Хм. Выступление Путина по пенсионной реформе. Сейчас сообщают, что убили Захарченко.
Какое-то смутное чувство возникает, что это все взаимосвязано. Что какие-то силы где-то там пришли в движение, кто-то чего-то отыграл - и не в нашу пользу...

Заслушала вчера ролик с выступлением Кургиняна по речи Путина. Чего-то показалось, что его прямо торкнуло. Временами даже с трудом удерживал связность речи.
Вот будто человек до последнего надеялся, что все же Путин... а тут что ли оказывается, что вот уже некуда деваться и надо реально переходить к тем страшным и ужасным мерам, которыми они все это время грозно грозили. А страшно и не хочется. Мда.

---

Книжный столик

"Были горы Высокой". Воспоминания рабочих тагильских заводов.

"В 1805 году были пригнаты мои предки из Черниговской губернии. Молодыми. Только их поженил помещик и продал. Стали работать горняками - также крепостными."

"В солдаты отдавали в год одинова. Подбирали заранее, и люди не знали, когда кого заберут. Это делали тайно. Кто где был, на работе ли, грязной или какой - заберут и домой не отпустят."

"Дед рассказывал, что были здесь когда-то люди, которые участвовали в пугачевских отрядах в боях под Оренбургом. Впоследствии бежали они на верх Урала и скрывались на здешних рудниках. Ведь тут принимали тогда всячину."

"С десятилетнего возраста на подходящую работу ставили. Рассказываю со слов отца о порядках при управителе здешнего рудника Шмакове Иване Леонтьевиче в 1850 году. Приходит Иван Леонтьевич в забой к забойщику. А сорта мешать было запрещено.
- Что, шельма! Чего перепутал?
Берет его за волосы и дерет. Частые случаи. Так дед был забит в руднике за невыполнение урока. Зададут вот выробить четверть сажени. А если забой крепкий? Приходит перед концом работы десятник с правилом. Смеряет. Потом вылезает наверх, садится у западни. И этих вот, которые не выполнили урока, берут слуги хозяина. Берут в пожарную каланчу, в которой стояла чугунная печь. Накаливают докрасна. Садят их за печку. И топят печь жарко. За печкой этой так томят, что человек изнеможет. Приходит Иван Леонтьевич.
- Что, шельма, нагрелся! Будешь урок выполнять?"

"За неявку на работу - стежка. И женщин стегали. Юбку нижнюю намочат, натянут да стегают, чтобы плотнее было. А если плохо палач стегает: "Ты, шельма, чего? Ложись сам!"

"Отец шести лет был нянька. В четыре часа утра мать и отец уходят на работу. Мать пойдет и накажет: "Водись! Молочка дай ребенку!" Отец так и был нянькой шести детей. Так унянчивал, что все шесть умерли. Один умирает, другой родится, и снова водись..."

"Смотритель в каждую смену спускался два раза. Обойдет все работы. Реденький рабочий отделается так, что смотритель его не побьет. Хоть раз, да ударит, а кого и за волосы оттаскает. Рабочие трепетали в те часы, когда к ним спускался Шмаков. Если он входит в забой, то рабочий не должен ни останавливаться, ни глянуть куда-нибудь. За это Шмаков бьет по затылку или возит за волосы. Если же он идет по проходной, где руду катают, и попадется ему катчик, который не отворотит с дороги, то Шмаков бьет его кулаком наотмашь, сшибает с покату и говорит: "Не видишь, кто идет?" А если другой катчик, узнав, за что били первого, сбросит тачку с покату и даст дорогу, то получает то же, что первый. Шмаков говорит: "Я что, слепой? Не отворочу разве?" И люди не знали, что делать
Но были некоторые рисковые. Такой точно прислушивается, когда Шмаков входит в забой, сейчас же берет кайло на плечо и встает в сторону. Такого рабочего Шмаков не бил, но считал "грубияном" и всех "грубиянов" беспощадно сдавал в солдаты."

"Сколько перебило людей шпурами! Каждый забойщик палил сам. Буры приносит с собой, взрывной материал, а обращаться спервоначалу новичок не умеет. Или сам зажжет, или кого попросит. Ждет-ждет - не выходит взрыв. А пойдет в забой посмотреть - и мозги разлетятся по камням... Семьям ничего не платили Дети должны были по миру идти."

"Я поступил на работу в 1878 году, одиннадцати лет, а в шахту спустился семнадцати лет на 91-ю сажень. Всего сто саженей было. Рабочая смена - 12 часов с перерывом на один час."

"Когда время выходить из шахты, берут березовый черешок, привяжут записочку: "Сколь время?" Пошлют наверх. Оттуда таким же порядком ответ. А вылезешь из шахты раньше времени мокрый, западня заперта, ступеньки обледенелые. Человек 30-40 мерзнут, просят: отопри!
- Нет, сукины дети! Рано вылезли!
До пяти не откроет. Домой прибежишь - портянки обледенели. Хозяйка знает. Поставит котел с водой на печку. Воду в таз выльет. Опустишь ноги, оттаиваешь. И эта работа продолжалась до 1889 года. В 1889 году появилось самое ладное слово в Тагиле - забастовка."

"Малолетним разбивал я крупные камни. Труд был с пяти утра до пяти вечера, с часовым перерывом на обед. Плата - 12 копеек в день. Начальник наш, Денис Игнатьевич Кондаков - личность известная по пьянке. Каждому мальчишке был наказ: "Камешек найдешь - неси в угол! Малахит полосатый." И этот камень потом он сбывал на стороне. Через что и шла беспробудная пьянка."

"С десяти лет я поступил сортировать малахит на Медный рудник, где проработал до четырнадцати лет. Заработок мой был очень мал, три-два рубля в получку. Решил эту работу переменить. С тринадцатилетним братишкой Максимом мы поступили в Северную шахту катать вагонетки.. Работать приходилось по двенадцать часов ежедневно. Работа нам выпала непосильная, железная дорожка была не усовершенствована. Некоторые вагоны доходили весом до 50 пудов тяжести. Во время катки вагоны сходили с рельс, нам с братом непосильно было поднимать вагон. Я как старше был брата, меня брало зло, что так часто вагоны срывались. Бил я его за это по ушам, он плачет, глядя на него, заплачу и я, но все-таки подымать вагон и катить нужно было дальше. Шахта не ждет, дает сигнал, и очередной вагон все-таки подходит. Когда станешь доносить щегерю шахты Сушкову о неисправности дорожки, тот заявляет: "Ну вас к черту, вам все негодно. Вас только осталось выгнать отсюда с работы!" В следующий раз, хоть и получалась авария, но из боязни, чтобы не убрали с работы, приходилось молчать, так как в то время была сильная безработица."

"Отец мой был алкоголик, получку всю протаскивал в кабак, а нам приходилось голодовать. Потом отец мой помер, я остался в семье самый старший, мне было в то время десять лет, а всего семьи у нас осталось после отца десять человек."

"Я проучился три года в гальянской школе. Было трудно нам третий год. Перевели нас в третий класс шестьдесят человек, а к концу года осталось двадцать. В неделю три раза приезжал к нам отец Леонид, священник. Бывало закричит - на заднюю парту слюни летят. Он нас учил закону божию. Кому ухо оторвет, кому волосы выдерет. И все за религию за эту. Отцы на него ходили жаловаться, и все ничего. Потому немногие и выдержали до конца года. Намотает, бывало, у девочки косу на руку и бьет головой о парту."

"Было много мокрых забоев, промокнешь до ниточки, или таких душных, что огонь не горит. В некоторых забоях газ от буров не выходил, гоняли его курточками, болит голова - череп снимает."

"Пошли слухи, что теперь царская власть и подати брать с нас будет за имущество, до этого не платили с дома, с имущества. И вот, чтобы это узнать, выбрали четырех делегатов: Сидорова, Лоханова Ванюшку, Егора Калимасова, Николая Христофоровича Петрова. Пошли они в волость и не вернулись: их арестовали."

"До приезда солдат ни стражников, ни урядников, ни полиции во всем городе не было видно. А тут они на конях и пешие появились со всех сторон, и давай стегать нагайками публику. Командир, который ехал впереди солдат на белой лошади, запретил стегать. Скомандовал: "По домам!" И все побежали. Кто куда, всяко! Недосуг тут узнавать, какая улица твоя. Это было 10 января По доказу волостной администрации стали хватать народ. Показывал-то не земской начальник, а свидетели: старосты, старшины. И публика сама была неорганизованная, когда повезут, друг на дружку доказывали."

"Когда привезли в Екатеринбург, начальство съехалось. Нас выпустили и расставили по четыре человека. Скомандовали: "Шашки выше!" Я стоял на краю, думал, что головы отсекать будут. Ноги дрожали. Шашки ржавые. Я и сейчас их не могу видеть..."

"Отец Иов, отец Андрон и отец Ироид бежали сюда на Урал из Москвы при Петре I. Будто бы были они раскольники. Один из них, Ироид, был будто бы замешан в Стрелецком бунте. Тут в стародавние времена дивно кержаков-то селилось."

"За все проступки детей били нещадно. Больше всего доставалось от деда сыну Абраму, который был бойчее других. Или табаку покурит, или рюмку вина выпьет, или минут на пятнадцать опоздает прийти домой. Отец бил его цепью или поленом. Волосы тогда кержаки стригли в кружок. Однажды Абрам решил постричься под польку. Постригся и двое суток не приходил домой, знал, что будет ему лупка. Когда он пришел домой и снял шапку, дед Петр увидал, что Абрам постригся под польку. Не говоря ничего, дед взял цепь и начал бить ею сына. Абрам ревел, кричал, просил простить его, потом перестал кричать. Дед исстегал его в кровь. От этой стежки Абрам через три дня помер."

"Рук я не знал, которая правая, которая левая. Перекрестишься левой, и за ухи сейчас тебя. Я стал бояться в церкву ходить. Дома молишься - мочалинку привяжешь на руку. Посмотрел: ага, значит, правая. Ей и крестишься. А то замараешь нарочно левую руку чем-нибудь. Поглядел: грязной рукой молиться нельзя, правой молишься. А в церкви так нельзя. Придешь - скажут: что за мочалинка у тебя? А с грязной рукой придешь - выгонят. Беда! Через это мольба мне опротивела."

"Два раза ее в лучинкину веру купали в реке зимой. Макнут ее нагую в прорубь, в тулуп завернут, привезут в дом и отогревают. Это у них такая вера. Когда кто два раза перенесет это, две купальни, то считается у них как бы святая, уже непорочная. Ей купанья не поглянулись, она ушла от них и вышла замуж. А у них такое правило: раз святая, то замуж выходить не смеет. А если вышла замуж, то должна помереть медленной смертью, от голода. Постепенно морят, морят, все мене и мене дают есть. Чтобы одни кости остались."

"Ключевских людей кормят горы. Они дают им рудничную работу, работу в лесничестве, материал для жилья, корм для скотины."

"У каждого есть лошадь, а иногда три-четыре-пять-шесть. В горняцком обиходе нельзя без лошади. Нет больше той обиды, как сказать человеку: "Не бывало во дворе у тебя конского копыта", то есть, не умеешь ты судить о лошадях."

"Особенно дерутся по праздникам на прудке у Медного рудника. Начинает челядешка, подходят взрослые парни, присоединяются недавно женившиеся, под конец вступают семейные горняки. Идет всеобщая лупцовка, кулачный бой. Редко у кого из забойщиков не была голова развалена, да лицо не разбито, да бок ножом не подколот. Все как есть ходят в шрамах."

"Толчок у парней был один на проулке. Со всего третьего района соберутся в одно место и начнут друг с другом счеты сводить. Слово за слово - пошла потасовка. Обязательно на две партии разделялись и дрались. Страшно, а бежишь посмотреть на драку. Что видишь - ужас! А если который праздник нет драки, то скука берет..."

"Я три класса кончил в Троицкой церкви, а когда меня хотели в городское отдать, то не приняли за то, что отец был стеганый за земского начальника."

"В день выписки выходил отец с завода и в которую проходную не выйдет - обязательно угадает в кабак. Эти заведения присосались к заводу со всех сторон. Ровно клопы к спящему."

"На Гальянке ненавидели полицию и особенно ингушей. Их было у нас человек семь-восемь. Как вечер, ингуши собираются, в бурках, с нагайками, и едут по Гальянке на лошадях. Дело дошло до того, что матери даже детей пугали: "Не плачь! Ингушу отдам."

"В то время администрация жила за счет рабочих. Возьмем смотрителя Большой выработки Ермила Родионыча Бушина У него завелся такой порядок. Артель из четырех человек обязательно должна уплатить ему по 50 копеек с человека. Дадут два рубля - тогда ладно, будут зарабатывать побольше, копеек по восемьдесят-девяносто. Рубль в то время зарабатывать не допускалось. Бушин услужливым рабочим давал снисхождение, а тем, которые не оплачивали ему "налога" и не служили в домашних работах, было очень плохо. Он тебе и платы не додаст, и забой даст плохой."

"Отец всегда говорил:
- Вас, девчонок, кормить - все равно что за окно бросать. Вырастете, замуж пойдете, будете работать на чужую семью. Что мне пользы тогда."

"А расчет у всех подрядчиков один - недодать да схерить. Ходишь-ходишь за деньгами, а он все: "Нет мелких..." На руднике нам жаловаться некуда. Подрядчик что хотел, то и делал."

"Сею руду. Дело было зимой. Стужа. Мы тогда, женщины рабочего класса, не носили кальсон. Вот где было мучение! Зябнут колени, и ознобишь, и обветришь. Почти валишься на работе, а домой придешь - воешь, не знаешь, куда деваться от боли."

"Спрашивают меня:
- Как же ты это-то сробила? Кони сдыхают, а ты с эстоль выробила?
Мне 63 года. Я 55 лет выробила. Я всю породу знаю: серистую, медистую, фосфористую, полумартит, мартит, железняк... Я и сейчас согласна робить, да глаза не видят мои. Серистую, поди уж, не отличить..."

---

Ну, можно, конечно, по всякому относиться к Кобзону, но вот эта песня однозначно шедевр. Вот помню еще, как ее исполняли в первый раз - и тогда уже было потрясение...

---

Включаю интернет - так это что же, Кобзон умер? Вот ничего себе...
В смысле, один из тех, кто казался вечным и неизменным. Человек-эпоха, да. Ну, и не будем забывать про Норд-Ост...

В ЖЖ сделали подборку фоток, интересно. А то уже даже в моем детстве Кобзон был зацементировавшийся в одном облике. А ведь тоже был молодым.

---

---

Ну вот, заслушала немножко выступление Юзефович... Сразу поразилась, что она имеет в виду, когда противопоставляет просто читателя и читателя фантастики... Но потом уловила - она, видимо, столкнулась в своем фэйсбуке, или где она там обычно обитает, с "заклепочниками", и считает, что они как раз и есть характерные читатели фантастики. Тогда как, мне кажется, среди общей массы читателей фантастики они составляют только часть. Может, и не такую уж большую.
Ну и она вовсю старается, разливается на тему, что ее, как просто читателя, не волнуют проблемы правильности описания чего-то там... фланцев каких-нибудь...
Ну, я думаю, что подавляющее большинство читателей фантастики это тоже абсолютно не волнует.

Опять задумалась на тему, почему лично я читаю фантастику - а я только ее в основном и читаю, ну, может, еще немножко детективов (тут не про нон-фикшн). Все-таки, думаю, потому, что только тут можно еще почитать про нормальных персонажей, которые реально что-то делают, и некоторые даже совершают что-то героическое, без дураков, да еще, к тому же, не жуют сопли на тему, как страшно злодействовали проклятые большевики - в так называемой серьезной литературе я уже и не надеюсь встретить что-то подобное.

---

Заглядываю на ютуб - Кагарлицкий сидит, крепко зажав в руках кота, кот отчаянно мявчит, внизу строчка - предлагают пожертвовать на корм коту.
Вот люди творчески подходят.

---

Уже который день в разных местах (теперь и на LiveLib! ) читаю о скандальном выступлении великого критика Юзефович на фантассамблее.
Лично мне непонятно одно - а нафига ее вообще туда приглашали?

---

Денис Кащеев "Драконья кровь". Первая книга цикла - космоопера (ну, очень похоже ), приключенческая фантастика, young-adult. Ничего так, бодро, приятно...
Сюжет: далекое будущее, человечество расселилось по просторам вселенной... и трали-вали... А, нет, не трали-вали. Вопреки обычному базовому комплекту (для фантастических романов), автор внес некоторое разнообразие. Во-первых, научно-технический прогресс тут как бы идет не очень... можно даже сказать, совсем не идет. Развитие остановилось на определенном уровне - вот складывается такое впечатление. А во-вторых, по части социального и общественного вообще произошел регресс. Так, основная часть (или какая, пока что действие происходит главным образом тут) существует при феодальном строе - все, как полагается: король со слабой властью, при сильных аристократических кланах, вассальная зависимость, рыцари и ордена и т.д. Только при наличии космической техники. То есть, феодал сейчас владеет не деревнями, а целыми планетами, на которых простолюдины занимаются сельским хозяйством, или немножко чем-то промышленным, платят подати и прочее. И обитает феодал не в замке, а в космическом пространстве, на орбитальной станции. И его рыцарские отряды передвигаются не на конях, а на личных боевых космолетах. .А в остальном ведут все тот же образ жизни - странствования, турниры, междоусобные войнушки, заключающиеся и распадающиеся союзы... И Король, который старается принимать свои меры, чтобы ослабить одних, слишком окрутевших, столкнуть лбами других, в общем, забот хватает.
При этом не следует забывать о внешней угрозе, а это, с одной стороны, инопланетные монстры, которых именуют Чужие - про них вообще практически ничего не известно, кроме того, что они время от времени собираются и нападают, противостояние с ними дается очень тяжело. С другой стороны - это вроде как одна из предыдущих волн экспансии, с которой тоже, в свое время, велись кровопролитные войны, а сейчас ее остатки отступили и закрылись на отвоеванных территориях, практически перекрыв доступ и отказавшись от каких-либо дипломатических отношений. Про них тоже известно не слишком много, кроме того, что там государство установилось в форме республики - но радоваться нечему, забегая вперед скажу, что это республика по образу государств древнего мира, с рабами, сенаторами, и прочим в том же духе. Даже с живыми богами, в некотором роде, в виде Драконов, которые просто прилетают, изрекают свои повеления и забирают выделенные жертвы (человеческие).
И вот, посреди всего этого автор вводит своих юных героев. Юный Эдвард, фермер с захудалой планеты, под властью барона Карского - парень с детства увлечен рыцарями и космическими битвами, все свободное время проводит за компьютерным стимулятором, участвуя в различных рыцарских схватках и сражениях, несмотря на советы окружающих бросить детские глупости и сосредоточиться на серьезных делах. Но вот однажды случается нечто невероятное - налет космических пиратов, которые сбили рыцарей барона прямо над полем, где работал Эдвард. В соответствии со своими рыцарскими заморочками, чтобы сохранить за бароном космолет (здесь их именуют седло) командир отделения производит Эдварда наскоро в рыцари и сажает в космолет, чтобы его отбуксировать на базу... Казалось бы, пареньку сказочно повезло, мечта исполнилась... Но все оказывается далеко не радужным в реальном, а не гламурном рыцарском мире, и простодушный паренек оказывается среди надменных безжалостных аристократов, коварных заговорщиков, предателей, шпионов, наемных убийц, не гнушающихся прибегать к подлости, лжи и вероломным ударам в спину...
А это юная Александра - или просто Алекса - урожденная высокопоставленная аристократка, с младенческих лет тренирующаяся в освоении рыцарских дисциплин, уже посвященная в рыцари, привлеченная к сверхсекретным операциям на благо Короны. Работая под прикрытием девушка отправляется со шпионской миссией на территории мятежных баронов, в том числе барона Карского. Она должна выяснить их планы и по возможности предотвратить. Девушка полна решимости выполнить порученное задание и оправдать оказанное высокое доверие. Вот только Алекса не ожидала, что цена политических игр окажется настолько высока и платить эту цену ей будет не под силу...
Ну, как уже ясно, автор ведет повествование от лица двух героев попеременно - не считая небольших вставок в прологе и эпилоге. Обычно я такое терпеть не могу - ни прологи, ни скачки туда-сюда... Но здесь это все вполне терпимо (пока?), пролог совсем небольшой по объему, герои пересекаются почти с самого начала и дальше действуют вместе, так что переход от одного рассказчика к другому просто освещает происходящее с разных сторон.
Написано все бодро, симпатично. Живые герои, в смысле, со своими характерами, логически обоснованными поступками... Автор совсем не изображает Мэри-Марти-Сью - если Эдвард введен, как сельский паренек, то он и действует соответственно, делает ошибки на каждом шагу (потому что не знает среду, в которой так неожиданно оказался), проявляет способности при обучении пилотированию и боевым приемам, но совсем не бьет рекорды с первых же секунд (как я уже прямо ожидала, у авторов это в последнее время уже прямо обычай такой установился), потому что он действительно впервые в жизни этим занимается и не имеет соответствующих знаний, умений, навыков. А Алекса, хоть и куда более продвинутая, чем Эдвард (как она и сама уверенно считает), оказывается, по сути, такой же беспомощной в изощренных дворцовых интригах...
Финал меня слегка напряг, потому что герои оказались в этой самой Республике, где и выяснились все эти подробностями с намеками на Древний Рим, Древнюю Грецию - вот я почему-то к истории и цивилизации Древнего мира отношусь очень осторожно, вот не привлекают они меня почему-то! Но, может, все окажется не так страшно? С удовольствием почитаю продолжение.

@темы: Книги

---

(лазая в ЖЖ) что-то вообще какой-то адский наезд в последнее время пошел на женщин вообще и феминисток в частности. Плохой знак. Люди совсем уже берега не видят.
Что самое характерное - любую херь, которую кто-нибудь сочинит про женщин, юзеры мужского пола будут с умным видом поддерживать - да, да, так и есть.



Это у Матвейчева вовсю постят без ума и без памяти. До этого у него же поместили текст про жену, которой изменил муж, а она от него ушла, а он так переживал, что заболел раком - жена, сука, виновата, надо было простить мужика, это женская мудрость.

---

С днем рожденья!

lanamikles, поздравляю с днем рожденья!


Всего самого лучшего!

---

С днем рожденья!

Танцующая-с-Огнём, поздравляю с днем рожденья!


Всего самого замечательного!

---

---

В журнальчике вырви-глаз вычитала потрясающую информацию.
Оказывается, был официально такой стрелок на Диком Западе (они его записали в бандиты) индейского происхождения The Apache Kid.
Это я по какой причине радуюсь - вот я прямо сразу уловила, еще только взглянув на фотку! а потом, после сведений в заметке, так это железно! - это же определенно прототип! для героя Лизелотты Вельскопф-Генрих!
Ну, она, конечно, не чисто с натуры писала, а все собирала и компоновала (по сути, это чисто фанфик )
Но вот я сейчас могу точно представлять, как выглядел Харка Штайнхарт (то есть, Стоунхард, если переходить на американские реалии). А я именно так и представляла! мистика.



И, к слову сказать, в последнее время ряд товарищей взяли моду время от времени публиковать какие-то уродские фотки с припиской - а вот как выглядели реальные индейцы, а вы думали, что как Гойко Митич, ха-ха.
Ну так, я бы сказала, этот The Apache Kid от Гойко Митича не сильно далеко ушел (Гойко Митич же его в кино и играл )

---

Лариса Исарова "Война с аксиомой". В советские времена это была довольно популярная писательница на школьную тематику. Я тогда тоже пару книжек читала... Странно, почему сейчас ее не переиздают, мне кажется, там многое и сейчас будет интересно.
Сюжет: Марина Владимировна, молодая учительница, начинает работать в школе, преподает литературу. Кроме того, ей дают один из старших классов - ребята 15-16 лет. И вот она рассказывает о своих учениках и различных сложных ситуациях, которые в школе возникают чуть ли не ежедневно, о своих отношениях с коллегами и в первую очередь - с директором Марией Семеновной, женщиной "старой школы", выступающей за незыблемый авторитет учителя, "твердую руку" в отношениях с учащимися... Понятное дело, что конфликты неизбежны.
Автор оформила это все как повесть, поделенную на главы. По мне так лучше рассматривать это как сборник рассказов - они связаны только общими персонажами, что понятно, раз действие происходит в одной и той же школе. Но единой сюжетной линии нет, каждая главка, в принципе, сама по себе является вполне законченным рассказом. По сути, можно даже рассматривать так: автор предлагает ряд конфликтных ситуаций - как самых общих, так и весьма неоднозначных - с которыми можно столкнуться в школе. У ученика трудное положение в семье, и он в школе задирается с учителями и одноклассниками. Признанный красавец класса дружески обратился к некрасивой девочке-отличнице, и у нее возникли первые робкие чувства, но быстро поняла, что парень влюблен в школьную "звезду". И т.д. А затем автор предлагает способ их разрешения - ну или хотя бы выхода с наименьшими потерями... Разумеется, с автором можно не соглашаться, этим книга и интересна - носит полемический характер. Но жаль, что такая полемика вряд ли возможна, раз сейчас книги автора не переиздают, и следовательно, широкой известности у них нет. С кем полемизировать-то?
В детстве я читала эти книжки с большим увлечением. Сейчас, при перечитывании, впечатления куда более критические... Ну, это понятно, мне же сейчас не двенадцать лет... И если раньше я безоговорочно принимала авторский вариант и авторскую позицию, то сейчас зачастую хочется возражать и спорить. Сейчас мне даже где-то ближе позиция Марии Семеновны, хотя автор определенно ей отводит роль негативную и отрицательную. Ладно хоть не изображает ее одними черными красками, и на этом спасибо...
Первым делом возникает момент подачи материала. Книга оформлена, как нечто документальное, как бы автор просто рассказывает о своей жизни, о своем опыте в школе... о своих учениках и коллегах и т.д. И я раньше ее так и воспринимала - рассказ о пережитом, так сказать. Но вот сейчас я все-таки ощущаю сделанность, искусственность, то есть, может, какие-то фрагменты и взяты из реальности, но все равно подвергнуты литературной, художественной обработке - может, где-то подчеркнуть те или иные нюансы, где-то прибавить яркости, драматизма. Дело вкуса, но как по мне, это не есть хорошо... Сразу вспоминается - вот если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича..." (дословная цитата из гугла ) Ну, я считаю - тут уж либо ты пересказываешь эпизод из реальной жизни, как он есть, от и до, либо пиши так, чтобы читатель ничего не заподозрил, а то выходит грубо, и воспитательный эффект снижается... Мм?
Вот, взять для примера, из книги: ситуация - у комсорга Вани в классе похищены общие деньги, собранные с учеников для чего-то там. Для похода в театр или кино, не важно. Подозрение падает на ученика Гену, которого в классе недолюбливают, поскольку он из мажоров и ведет себя высокомерно и пренебрежительно. Гена отмалчивается и выражает всем презрение, его начинают третировать... Директор, Мария Семеновна, из своего "фонда на непредвиденные нужды" погашает недостачу, сказав, что потом она и Марина, как классный руководитель, поровну возместят это все с зарплаты. Страсти накаляются. И тут, неожиданно, во время перемены, мальчишки устраивают беготню и кучу-малу, при этом падает портфель девочки Веры, первой красавицы класса, в которую многие мальчики тайно и безответно влюблены, и из него вылетают те самые похищенные деньги. В общем, тут сразу все выясняется - деньги похитила Вера, а Гена ее просто покрывал, так как тоже в нее влюблен. Где-то как-то. Ну, что тут скажешь - остро, выразительно, тут я не спорю. Но ведь видно же невооруженным глазом, как тут автор все натягивала для наглядности и назидательности! Прежде всего, похищенные деньги - одна купюра в десять рублей, с приклеенной полоской - особая примета, которую комсорг Ваня очень кстати приметил и запомнил. То есть, когда из портфеля девочки Веры вылетает эта подклеенная десятка, то всему классу сразу все становится понятно. Вот ведь как удобно - а ведь это могла быть и обычная купюра, ничем не примечательная, и поди разбирайся, может, это у девочки Веры совсем по другому случаю оказалась эта десятка и не имеет отношения к похищенным деньгам? Не говоря уж о том, поражающем идиотизмом моменте, что девочка Вера, своровав общественную десятку, почему-то не пошла ее и тут же не потратила! Автор же четко показывает, что после кражи прошло немало времени, уж успели и организовать бойкот мальчику Гене, и внести деньги, и сам мальчик Гена тайным образом вернул деньги Марине и Марии Семеновне... Так с какой стати девочка Вера вдруг станет хранить эту злосчастную десятку - лично мне непонятно. Нет, то есть, понятно, что это все нужно для того, чтобы автор смогла в своем тексте показать, как случайно изобличается виновник кражи и т.д. Но это ведь не очень гладко получается?
Или, еще для примера, ситуация - у девочки Зои на перемене пропадает личный дневник. Она тут же заподозрила в краже дневника мальчишек из класса, у нее началась истерика, поскольку дневник личный, и в нем говорится о всяких тайных вещах... Происходит конфликт, мальчики отрицают, но хихикают, девочка Зоя на грани и т.д. Несколько дней проходят в тягостной атмосфере. И вот Марина вечером садится проверять тетради и в одной из них обнаруживает тот самый дневник - то ли девочка Зоя сдала его по ошибке вместо тетради по русскому, то ли что. И вот Марина подскакивает и несется сразу же возвращать этот дневник девочке Зое - на минуточку, двенадцать ночи! Это явно автор утрирует для нагнетания драматизма. Ну, в самом деле, зачем бежать-то с этим дневником прямо ночью к ученице домой? Почему нельзя его спокойно отдать днем - в школе, или после уроков... Ведь ситуация не является критической, автор сама упоминает, что прошло уже несколько дней...
Ну вот, из-за таких моментов мне уже совсем слабо верится, что все изложенное в книге является чисто документальным. Не говоря уж о том, что прямо чуть ли не с первых страниц возникает ситуация с учеником - мальчиком Костей, он трудный подросток, но Марина чувствует к нему симпатию, и в результате складывается непростая ситуация, что мальчик Костя начал себя вести не совсем как ученик, то есть, Марину в качестве учителя уже плохо воспринимал... В детстве мне это ничего не говорило, ног сейчас-то я не могу не заметить, что ситуация во многом походит на аналогичную ситуацию в культовой книге Бел Кауфман "Вверх по лестнице, ведущей вниз" - история Джо Фероне, ага. Я специально посмотрела - и книга Кауфман, и снятый по ней фильм вышли гораздо раньше, чем эта книжка.
Это я, в общем, к чему - возвращаясь все к тому же, к предложенной автором схеме: конфликтная ситуация - предлагаемый вариант решения/выхода. Если это не реальные истории из жизни, "от и до", а авторский конструкт, то и воспринимается уже не как нечто абсолютное и бесспорное... то есть, даже не реально случившееся именно вот так и с такими последствиями. А это уже совсем другое дело! И тут все может быть далеко не так безоблачно, мне кажется.
Вот, например - все та же история девочки Зои с пропавшим дневником. Ну да, это и само по себе является весьма травмирующей ситуацией для девочки - ее личный дневник, с записанными там тайнами и ее личными переживаниями - у нее там случилась первая любовь, о которой она подробно рассказывает. И вдруг это все может попасть на всеобщее обозрение для всего класса - может, и всей школы. Тут полезешь на стенку (и как бы не в петлю) это я могу понять. К тому же, все еще осложняется - девочка считала, что у нее первая любовь, а ее предмет просто поспорил со своими дружками, что ее влюбит в себя, и она будет за им бегать. Ужасно. Но вот вариант, предложенный автором, лично у меня вызывает большие сомнения. По воле автора, ее лирическая героиня, молодая учительница Марина предлагает девочке Зое просто зачитать дневник всему классу, включая нехорошего мальчика. Дневник зачитывают, класс потрясенно слушает, потом выражает девочке Зое горячее сочувствие, а нехорошему мальчику всяческое презрение и порицание коллектива. Ну, не знаю... Я понимаю, что автор увлеченно конструирует свою картину мира, и в этом построении все выглядит вполне логично и удачно заканчивается... Но вот что-то мне кажется, что в реальной жизни, большей частью подобное зачитывание личных дневников и прилюдная исповедь отольются не нехорошему мальчику, а самой девочке Зое... Да она же посмешищем станет. А у нее и так труба - она узнала, что ее уже выставили дурой перед приятелями того мальчика... учительница Марина, то есть автор, не боится, что девчонка после того реально в петлю сиганет?
То есть я понимаю - автор усердно изображает один из любимых мифообразов советской эпохи - дружный класс или сплоченный коллектив... Согласно этому образу, ученики в классе все друг за друга горой, все сознательные и ответственные, готовы поддержать товарища и т.д. Вполне естественно, что в таком дружном классе ученики в подобных обстоятельствах заступятся за несправедливо пострадавшего - девочку Зою, и накажут ее обидчика. Правда, лично я в реальности с таким чудо-классом не встречалась. Но прекрасно помню, как часто он мне попадался в различных книжках про детей и про школу, а в публицистике (газеты "Пионерская правда", "Комсомольская правда", журналы "Пионер", "Костер" и пр.) такие дружные классы просто маршировали стройными шеренгами... Так-то тоже понятно - у каждого строя свои мифы и свои излюбленные образы - но все-таки хочется отметить, что на этом сияющем фоне особенно остро и бахнуло железниковское "Чучело", где тоже показан "дружный класс", вот только он сам собой сплотился для травли неугодных. Тут уж кстати приходятся и слова Марии Семеновны, что "класс сам по себе не действует, в таких случаях обязательно есть Вожак, а если такой Вожак может сорганизовать класс на какие-то действия, то это очень опасно". Прямо-таки пророчески звучит, хотя автор, и ее лирическая героиня, воспринимают Марию Семеновну как ретроградку, душащую свободную личность, да.
Или другой пример - еще того хлеще. В школе по субботним вечерам проводят танцы для старших классов, Марина и другая учительница, из молодых, назначены постоянными ответственными от педсостава. Поскольку школа находится в неблагополучном районе, и вокруг собираются шпана и хулиганы, то приняты меры безопасности - школа держится закрытой на ключ, мальчики патрулируют улицы, провожая девочек и все такое прочее. Но вот однажды две девочки оказываются без такого сопровождения и, пока они идут в школу на танцы, к ним привязываются хулиганы, пристают, одну из девочек ударили каким-то предметом (кастетом?) по лицу, сломали нос... Девочки все-таки сумели забежать в школу, но сейчас избитой девочке становится хуже, кровь течет, ужас. А вторая учительница еще не подошла. И вот Марина мечется, что делать - надо отводить пострадавшую в больницу, но нельзя же оставлять других учеников без присмотра, и вот она выскочила на улицу, но даже никого не видать (из взрослых), кроме хулиганов. Тут она придумывает, что у пострадавшей девочки же есть давний и хороший друг, они уже давно вместе ходят, уже даже все привыкли и перестали их дразнить. Она вызывает мальчика и говорит ему, что надо вести девочку в больницу. А мальчик начинает мяться, жаться, приводить всякие доводы, что это опасно... короче, мальчик струсил перед лицом уличных хулиганов. Дальше Марина, по воле автора, делает ход конем. Она выводит побитую девочку с ее подругой (их вместе и травили) на улицу, спрашивает у хулиганов, кто тут главный, и поручает ему проводить девочек в больницу! Хулиганы, конечно, тут же впечатляются оказанным доверием, девочек сопровождают в больницу, а их потом даже приглашают на танцы!
Э... Это что, это как? я извиняюсь... Нет, я не спорю, в детстве подобные шаги воспринимаются с восхищением, но я уже не в детстве... Я понимаю, что автор опять пустилась "средь мифов и рифов", как выражался Конецкий... но это же уже за гранью? Опять же, конфликтная ситуация вполне ясная и понятная - твой друг струсил перед хулиганами и отказался тебя защитить, бросил. Очень остро и выразительно. Но я о поведении учительницы. Что значит - она не знает, что делать? она не может подождать вторую учительницу? Какая необходимость пороть горячку и выкидывать такие фортеля с уличной шпаной? Вторая учительница задерживается, но она ведь придет? Почему нельзя ее подождать, почему нельзя подождать школьный актив из мальчиков, которые еще не вернулись с патрулирования улиц, эти 10-15-30 минут что-то кардинально решают? Девочка при смерти? нет. Так на кой тогда... В конце концов, с чего вдруг понадобилось именно пешком вести девочку в больницу, по вечерним улицам, среди толпы хулиганов? Ага, замечаете авторскую аргументацию - только что никак невозможно было ждать (возвращения второй учительницы, возвращения мальчиков), усадив пострадавшую девочку в покое и комфорте, потому что "Свете явно становится хуже", и тут же оказывается, что Света вполне может идти черт знает куда, черт знает с кем - так у нее тяжелое состояние или нет? И это что, школа, или сарай с дровами? Здесь же должен быть телефон? Почему нельзя позвонить по нему и вызвать - скорую помощь, милицию, да хоть кого-то из родителей... Вообще-то говоря, милицию тут как бы и так положено вызывать - на девочку напали на улице, причинили вред здоровью... да еще нападение группой лиц (там толпа хулиганов прыгала и приставала), с использованием предмета в качестве оружия, в общественном месте - нарушая покой и отдых граждан, ага - уголовная статья, определенно. Называется "хулиганство". С отягчающими обстоятельствами, в виде использования оружия и причинения вреда здоровью. Без милиции не обойтись. Почему учительница Марина не вызывает милицию? А этот безумный пассаж с хулиганами, которым же и поручают вести потерпевшую к врачу? А, ну да, учительница Марина же их спросила, кто избил девочку, вы? Они говорят - нет, не мы! это был мальчик не из наших, он уже убежал! И она им - а, ну ладно, тогда отведите девочку в больницу! Капец, товарищи. Какой-такой "мальчик не из наших"? Как он может быть "не из наших", когда тут трется шпана "с раёну"? Какой тут еще мальчик "с другого раёну" может вдруг затесаться? Что за бред? Вот опять та же фигня - автор выстраивает свою мифологическую конструкцию - "мальчики в душе хорошие, им надо оказать доверие, поступить с ними, как с людьми, и они ответят тем же". И по своей воле так все и делает. Но так-то, в реальности, мне чего-то думается, может быть и по-другому, нет? Что если эта шпана, которая только что всей кодлой приставала к двум девочкам, одну избили так, что нос сломан - а сейчас ей этих же девочек выводят из школы и передают в руки - да они могут их просто утащить и где-нибудь изнасиловать? И дальше что? Нет, вот как хотите, но мне сдается, что автора тут занесло. Это неправомерно. В смысле, если автор, в лице своей лирической героини, желает пускаться на сомнительные социально-педагогические эксперименты, так пусть хоть экспериментирует на себе, а не на детях, вверенных ее попечению... Я так считаю... Это тут же, в другом рассказе, говорится, что Марина вступила в конфликт с одним трудным учеником, тот ей угрожал, и все за нее опасаются, что он может на нее напасть вечером, когда она возвращается из школы домой. Мария Семеновна даже предлагает ей ночевать в школе. Но Марина, конечно, говорит, что нет, потом вечером к ней подходит этот ученик на улице... вот они поговорили, и он все понял, в общем, опять та же картина - "он хороший, но запутавшийся, ему надо оказать доверие, и он исправится". Ну так она там действовала сама за себя, флаг в руки! Но тут же она двух девчонок поручает шайке хулиганов! Умереть не встать.
Да, вот жаль все же, что сейчас эти книги не переиздаются, а тут хочется все обсуждать, дискутировать... Впрочем, автор с издательством сами поставили подзаголовок "Спорные истории из школьной жизни". Приглашают к дискуссии. То есть, приглашали...

@темы: Книги

---

Книжный столик

Лариса Исарова "Война с аксиомой".

"В шестом классе я не слишком много занималась. Весь год я работала надомницей в артели игрушек. Разрисовывала головы тряпичным бабам, которых надевали на чайники. "Специализация" была узкая, но это давало рабочую карточку и рублей восемьсот зарплаты. Норму я выполняла шутя. В школе же держалась нахально: часто отпрашивалась с уроков, заявляя, что у меня "производственное собрание".

"Я стала зубрить в очередях. Все отоваривание наших продуктовых карточек было на мне. Уходило на это два-три часа ежедневно. И оказалось, что время в очередях, в духоте и в толкотне, можно проводить с пользой. Геометрия в очередях заучивалась великолепно."

"Бывали неплохие преподаватели. Но они обращались со школьниками, как с дикими зверьками: осторожно и слегка боязливо."

"Я взляа мой журнал, обернутый белой бумагой. Перевела дух. И пошла покорять пятнадцатилетних людей. Я шла на поединок с классом. И я понимала, что ни хорошие оценки в университете, ни диплом с отличием не определят мою победу в этом поединке."

"Я сделала Костю Шафаренко старостой. Хотя он в первый же месяц "поймал" штук пять двоек. По пяти предметам. Меня пленило его нахальное поведение. Так прокомментировала это событие Мария Семеновна. Когда я при восторженном гуле предложил его кандидатуру на классном собрании, он спросил:
- Макаренку строите?
- И рада бы, да не под силу. Еще есть вопросы?
- Есть, - сказал он вполне серьезно. - А без меня у вас что, нехватка руководящих кадров?
- Предположим, - сказала я. - Так ты согласен?
- Могу. - Он милостиво кивнул головой и добавил: - Только, по-моему, если в классе настоящий староста, классный руководитель - пережиток."

"Дома говорят: увлекайся лучше учебой. Пробовал - не вышло. В моем возрасте учебой может увлечься только тип, который всю жизнь прожил в лесу один и не знает, что такое автомобиль."

"Меня увлекал не один вид спорта, я занималась и баскетболом, и плаванием, и фигурным катанием и даже играла с ребятами из нашего двора в хоккей и футбол, пока мне не подбили глаз шайбой и мама не проучила за изуродованные туфли. Пришлось заняться гимнастикой. Сейчас я нахожусь в относительно спокойном состоянии, но это будет длиться недолго, потому что увлечения льются на меня, как дожди в Прибалтике, и я еле успеваю высыхать после таких дождей."

"Я убедилась, что отставали, плохо учились, хулиганили чаще ребята, несчастливые дома. Они как бы наказывали мир за то, что он к ним суров."

"- Ну, что губы надула? - засмеялась Мария Семеновна. - Не по книжкам поступила? - Она посмотрела поверх очков. - А ты меньше на книжки надейся. Они не для жизни - для отпуска написаны."

"Она изображала из себя красавицу. Но получалось это плохо. Ее очень портили длинная шея и кривоватый нос. Не помогали длинные локоны в стиле Натали Пушкиной, виртуозно подкрашенное лицо. Именно виртуозно, потому что Мария Семеновна не позволяла нам в школе даже красить губы. А ее раскраски она не замечала."

"Уроки ее мне не нравились. Обожала она трескучие фразы. Меня, как и ребят, начинало клонить в сон после пяти минут объяснений. Выручала ее привычка произносить конец фразы с повышенной интонацией. Это нарушало дремоту, как неритмичный стук колес в поезде."

"Татьяна Николаевна на месяц запретила Майке ходить в зоологический кружок, потому что она как-то не накормила ручную лису. С моей точки зрения Майка была не очень виновата. Она неплохо исполняла частушки, и Мария Семеновна сняла ее с уроков и послала с ребятами на агитпункт. Там школа давала концерт самодеятельности. Программа затянулась, и Майка, боясь домашнего скандала, не вернулась в школу покормить лису.
Я сидела в учительской, когда непривычно тихая Майка пришла к Татьяне Николаевне просить об амнистии.
- Ничего не выйдет! - категорически сказала эта маленькая, вечно простуженная женщина. - Я тебе больше не доверяю.
- Но это жестоко все-таки! - не выдержала я.- Она же не виновата, что ее сняли с уроков и послали выступать.
- Конечно, в этом виноваты вы. Я своих учеников с уроков никому не позволяю срывать. Но вот покормить лису обязана была она. Если она любит животных... Но она их не любит. Иначе не оставила бы живое существо без пищи и воды."

"Учиться плохо он стал в последний год, когда поссорился с учителями. Конфликт возник из-за его заявления Марии Семеновне. Он вдруг письменно попросил спрашивать его раз в четверть по всем предметам. В остальное же время он "самостоятельно будет повышать свой культурный уровень". Мария Семеновна со смехом рассказала об этой "наглости" на педсовете. И многие учителя стали его поддразнивать. Костя возмутился и перестал вообще заниматься, чтобы "снизить им процент успеваемости".

"Мальчики дразнили ее очкариком, хотя списывали у нее задачки. Я пробовала отговорить Машу от этой "благотворительности", и она отвечала, виновато улыбаясь:
- Я всегда хочу им объяснить, а им лень меня выслушать... Понимаете, современные мальчики явно "слабый пол", они не способны на волевое усилие..."

"- Вот Наташе Ростовой всего шестнадцать лет было, когда влюбилась. И никто не язвил. А у нас?
- Да, у нас опасно дружить с мальчиком, - послышался грустный голос Маши Поляруш. - Будут хихикать, сплетничать, потом вызовут к Марье Семеновне..."

"Я вспомнила заветы Марии Семеновны. Она всегда твердила: "Вы - не женщины, вы - учительницы. Вы - средний пол." И посылала во время общешкольных дежурств в мужские туалеты ловить курильщиков."

"Я поймала себя на мысли, что с первой минуты пренебрегла Молчановым из глупого, бессознательного желания показать себе и ему, что его влиятельный папа для меня - ничто. По-настоящему же у Молчанова был один недостаток: он всячески пытался самоутвердиться в мире, как юноша, а не как подросток."

"Второй год работы в школе напоминает второй год в жизни молодоженов. Школа привыкает к учителю, а учитель почти не встречает незнакомых ли ни в школьном коридоре, ни в классах. Он уже знает склонности, симпатии и недостатки учителей и учеников."

"Я поняла главное - в школе нельзя ни на секунду выключать самоконтроль. Учитель, как сапер, не имеет права на ошибку, потому что и одна ошибка может иногда искалечить человеческую судьбу."

"Повзрослели девочки. А это наложило отпечаток на мальчишескую вольницу. Они еще часто валяли дурака, н при этом уже не ощущали себя героями."

" - А еще говорят, что своих шпана не трогает!
В устах моих девочек слово "шпана" звучало почти как профессия."

" - А твой-то Молчанов - вор!
Она улыбалась, она страшно любила сообщать неприятные известия, точно расплачивалась этим с жизнь, которая ее обделила счастьем."

" - Вот я никогда первая не подойду к парню. Сначала я издали посмотрю, потом улыбнусь разок, и снова он для меня не существует. Тогда он сам подойдет - от любопытства. А я засмеюсь, поболтаю, но через день - ноль внимания. И пожалуйста - прилипнет, как мужа.
Валя грустно усмехнулась:
- Это не любовь. Это кокетство.
- А без этого нельзя. Без этого неинтересно ни мне, ни ему."

"Любовь в нашей школе признавалась с оглядкой. Любить имели право Татьяна Ларина и Джульетта, а не обычные девяти- или десятиклассницы."

"Мы заспорили о будущем: как строить жизнь, выбирать в ней что полегче или потрудней? Например, если есть способности к математике, то идти ли учиться математике (будет легко!) или избрать химию, хоть ее и не любишь, зато волю проявишь? Я сказала, что пойду на медицинский, так как литература для меня слишком легка. А Валерка сказал, что так решать - чушь. Мол, волю надо испытывать на чем поважней. И вот он пойдет обязательно на завод, а учиться будет вечером, чтоб у матери на шее не сидеть."

"И тут он сказал, что хочет со мной дружить. Ему нравится, что я на мальчишку похожа и ни к кому из учителей не подлизываюсь, и что у меня глаза, как фары."

"На второй год моей работы в школе мне казалось, что я великолепно разбираюсь в людях, хотя с первой минуты знакомства я просто придумывала человека и в дальнейшем имела дело с этой моей придумкой, а не с реальной личностью."

"Я никогда не назвала бы Марии Семеновне имя виновника. Больше всего на свете она боялась дружных, самостоятельных действий учащихся. И больше всего поэтому я боялась ее активных действий.
- Кажется, это моя вина...
Мария Семеновна сняла очки и захохотала.
- Значит, ты сама попросила их помычать на твоем уроке?
- Когда учитель ведет себя так, что класс решается на активный протест...
- Чушь! В каждом коллективе есть вожак. Не придуряйся, что ты этого не знаешь. А раз он может их организовать, класс становится опасен. Ясно? И пока не поздно, я его выкорчую..."

"- А у нас все равно тройка по поведению будет за эту неделю.
- Почему? - механически спросила я.
- Читали на уроке Светланы Сергеевны Агату Кристи."

---

В лучших фотках недели The Week сразу две фотки из России, и обе удивительные.

Метеор пролетает над телебашнями.


А это рядом с каким-то динозавром, но не поняла где.

---

(лазая на ютубе) ачётамухохлов...

---

Книжный столик

Г.М.Козинцев. Рабочие записи.

"Пора уничтожить кадр как живописную картину, как замкнутое в самом себе целое. Монтаж - не экспозиция выставки. Сюжет - не путеводитель по вернисажу."

"Основное в кадре и в особенности в пейзаже это чтоб его не надо было "рассматривать", "обозревать". Мгновенное впечатление. Ни секунды остановки внимания."

"Война въехала в Ленинград на фронтовых машинах. Мчавшиеся машины изменили привычную внешность улиц. Это было разномастное стадо машин-беженцев. Грязь облепила их со всех сторон. Грязь стала защитной окраской. Мчались с измятыми крыльями. Пробитые пулями кузовы. Стекла были выбиты или продырявлены круглыми дырками. Из окон торчали ветки. Двигались грузовики, закрытые кустами. Движущийся лес из "Макбета" двигался по Кировскому проспекту."

"На Поклонной горе рыли противопожарный ров. Работницы с "Красной Зари" узнавали знакомых актеров."

"Природа - буря в лесу, как продолжение бури войны... Лес с названием тропинок: "Невский проспект", "Дерибасовская", "Крещатик".

"Русская тема: память об убитых участвует в построении совершенного мира."

"Искусство не только отражает мир - оно его населяет."

"Одному человеку упал на голову кирпич, другому - роскошная фарфоровая ваза. Стоит ли тому гордиться?"

"Мы хотим, чтобы "прошло", и перестали желать, чтобы "вышло".

"Художественное произведение менее всего похоже на шашлык. Хорошие сцены. Плохие сцены. Требующие переделки. Кусочки лука - вставить надпись. Помидор - новый финал.
Оценка, выведенная из арифметического подсчета схемы хорошего и плохого, - так же бессмысленна, как анализ живописной картины, поделенной критиком на квадраты.
Наивные люди предполагают, что фильм править очень легко: удалить все плохие места и оставить только хорошие.
Счастливые люди художники: никто не предлагает им отрезать 12см сверху справа, переписать каблук ботинка и изобразить на заднем плане корову. Чужие вкусы, симпатии и антипатии существуют вокруг живописного полотна. Они не могут влезть вовнутрь него.
Если произведение делалось серьезно, если делал его художник, то для развития искусства важнее его "свои ошибки", чем "чужие поправки".

"Притупление рефлекса удивления - самое страшное для искусства."

"Во время эвакуации я понял, что такое богатство: это когда у человека отдельно пальто и отдельно одеяло."

"У Чехова была самая страшная нетерпимость - нетерпимость нетерпимости."

"Каждый писатель имел биографию и судьбу. Ищи не биографию, но судьбу писателя."

"Все меньше и меньше становится книг, без которых трудно жить... Уже не хочу перечитывать Бальзака, странна даже мысль, что можно перечитывать Честертона."

"Ничто не стареет с такой ужасающей быстротой, как терминология. Очень часто кажется, что столкнулся с нелепыми мыслями, а столкнулся всего лишь с давно вышедшей из моды терминологией."

"... Беганье за гением с моральными претензиями и объяснениями, поучая его, каким ему следовало бы быть, когда достаточно радости, что он был."

"Нет хуже, если сцена сразу получается. Что это значит - получается? Ложится на привычку."

"Шекспир, сыгранный как Чехов!!!"

"А ведь, в общем, как просто. Прожита жизнь, и вот, если ты художник - есть про что сказать, и если ты мастер - умение сказать это так, чтобы тебя поняли."

"Нельзя бесконечно объяснять искусство. Его нужно или любить, или не любить.. Научить любить искусство так же сложно, как обучить любви."

"Смешно анализировать звук милицейского свистка с точки зрения теории музыки."

"Ошибки обходятся человечеству Освенцимом."

//про Марло// "Что же ставит человека в возможность нарушения божеских и человеческих норм? Золото. Золото - возможность борьбы с системой. Выход из обреченности в этой системе. Борьба с божественным предопределением."

"Режиссер - поэт, художник, а вовсе не помесь организатора с членом общества по распространению разных знаний."

"Критики стали писать мемуары за актеров. Это особая продукция, о которой стоит задуматься. Все актеры, оказывается, одинаково думали."

"Что получается из попыток объяснить, почему люди плохо живут. Есть штамп "хорошей жизни", но уже есть штамп и "плохой жизни".

"Вся суть в том, что художники и писатели - незасаленные карты в колоде, которые по ходу игры или выбрасываются на стол как козырные, или, наоборот, сбрасываются как ненужные по масти. Игра игрой, а культура к этому не имеет отношения."

"Легкость труда в театре показалась мне сравнительно со съемками удивительной. Тишина в репетиционной комнате, несколько талантливых артистов. И все. Я наслаждался отсутствием "масштаба": миллионной сметы, множества людей разных специальностей, находящихся под твоим началом, сложной техники, опекавших инстанций. Счастье, когда у режиссера "всего мало". Счастье: отсутствие "производства". Лечить нервы кинорежиссеру нужно в театре.
Однако заболеть нервным расстройством легче всего, увидев свой старый спектакль, возобновленный кем-то другим, с новыми исполнителями."

"В Пушкинском театре я услышал странные слова: "Да, я с вами согласен, этот артист действительно не подходит к роли, но никто, кроме него, не сможет так быстро выучить текст... Вы считаете, этот тоже не годится? Возможно, но что делать? Он давал заявку на роль уже давно. Пусть себе играет." Постановка превращается в коммунальную квартиру. В нее въезжают жильцы. Иные с перепуганным от ввода из-за болезни прошлого исполнителя лицом, иные с объемистым багажом собственных трюков и трактовок. Новые жильцы затевают склоку со старыми.
Спектакль превращается в Пантеон русского театра, где в течение нескольких часов можно услышать отрывки из Островского, Чехова и Шкваркина, и все это в обрамлении Шекспира."

"Там, где измерение идет на миллиметры, нельзя мерить аршином."

"Исследование - часто пресс, под который кладется произведение. Пресс приводится в действие: сжимаются слова, поступки, характеры - и остается выжимка сути сочинения; она вынимается из аппарата в виде карточки с анкетой. На ней вопросы и ответы. В чем тема произведения? Какова его мораль? Кто с кем борется? Какие препятствия преодолевает герой? Положительный он или отрицательный? (ненужное зачеркнуть) Чем произведение подтверждает право автора на звание прогрессивного? Почему оно имеет (или не имеет) право ставиться сегодня?
Может быть, признак гениальности и состоит в невозможности получить под этим исследовательским прессом сколько-нибудь разумный вариант."

"Теперь пишут: "Сохранить традиции Эйзенштейна, Пудовкина и Довженко." Это отличная мысль. Но, может быть, стоило бы сохранить не только традиции, но и самих Эйзенштейна, Пудовкина и Довженко? Чтобы "жили традиции" или "жили люди"?

"Процесс кинематографической постановки для режиссера - это поездка на такси, у которого исправно работает только одна часть механизма - счетчик."

"Нельзя открывать новые пути, шагая по Невскому проспекту."

"За выдумку и фантазию теперь иногда сходит хорошая память."

"Канн. Месиво людей, машин, мотороллеров, собак всех пород, цветов, мод, говоров, укладов. Кажется, что руль красного шевроле вылезает из чьей-то спины и голые груди растут из зеленого крыла бьюика. Бред футуристов оказывается реализмом. Спрессованность. Какие-то консервы из спрессованных тел, костюмов, слов,жизней. Может быть, потом все это нужно опустить в воду: концентраты разойдутся и получится какой-то естественный продукт?
Бульварная газета опубликовала интервью с парижской проституткой: "Ваше мнение о фестивале в Канне?" Та ответила: "Жаль, что не пришел американский флот."

"Мы так часто говорим об известном, что является желание, чтобы придумали способ борьбы с произнесением всем известных положений. Например, как только оратор сказал то, что все знают, - штраф. Или в трибуну включена машина, и как трюизм, - в оратора ударяет ток."

"Разговор о модернизме ритмов, ракурсов и пр. Может и должно ли искусство за этим гоняться? То есть "попадать в ногу", иначе - в судорогу?"

"Мы пишем историю изготовления зеркал, вместо повести о людях, в них заглядывающих."

"Конечно, Фальстаф - клоун, рыжий. Но он рыжий у ковра истории."

---

А Метельский уже в предзаказе на лабиринте... 1 сентября обещают.