
"Вчера я с Тургеневым обедал у Дашкова на даче. Там кто-то сказывал новость, которой я, однако, не верю, ибо, конечно бы, из Одессы мне кто-нибудь бы написал. Сказавший слышал, что молодой поэт Пушкин застрелился. Вернее то, что он отставлен. Не ужился с Воронцовым, этого я понять не могу."
"Вяземский не думает, чтобы известие о смерти Пушкина-поэта было справедливо; да ты и сам того же мнения. Он имеет свежее письмо от жены. Она ему не пишет ничего, а только говорит о ссоре Пушкина с Воронцовым и обвиняет забубенную молодую голову стихотворческую. И подлинно, чего ожидать от того, кто не умел ужиться с таким начальником, как Воронцов? Он, кажется, писал вздоры на его счет в Петербург, а Воронцов за это платил ему ласкою и добром; дал ему комиссию какую-то по саранче, а он, чем повиноваться, подал в отставку."
"Я не верил с самого начала самоубийству Пушкина. Он, может быть, душу свою погубит, а тело - никогда. Я слышал, что он исключен из списков служащих, и велено жить в деревне у отца. Вот и таланты без поведения - плохое дело. Я думаю, ему лет 25, а карьеру свою кончил не весьма лестным образом. Подлинно, кто с Воронцовым не ужился, вряд ли с кем уживется. Тургенев был у меня, тебе кланяется и говорит, что Пушкин не исключен, а просто отставлен, и велено жить у отца в деревне."
"О Пушкине, несмотря на прекрасные его стихотворения, никто не пожалеет. Кажется, Воронцов и добр, и снисходителен, а и с ним не ужился этот повеса. Будет, живя в деревне, вспоминать Одессу; да нельзя уже будет пособить. Василий Львович //дядя Пушкина// считает, что сие убьет отца его."