дуна понимал: нестареющее средство утешения для мальчика, чья мама больна, - показать ему океан».
«Однажды я наблюдал в городе, как мой дед выходит из пивнушки, достает из кармана большой медный пенни, кладет его на дорогу и идет себе дальше. Когда я спросил его, зачем это, он выдал мне улыбку-айсберг неведомой глубины погружения и ответил: «Мужчина, женщина или ребенок, кто найдет ту монетку, решит, что счастливый сегодня день». Тут он подмигнул мне изо всех сил: «Так оно и будет».
«Отец Коффи произнес проповедь о единстве Церкви и Государства: объявил пришествие электричества и воскрешение Господне».
«…Вес свой нес с видом изумленным, словно сам же излагал белу свету себя-анекдот».
«Сдается мне, истинная неповторимая природа глаз человеческих не поддается описанию… Глаза, возможно, лучшее доказательство существования Творца».
«До того убедительно свидетельство наших глаз и ушей, так стремителен ум, когда составляет свою версию происходящего, что едва ль не труднее всего в этом мире понять, что все можно видеть иначе».
«Когда родился в одном веке, а разгуливаешь уже в другом, возникает в ногах некоторая шаткость. Пусть всем нам повезет прожить достаточно долго, чтобы времена наши сделались легендой».
«Ирландский лес, как нам было известно со школы, свели для флота лорда Нельсона, и лес теперь лежал в глубинах вместе со всем остальным адмиралтейством».
«Кости времени – факт».
«В природе человеческой заложено мечтать, а во вздорной природе брака – надеяться, что время уладит непримиримое».
«По-моему, то качество, какое делает любую книгу, музыку, картину достойной, - сама жизнь, вот и все. Книги, музыка, живопись – не жизнь, никогда им не стать столь полными, богатыми, сложными, удивительными или прекрасными, однако лучшим из них удается уловить отзвук, они способны повернуть вас и заставить глянуть в окно, выйти за дверь в понимании, что вас обогатили, они помогли вам еще раз осознать, до чего поразительна жизнь».
«Когда доживаешь до возраста своего деда, жизнь со всеми ее болями обретает черты комедии».
« - Люди – создания глубже, чем способны постичь. Таково одно из доказательств Господа, других объяснений нету».
«Соседи, как Иисусу было известно, бывают немалым испытанием христианству в человеке».
«Дуна берегся от горя, какое подымалось в нем от избытка действительности».
«Одна из трагедий этой жизни в том, что жизнь то и дело встает на пути благих намерений».
«Жизнь полна увечий и исцелений, мы ушибаемся друг о дружку, просто живя, но есть надежда, что в некоторые дни мы это осознаём».
«Пусть по-прежнему необычайно длинные, волосы у нее стали почти белы. Лицо в профиль словно высечено в камне, но было в нем и то, что, как я постигну лишь годы спустя, время творит с великой красотой – утончает ее, будто прошла она сквозь пламя».
«… Боли, какие Господь наш вправляет в кости старикам, чтобы Вечный Покой показался им привлекательным».
«Если бы все, что люди делают, объяснялось логикой, история этого мира была бы сюжетом незатейливым».
«Мне предстояло осознать, что по-христиански вести себя способен, вероятно, лишь Христос».
«Машина Государства забывает, что сооружена она людьми».
«…И в жиже, и в гуще, считал Дуна, мир всегда попытается упасть правильным боком кверух».
«…Преувеличиваю ли я? Конечно. Правде все равно. Вот чему учит жизнь: иногда до правды можно дотянуться лишь преувеличением».
«Утешался мыслью, что у идиотизма есть место под солнцем, существуют шестеренки и рычаги и у малейшего события, а ошибочные повороты наши уравновешены Создателем – Который не только прощает их, но и обустраивает исходно – и также тем, что все сюжеты, в конце концов поворачиваются как надо».
«В этой жизни величайшая трудность рода мужского и рода женского состоит попросту в том, как любить другого человека».
«Довольно скоро вы доберетесь туда, где не будете убеждены, что наступит завтра, где задумаетесь: «Скажу-ка я это сейчас, здесь», и дело не только в том, что время более не за вас, - вы осознаете, что за вас оно и не было никогда, все проходит быстрее, чем вы успеваете им проникнуться, и мИнут чудеса целиком, стремительная зелень весны, неосязаемые силуэты песен незримых птиц, взлет и падение белых волн – минет все, а вы и не заметите».
«У нее была застенчивость тех, кому кажется, что шрамы души их зримы извне».
«- Никогда не стремись к совершенству, - постановил он. – Мы – люди».
«Улыбка – это золотой ключик, сколько всего в жизни можно им отпереть».
«Бывают в жизни времена, которые проходят, но не теряют блеска, а значит, никогда не умирают, и свет их по-прежнему в тебе».
«Тогдашние вечера нисходили подобно расшитым покровам, теплые и синие, прежде чем проступали звезды, живое воплощение тихого, уступчивого уюта, который есть в слове м а й. Произнеси его – и услышишь звук, с каким нисходит вечер над Фахой, а за улицей река облачается в темно-синие небеса, словно в любимую шаль. М а й. Звук обертывающий. Звук, в котором слышится «мама».
«Она осталась верна строгим почтмейстерским обетам молчания и никому ничего не говорила, пока не рассказала. Некоторые истории слишком хороши, чтобы не поведать их, - таково было оправдание в Фахе. Она выложила эту историю своей сестре в Дублине, решив, что три сотни миль – безопасное расстояние, чтобы вытряхнуть кота из мешка, но недооценила, до чего шустры у того кота лапы: байка отправилась в обратный путь тем же вечером, когда та сестра поделилась услышанным с подругой, и миссис Прендергаст недооценила не только хитрость самого кота, но и блох вымысла, каких тот кот нацеплял по дороге».
«Они и дальше жили, как прежде, а такова молитва большинства из людей».
«Его утрату я ощутил еще до его отъезда. Что, наверное, есть вполне подходящее описание любви».
«С годами доживаешь до понимания, что на молитвы, бывает, приходит ответ не на той частоте, к какой прислушивался. Нам всем необходимо отыскивать историю, чтобы жить согласно ей и в ней, иначе не выдержать нам неизбежности страдания».
@темы: Книги