Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«Е.Е.Ламберт, 5 февраля 1860г.
С Москвой у меня решительно несчастье: не удается мне сблизиться с нею. Вот и теперь: заметил я две, три женские личности (это одно собственно и интересно), хотел узнать, в чем дело… Является простуда, кашель, и я кисну за стеклами двойными, как дряхлый старец. Остается дополнять фантазией едва уловленные черты: но фантазия, при всем своем кажущемся разнообразии и богатстве, и беднее и однообразнее жизни – т.е. не так оригинальна. Ничего не может быть ненужнее – а потому досаднее – неоконченного этюда. Я уверен, что в эту минуту Вы думаете: «Все для него только сюжет этюда»; - но не забывайте, пожалуйста, что Вы сами назвали себя моим другом, и что я Вас ЛЮБЛЮ. Это не мешает мне изучать и Вас – но это изучение совсем другого рода дело. А может быть, Вы бы вовсе не имели этой мысли, а я забежал зайцем вперед; - но уж, как бы там ни было, я Вас люблю – и с этими тремя словами – я не боюсь никого, ни собственных наблюдений, ни чужих недоразумений, ни себя, ни Вас.
Сегодня пятница; а на понедельник удержано для меня место в теплом почтовом вагоне. Если все пойдет благополучно – я во вторник буду в Петербурге и, может быть, во вторник вечером буду пить Ваш чай и руки Ваши поцелую.»

Discovery.
«Белье Myant Skiin создано из ткани, в которую интегрированы сенсоры. На основе многочисленных показателей – от температуры тела до химического состава пота – оно определяет состояние хозяина вплоть до настроения, под которое само подберет и включит особенно уместную музыку.»
***
«В 2012г. широко разошлась реклама забавной японской игрушки. Милые «кошачьи ушки» Nekomimi, закрепленные на голове с помощью ободка, чутко реагировали на эмоции хозяина, вставая торчком или подергиваясь в случае его заинтересованности тем или иным попавшимся на глаза объектом.»
***
«Зрители зачастую даже не догадываются, что видели Марокко множество раз. В фильмах эта страна оборачивается то долиной Нила, то древней Палестиной, Римской империей или холмами Нью-Мексико. Королевство Вестерос из «Игры престолов» тоже где-то здесь.»

---

Читательский дневник

Н.Э.Грентведт. Привет, это я! Не оставляй меня снова одну…
«Дорогой дневник Когда я вернулась из школы, папа уже заменил все лампочки в доме на энергосберегающие – такие лампы висят у них на Станции, - так что весь дом теперь голубой. Ужасно яркий свет! Сменив лампочки, папа вдруг гораздо лучше, чем раньше, увидел всю нашу пыль и остаток дня посвятил вытиранию пыли. И как же обрадовалась мама, придя с работы! Мамы вообще очень странные. Достаточно стереть немного пыли, и они безумно рады. Я бы, например, очень обрадовалась, если бы мне подарили новый велосипед, или красное пальто, как у Иселин, или что-нибудь в этом роде. Вряд ли я бы умирала от счастья, если бы кто-то взял и вытер пыль.
А еще папа наловчился готовить к обеду особую «папину кашу». В общем-то, каша эта – вполне ничего. Она готовится из остатков наших обедов, найденных в холодильнике. Сегодня был рис, смешанный с кусочками котлет, сосисок, картошки, лука и моркови, плюс соус для поджарки, плюс гарнир – гороховое пюре. И еще у нас был десерт – сегодня, в середине недели! Иногда папа готовит наш с Эрленд САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ десерт – домашний шоколадный пудинг с покупным ванильным соусом. Особенно я люблю корочку, которая образуется на пудинге сверху.
В общем, это очень приятно, что папа сидит дома!»

Дж.Блиш. Поверхностное натяжение.
«Литианин протягивал небольшую вазу с опечатанным горлышком и двумя плавно скругленными ручками. Под блестящей глазурованной поверхностью будто плясал отблеск огня гончарной печи; фарфор переливался тончайшими оттенками всех цветов радуги, по поверхности скользили причудливые тени, а форма сосуда была совершенной настолько, что самый выдающийся горшечник древней Греции провалился бы сквозь землю от стыда за собственные неуклюжие поделки. Ваза была столь прекрасно, что вопрос об ее использовании представлялся неразрешимым. Не делать же из нее светильник, не ставить же в холодильник с остатками вчерашнего салата…
- Вот подарок наш, - говорил Штекса. – Самый прекрасный сосуд это, из печей гончарных Коредеш-Гтона когда-либо вышедший. Материал, из которого сделан он, все включает элементы в себя, на Литии встречающиеся – железо даже; таким образом, как видите, мыслей наших и чувств оттенки тончайшие он отражает. Многое расскажет землянам о Литии сосуд этот.
- Ничего он нам не скажет, - с трудом выдавил Руис-Санчес. – Слишком он совершенен, чтоб отправлять его на химический анализ… даже распечатать рука не поднимется.
- О нет, хотим мы, чтоб распечатали вы его, - произнес Штекса. – Ибо внутри в нем другой подарок наш.
- Еще один подарок?
- Да, и важнее гораздо. Рода нашего оплодотворенная яйцеклетка это. С собой возьмите ее. До Земли когда долетите вы, зрелости достигнет зародыш уже, и в мире странном и дивном вашем расти и развиваться будет.»

---

Купава Огинская "Не дареный подарок. Морра". Юмористическое фэнтези. Вторая часть про лисичку в магической академии.
Сюжет: все те же, все там же. Только на этот раз лисичка большей частью пребывает в человеческом облике... В прошлой книге у нее обнаружилась способность превращаться в человека - так ректор академии, отличающийся неуемной страстью к экспериментам, сразу же придумал, что она может здесь пройти обучение под видом обычной студентки! Лисичка не хотела, но кто ее спрашивал. И вот уже придумана легенда, новое имя - и новоиспеченная адептка Морра поступает на целительский факультет. Зубрить учебники так скучно... Человеческая форма во многом так уступает звериной... Есть от чего бурчать и жаловаться, хотя любимый хозяин даже не желает слушать!
Мне по-прежнему все нравится. Все такое милое и славное... Несмотря на то, что в этой части автор решила добавить драматизма, экшна и прямо таки триллера - но немного! В самый раз, чтобы слегка поволноваться. Уже появились намеки на возможную любовную линию. Во всяком случае, герой уже начал "смотреть хмуро" и "рычать" - что в ромфанте любят использовать для обозначения зарождающихся чувств.
Финал как бы создает впечатление, что - продолжение следует. То есть, все обрывается на полуслове, персонажи отправляются на практику... Ректор подготовил очередную подлянку... Ну вот просто напрашивается же, что дальше должна быть во всех подробностях расписана эта практика. К тому же лисичка и ее хозяин должны же разобраться в своих отношениях! Да и ситуация со змеем должна же как-то разрешиться... Но - непонятно. Что ли автор внезапно охладела к истории и все забросила...

@темы: Книги

---

Оу... Метельский в предзаказе на лабиринте...
Однако стоит пометка про 5 июня. Ну чего уж, подождем...

---

Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«Е.Е.Ламберт. 14 октября 1859г.
Мне недавно пришло в голову, что в судьбе почти каждого человека есть что-то трагическое, - только часто это трагическое закрыто от самого человека пошлой поверхностью жизни. Кто останавливается на поверхности (а таких много), тот часто и не подозревает, что он – герой трагедии. Иная барыня жалуется на то, что у ней желудок не варит – и сама не знает, что этими словами она хочет сказать, что вся жизнь ее разбита. Например здесь: кругом меня все мирные, тихи существования, а как приглядишься – трагическое виднеется в каждом, либо свое, либо наложенное историей, развитием народа. И притом мы все осуждены на смерть… Какого еще хотеть трагического?
Не знаю, что мне вздумалось пуститься в эти философствования. Впрочем, с Вами я никогда не знаю, что у меня напишется, да и знать не хочу.»

Дж.Блиш. Поверхностное натяжение.
«…Так что ответ был очевиден все время. А именно: да – и нет. И все зависело лишь от поставленной – или не поставленной – в нужном месте запятой. Шутка писателя. Демонстрация того, что один из величайших романистов всех времен и народов может посвятить семнадцать лет книге, центральная проблема которой – где поставить запятую; вот как подчас маскирует пустоту свою враг рода человеческого – и опустошает приверженцев своих.»
***
«Штекса, например, верит в неприкосновенность индивидуума. А почему? Логическим путем к такой предпосылке никак не придешь. Это аксиома. Или: Штекса верит в право на юридическую защиту, в равенство всех перед законом. Почему? Действовать рационально можно, исходя из предпосылки, но чисто логически додуматься до самой предпосылки… Аксиомы не выводятся. Если предположить, допустим, что ответственность перед законом должна быть разной, в зависимости, там, от возраста или семейного положения, можно как-то рационально поступать, исходя из этого, - но чисто логически к самой предпосылке не прийти… Начинается-то обычно с убеждения: «Я верю, что все люди должны быть равны перед законом». Это изъявление веры, и не более того.»
***
«Да взять хоть химию твердого тела. Наука эта – логичней некуда; но стоит докопаться до самых фундаментальных ее предпосылок, и обнаружится аксиома: «Материя реальна». Как можно до такого логически дойти? Допущение-то, по-моему, весьма шаткое. А если я скажу, что атом – это дырка верхом на дырке и дыркой погоняет – как, интересно, они меня опровергнут?»
***
«- Но не станет же церковь возражать! Если правильно помню, ваши теоретики давно признали и рекапитуляцию у человеческого зародыша, и геологические свидетельства в пользу эволюции.
- Да, факты церковь признает. Испокон веку признавала. Но, как ты сам изволил заметить, факты имеют привычку одновременно указывать в противоположные стороны.»
***
«Давайте допустим на секундочку, что Бог создал человека: совершенно ли его творение? Я, честно говоря, просто не понимаю, какой смысл был бы на Его месте утруждаться чем-то меньшим, чем абсолютное совершенство.»

А.Гаврилова. Астра. Счастье вдруг, или История маленького дракона.
«В жизни всякое случается, ведь Леди Судьба любит злые шутки. Леди Любовь тоже не без чувства юмора, к сожалению. Решит, что красавице в чудовище влюбиться нужно, и все, приехали, не отвертеться.»
«Нет, я не хотела мстить. Вернее, хотела, но не собиралась. Ну в смысле: зла не таила и никаких коварных планов не вынашивала. План родился спонтанно. Сам.»

---

Читательский дневник

GQ-Tech.
Михаил Лифшиц, Ротек: «Если мы законодательно отрегулируем соотношение веса и объема упаковки к размерам ее содержимого, мусора сразу станет значительно меньше.»
***
«4,54 млрд жителей Земли выходят в интернет. Всего на планете живет 7,7 млрд. 3,8 млрд составляет сегодня число пользователей соцсетей в мире.»
***
Сергей Труханов, архитектор: «В этом году мы закончили работу над штаб-квартирой Сбербанка. Там было запланировано много необычных решений – например, переговорная, подвешенная на тросах в самом центре офиса на высоте несколько метров.»
***
Нил Харбисон, киборг со вживленной системой распознавания цветов: «Говорят, люди делятся на черных и белых, но поверьте мне, мы все просто разных оттенков оранжевого.»

О.Токарчук. Диковинные истории.
«Он закрыл лицо руками и долго сидел так, под защитой пустоты, которая хранится под веками, всегда в нашем распоряжении.»
«- Знаете ли, милый мой, мы с вами напоминаем старые песочные часы. Я про это читала. В таких часах песчинки от частого пересыпания становятся более округлыми, стираются, и песок пересыпается быстрее. Старые песочные часы всегда спешат. Вы не знали? Так же и наша нервная система, она тоже уже изношена, понимаете, она устала, импульсы пролетают сквозь нее, словно через дырявое сито, поэтому нам кажется, что время течет быстрее.»

Э.Ваксман. Книжная жизнь Нины Хилл.
«- Думаю, чтобы выяснить, совместимы ли вы, тебе придется сходить с ним на свидание, - высказала она свое мнение. – Вы, молодежь, еще ходите на свидания или пользуетесь приложениями, чтобы проверить, подходите ли вы друг другу?
Нина улыбнулась.
- Да, наши телефоны разговаривают друг с другом и смотрят, совместимы ли операционные системы. Это экономит столько времени и сил! И почему ты называешь меня молодежью, когда сама, наверное, всего на три-четыре года старше?
- Да, но я мама, а мамы, как собаки, за год стареют на семь лет. В реальности мне тридцать четыре, но для мамы это то же самое, что девяносто четыре.
- Ну… для девяносто четырех ты отлично выглядишь.»

---

Купава Огинская "Не дареный подарок. Кася". Юмористическая фэнтези. И даже не любовный роман! А вот эта книжка мне понравилась.
Сюжет: маленькая лисичка... точнее, маленькая нечисть в виде маленькой лисички... жила себе в свое удовольствие в своем волшебном (то есть, пропитанном магическими эманациями от бурной деятельности магов) лесу, и тут вдруг явились адепты из магической академии (на практику), изловили, угрожали сдать некромантам на опыты, но потом придумали для подлянки магически привязать к одному боевику... Известно, что боевики специально проводят ритуалы по приручению нечисти - для образования боевой пары. Ну так то какие-нибудь хищники, а какой может быть толк в бою от маленькой лисички? Смех один... И вот уже очнувшийся и обнаруживший привязанную к себе нечисть старшекурсник Илис, и без того отличающийся ужасным характером, ругается и угрожает найти и покарать, а маленькая лисичка вынуждена за ним тащиться в магическую академию... да еще и в мужское общежитие... ужас какой!
Ну, так-то, конечно, по правде говоря, в своем лесу маленькая лисичка занималась исключительно выживанием, а в последнее время вообще находилась на грани голодной смерти - очень нелегко жить, когда все вокруг сильнее тебя и только и норовят сожрать. А в магической академии всегда вкусно накормят, можно спокойно отсыпаться на мягкой кровати, а также с утра до вечера (а также и ночью, если охота) везде шнырять и высматривать, что где интересного... А если что, то можно сразу забраться на хозяина - и никто не тронет! Но тут дело такое - нужно же всем донести, что они имеют дело со страшной и ужасной нечистью... Пусть чувствуют! И нечего смеяться!
Очень славная книжка получилась. С необычным ракурсом - от лица маленькой пушистой зверюшки... лисичка которая... Я люблю лис! Автор, по-моему, удачно изобразила, как выглядит мир людей с точки зрения лисички, какие у нее интересы, какие радости в жизни, мироощущение и все такое. Вышла такая чудесная шкодливая лисичка. Другие персонажи - студенты и преподаватели, а также другая нечисть в виде разных хищников - тоже вышли интересные и симпатичные. Ничего эпохального тут не происходит - просто, можно сказать, обычная повседневная жизнь в магической академии. Я такое всегда люблю.
Единственное только, что меня слегка напрягали выкрутасы авторской фантазии. Придумывать кучу разной нечисти, которая, к тому же, часто и непонятно, как выглядит... Через какое-то время я плюнула и стала читать упрощенно (для себя) - не рагра, а лисичка, не линорм, а дракон... Кого-то, конечно, мне так и не удалось вообразить, но они, к счастью, не относились к центральным персонажам. А так все было прекрасно, я даже обнаружила, что есть вторая часть, и она даже еще вполне доступна - сразу ее и заказала, мне такое очень надо!
P.S. Обложка мне одновременно и ужасно понравилась, и вызвала сомнения. То есть, там изображена лисичка, на которую сурово взирает хозяин, явно собираясь сделать очередную выволочку... Так все четко соответствует духу книжки, прекрасно! Но вот в зеркале лисичка отражается в виде девушки - ну да, она там еще и превращаться будет - и вот девушка явно не тянет! На мой взгляд. Слишком простоватая какая-то, в книжке явно автор описывает совсем не то.

@темы: Книги

---

Читательский дневник

Ж.Кокто. Дневник незнакомца.
«В Филадельфийский университет пришло письмо одного ученого, который обнаружил серьезную ошибку в последних вычислениях Эйнштейна. Письмо передали Эйнштейну. Тот заявил, что ученый – серьезный и что если кто-то может его, Эйнштейна, в чем-нибудь уличить, то пусть сделает это публично. В большом конференц-зале университета собрали профессоров и журналистов. На эстраду водрузили черную доску.
В течение четырех часов ученый испещрял доску непонятными знаками. Наконец он ткнул в один из них и заявил: «Ошибка здесь». Эйнштейн взошел на эстраду, долго смотрел на указанный знак, затем стер его, взял мел и вписал на его место другой.
Тогда обвинитель закрыл лицо руками, хрипло вскрикнул и выбежал из зала.
У Эйнштейна попросили разъяснений, и он ответил, что потребовалось бы несколько лет, чтобы понять, в чем тут дело. Черная доска на эстраде глядела с загадочностью Джоконды. Что я говорю? Она скалилась улыбкой абстрактной картины.»

М.Атаманов. Защита периметра.
«Сумасшедший ужин, по сравнению с которым безумное чаепитие у Шляпника казалось просто верхом нормальности. Мы с Мией сидели за небольшим круглым столиком в центральном зале субмарины, пили подогретое инопланетным существом вино, закусывали чем-то непонятным, что псевдо-Бионика сумела приготовить из найденных на подводной лодке продуктов. Повсюду лежали мертвые тела, пол стал липким от застывшей крови, однако мы старательно не замечали всего этого безобразия и вели вполне себе мирный разговор. Сторонний наблюдатель ни за что не догадался бы, что беседу ведут жуткая женщина-убийца и ее будущая жертва.
Астра категорически отказалась уходить в спальню и уснула, положив голову мне на колени. Мия, по крайней мере внешне, потеряла всяческий интерес к моей фаворитке и демонстративно не замечала спящую девушку.
- Что-то Георгия Иннокентьевича давненько не видать, обычно он настолько не пропадал, - начал я очередную тему для разговора.
- Он руку сломал в плече – подрался в баре с каким-то рязанским десантником и упал неудачно на стойку. Сидит теперь дома, пытается алкоголем заглушить душевные и физические травмы.
- С ним же всегда двое телохранителей ходило, - удивился я, вспоминая подписание своего контракта. – Как они допустили?
Беременная женщина пожала плечами:
- Не знаю. Можно подумать, сам лучше – у тебя как кронпринца Империи имеется столько телохранителей, а все лицо в свежих шрамах… Между прочим, ты покалечил тело моего будущего мужа!»

---

Купава Огинская "Прикладная некромантия. Записки между страниц". Юмористическая фэнтези, любовный роман. Где-то как-то академка.
(вздыхает) Вот есть такие книги... Вроде читаешь их вполне спокойно... без фанатизма, правда, но и не так чтобы против шерсти... Ну, читаешь и читаешь. И вдруг, когда до конца осталось всего ничего, страниц пятьдесят, пара-тройка глав, я не знаю - вдруг, значит, накатывает четкое ощущение, что это все тебе надоело - и книжка откладывается - и заваливается куда-нибудь лет на несколько. В лучшем случае. Вот и с этой книжкой вышло так же. Просто мне тут попалось на глаза упоминание автора, я вспомнила про книжку - и решила дочитать, чтобы определиться, нужно ли мне что-нибудь еще этого автора или ну нафиг.
Сюжет: а вот уже смутно помню! Но не начинать же опять сначала. В общем, типичная такая академка, она - вся такая задорная и внезапная, и все ее хотят, он - весь такой сильный, роковой и сексуальный, но с ужасным характером, они сталкиваются на почве учебы или еще чего (вроде бы здесь речь шла о брачном контракте, заключенном родственниками, но не поручусь!), и начинается зажигательная беготня, он бегает за ней, она бегает от него... Тут еще в какой-то момент этой беготни друг за другом героиня подхватила какое-то смертельное проклятие, или проклятый артефакт, или еще что-то в этом роде, это внесло дополнительное оживление в процесс беготни, подключилась и остальная магическая академия (типа они там все учатся!), адепты и преподаватели, потому что дело же нешуточное с этим проклятием. Или артефактом. Но кончилось все, как положено, свадьбой и уничтожением проклятия. Или артефакта.
В общем, книжка очень слабая. Сюжет еще более-менее, можно вполне себе развернуться. Но все тут настолько пресное и плоское, герои едва обозначены, картонка! К тому же автор почему-то решила, что все проблемы сгладит термоядерная доза юмора - и юморила без ума и без памяти, до посинения (читателя).

@темы: Книги

---

Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«В.Н.Кашперову 13 марта 1857г.
Спасибо, искреннее спасибо за письмо и за подробности о последних минутах Глинки, хотя радостного в них мало, зато много поучительного. Неужели же, если человек не религиозен, - то непременно должен быть циничен? Или, умирая, один религиозный человек может остаться человеком? Беда в том состояла, что у Глинки не было ни религии – ни веры, т.е. никакой веры ни в Красоту, ни в Искусство, ни в Достоинство человеческое. Был у него большой талант – но попал он в болото петербургской жизни, хватил заразы высочайшей протекции – кстати, тут явились прирожденная лень, паразиты-приятели, вино, генияльничание, ломание – и пошло все к черту!
Эх, как подумаешь, сколько еще порядочных людей должно погибнуть и лечь навозом на почву – чтобы эта почва, наконец удобренная, принесла обильные и благотворные плоды!»

С.В.Ганьжа. Тагильская летопись.
«1820г. Отставной штабс-капитан Евлампий Максимович Мосцепанов, участник Отечественной войны 1812 года, принял по контракту должность директора Выйского училища. По натуре свободолюбивый человек, он увидел на тагильских заводах такое, что «не по закону творилось, не в мысль оборачивалось, а в боль сердечную». Мосцепанов пишет министру внутренних дел России: «Горный наставник Платонов, приказчики Матвеев и Рябов совершают ужасные пытки и убийства… Прокопия Спирина били, выворачивали руки ключом, топтали, головой колотили о каменные стены, морозили. Спирин от многих ран мучительной смертью помер». Мосцепанов пытался бороться с этой несправедливостью, но потерпел неудачу, был арестован и в остроге скончался.»

Ж.Кокто. Дневник незнакомца.
«Некоторые философы размышляют над вопросом, человек ли дает своим богам имена или сами боги внушают человеку, как их назвать, - иными словами, сочиняет ли поэт или получает указание свыше и выступает в роли жреца.
Это старая история: вдохновение, являющееся на самом деле выдохом, - ведь поэт действительно получает указания из тьмы веков, сконцентрированной в нем самом, тьмы, в которую он не может спуститься и которая, стремясь к свету, использует поэта в качестве обыкновенного проводникового механизма.»

---

Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«Л.Н.Толстому. 3 января 1857г.
Милый Толстой, не знаю, много ли радуют Вас мои письма, но Ваши меня утешают. В Вас, очевидно, происходит перемена – весьма хорошая. Вы утихаете, светлеете и – главное – Вы становитесь свободны, свободны от собственных воззрений и предубеждений. Глядеть налево так же приятно, как направо – ничего клином не сошлось – везде перспективы – стоит только глаза раскрыть. Дай бог, чтобы Ваш кругозор с каждым днем расширялся! Системами дорожат только те, которым вся правда в руки не дается, которые хотят ее за хвост поймать; система – точно хвост правды, но правда как ящерица: оставит хвост в руке – а сама убежит: она знает, что у ней в скором времени другой вырастет.
Ваше «Детство» и «Отрочество» - производит фурор между здешними русскими дамами; присланный мне экземпляр читается нарасхват – и уже я должен был обещать некоторым, что непременно Вас познакомлю с ними – требуют от меня Ваших автографов – словом – Вы в моде – пуще кринолина. Сообщаю Вам это, потому, что ни говори – есть там где-то в сердце пупырушек, которые такие похвалы приятно щекочут. И пусть щекочут – на здоровье!»

С.В.Ганьжа. Тагильская летопись.
«1774г.
В январе полковник Бибиков потребовал от Нижнетагильской заводской конторы вооруженных людей для обороны Екатеринбурга от пугачевских отрядов. Контора дала Екатеринбургу 394 человека и более 500 человек направила к Уткинскому заводу Демидова. Пугачевцы проникли на Висимо-Уткинский завод и разграбили там провиантские склады. Тогда на защиту Висимо-Шайтанского завода направили 300 вооруженных людей, а из господских магазинов послали 4 тысячи пудов хлеба и 14 тысяч пудов сена на Уткинскую пристань.
На предложение правительства объявить убытки от восстания управление Нижнетагильского завода предъявило счет, в котором указано: «С заводов во время сражения со злодеями убито – 10 человек, по 250 рублей каждый, а всего – 2500 рублей». Счет этот принят не был.
Мирской староста Нижнетагильского завода Егор Куклин создавал вооруженные отряды против Пугачева и докладывал Демидову: «Люди не согласились выступить и решили остаться при заводе, объясняя это тем, что и так разослано сот до восьми человек». Отказались от создания отряда и жители Салдинского завода, а крестьяне Висимо-Шайтанского завода были настроены даже примкнуть к восставшим.»

---

И.С.Тургенев "Письма. собрание сочинений в 18 томах. т.3. 1855-1858". Как я энергично читаю письма Тургенева! уже третий том. Ладно, не буду притворяться и выделываться - тут чисто практические причины. Я же в библиотеке оставила заказ - пробую получить на руки один ромфантовский цикл, который мне давно хочется почитать... Но там четыре книги, а в библиотеке лимит на выдачу! Опять же и когда я просто спросила про письма, библиотекарша мне вынесла сразу целую кучу томов - я посмотрела и не смогла отказаться... Так что вот и надо срочно прочитать как можно больше, чтобы если заказ все-таки мне привезут, так сразу можно было его взять... К вопросу о положительном влиянии ромфанта на мотивацию к чтению русской классики.
Итак, в этом томе - Тургенева выпускают из ссылки и он сначала едет по столицам, где активно включается в светскую и литературную жизнь. Салоны, визиты, все такое. Происходит знакомство с Толстым (который Л.Н.) - то есть до того Тургенев очень восторженно встретил первые публикации Толстого ("Детство", "Отрочество", севастопольские рассказы) и сразу предрек ему грядущую славу будущего классика и столпа русской литературы. А тут они познакомились лично... Очень мило - молодой Толстой приехал по каким-то вопросам в Петербург и прямо поселился на квартире Тургенева. Однако, люди по натуре и характеру оказались абсолютно разные, так что идиллия долго не продлилась и вскоре они уже начали спорить и цапаться. Видимо, расстались недовольные друг другом. Неважно - через какое-то время они опять общаются по переписке... А потом опять спокойно встречаются... чтобы через некоторое время все повторилось по тому же кругу. Тургенев в письмах приходит к выводу, что так оно дальше все и пойдет - в смысле, что культурно и дружелюбно общаться они смогут только на расстоянии. Вообще, Тургенев тут в письмах много раз упоминает Толстого и высказал ему лично и по поводу него множество остроумных и тонких мыслей и наблюдений. Мне наконец упорно стало казаться, что все это мне кажется отчетливо знакомым... что-то прямо вот живо напоминает... Ага! дошло до меня. Джеральд Даррелл, конечно же! то есть, сделанная им в одной из книг подборка - "из высказываний моего брата Ларри обо мне". Ну, в любом случае, Тургенев упрекал Толстого, что тот не может просто радоваться жизни, характеризовал как гибрид поэта и кальвиниста и умолял не читать проповедей... По-моему, очень проницательно.
Вообще, тут обнаружилось еще одно свойство Тургенева - как мне кажется - помимо таланта мило формулировать простые и банальные вещи, еще и э... абсолютная толерантность что ли... Он интересуется всеми и готов общаться со всеми - ну, во всяком случае, из тогдашней рукопожатной тусовки - невзирая на их взгляды и позиции, даже если они в корне противоположны... Что самое удивительное - он каким-то образом ухитряется со всеми ними сохранять приятные и дружеские отношения! вроде бы. Я имею в виду - у нас вот сейчас все так поляризовано, все пребывают на разных баррикадах и строго в своей стае, и никто уже не может того... парить над схваткой или как там еще сказать... А Тургенев вон умудряется общаться с теми и с этими и при этом никто ему ничего не высказывает и ничего от него не требует, в плане определиться, с кем вы, мастера культуры, да уж. Он спокойно общается с западниками и славянофилами - и они тоже с ним спокойно общаются. Да он даже спокойно общается с Герценом и Некрасовым! хотя уж эти друг друга люто ненавидели. Как мне думается. Как выразился Тургенев в одном из писем - "мой дом - нейтральная площадка"" (terrin neutre). Правда, Герцена и Некрасова ему не удалось помирить, как он ни старался. По известным причинам. Мне все было интересно, как Тургенев при своей натуре ухитрится обосновать правоту каждой стороны в таком сомнительном деле, как мошенническое обдирание Огарева... Ну, он таки ухитрился! обвинил во всем Панаеву. Я прямо-таки восхитилась.
(подумав) Вот что-то мне кажется, что такие чудеса спокойствия свидетельствуют о том, что у самого Тургенева, собственно, никакой позиции нет. Ну вот такой человек - вообще не задумывается о таких вопросах... Или там - просто принимает позицию большинства или того, кто в тот момент находится рядом. То есть, вот я заметила - еще когда Тургенев первый раз приехал к Виардо, он там явно проникся настроем, так сказать, европейских элит по отношению к России и активно высказывал возмущение "жандармской политикой царской России", как выражались в школьных учебниках. Потом он возвращается в Россию, претерпевает здесь арест и ссылку - ну, понятное дело, это должно только укрепить это все. Начинается Крымская война, я думаю - ну, сейчас он точно пойдет рассуждать в духе - как наши деятели культуры сейчас рассуждают... Но Тургенев не менее активно начинает переживать за Крым и Севастополь, восхищаться героизмом наших, все такое. Однако... Но дальше Виардо ему пишет... там же у него дочь к ней отправленная в пансионе находится... Так Виардо ему пишет, что постарается организовать, чтобы девочку доставили на родину... Тургенев искренне недоумевает - зачем? Виардо, видимо, тоже недоумевает - так война же ведь у нас с вами? Такое вот взаимное недоумение. Такой человеку, что поделаешь.
Дальше Тургенев собирается и выезжает за границу. Во Францию. Ну да, "самый длительный непрерывный период пребывания" же закончился. Там он какое-то время живет у Виардо в их имении, потом переезжает в Париж. И тут с ним случаются печальные события - Тургенев заболевает. Множество писем, где он жалуется, как ему плохо, как он ничего не может, как его мучают боли и т.д. Какая-то невралгия мочевого пузыря у него. По письмам. В конце концов у меня от всего этого зародились самые черные подозрения. Точнее даже, они у меня зародились в тот момент, когда в одном из писем составители взяли и вычеркнули целый кусок текста, с пояснением, что удалили "личные описания, касающиеся симптомов", что-то в таком роде. (Думаю, это были составители еще в дореволюционный период, потому что так-то тут в одном из писем даже хладнокровно оставили нецензурные выражения! очень смешно. В смысле, что издание настолько академическое, что никто даже не заметил. ) Так что я думаю - а не подхватил ли тут Тургенев что-нибудь венерическое? Это, конечно, гадание на аватарках, но вот - если рассуждать дедуктивно! (воодушевляется) Вот Тургенев же до того все проживал у Виардо (от которой был не в силах оторваться), а тут вдруг чего-то переехал в Париж... и раз уж он жил отдельно, то вроде бы должен был опять написать кучу писем Виардо - но что-то не наблюдается этой кучи писем... И в комментариях как-то сухо упомянуто про охлаждение их отношений... И в некоторых письмах тут Тургенев всячески себя ругает и обвиняет в глупости (весь масштаб которой он даже не в силах выразить). Так если человека просто настигла какая-то болезнь, так глупость тут при чем? какие-нибудь камни в почках не появляются же у кого-то от глупых поступков. Например. Короче говоря, на мой взгляд - все очень подозрительно. С интересом жду, как закончится вся эта история, и как же Тургенев вылечится... Пока не вылечился.
К концу тома надвигается грандиозное событие - отмена крепостного права. То есть, пока еще об этом только говорят и готовятся. Проекты разрабатывают. Тургенев тоже активно это все одобряет и продвигает. Что лично меня опять изумляет. То есть, я, конечно, целиком за - как человек глубоко рабоче-крестьянского происхождения... Но что касается Тургенева, то, как по мне, выглядит довольно бредово. Он же помещик. Живет исключительно на доходы со своего поместья. Как и на что он собирается жить дальше? Мне кажется так - он об этом просто не думает. В мысли ничего не приходит. В смысле, видимо просто полагает, что касательно его материально-финансового положения все так просто и будет продолжаться. Ну да, все же просто само собой образуется из воздуха, угу. Очень интересно, как это все дальше пойдет.

@темы: Книги

---

Книжный столик

И.С.Тургенев. Письма.

«…Не предавайтесь Вашей наклонности к хандре и мрачным мыслям. Хандра – своего рода смерть – а в жизни все-таки нет ничего лучше жизни, как она ни бывает подчас тяжела.»

«Мы все здесь радуемся отражению севастопольского штурма (6 июня) – но, может быть, уже с тех пор он был повторен. А то все были известия не веселые. Иностранные газеты хоть в руки не бери.»

«Время здесь стояло ужасное; такая было сделалась – что должно было опасаться голодного года; мы все ходили в одних рубашках, сидели в темных комнатах – это было нечто ужасное, вроде тюремного заключения – и напоминало даже Уголино и другие жестокие случаи. Теперь, слава богу, это миновалось – пошли дожди – и мы ожили.»

«Бывают эпохи, где литература не может быть ТОЛЬКО художеством – а есть интересы высшие поэтических интересов.»

«Веди жизнь аккуратную – и не подставляй свой без того не яркий светоч дуновению страстей.»

«Что же касается до книги Чернышевского – вот главное мое обвинение против нее: в его глазах искусство есть только суррогат действительности, жизни – и в сущности годится только для людей незрелых. А это, по-моему, вздор. – В действительности нет шекспировского Гамлета – или, пожалуй, он есть – да Шекспир открыл его – и сделал достоянием общим. Чернышевский много берет на себя, если он воображает, что может сам всегда дойти до сердца жизни… Воображаю я его себе извлекающим поэзию из действительности для собственного обихода и препровождения времени!»

«У нас везде была холера и довольно сильная – я ее побаиваюсь – дома-то все ничего – а заедешь в какую-нибудь деревню – и вдруг придется умирать в сенном сарае – скверно!

«Читали ли Вы статью Толстого «Севастополь» в «Современнике»? Я читал ее за столом, кричал «ура!» и выпил бокал шампанского за его здоровье.»

«Очень меня поразила смерть Милютина. Этого я никогда от него не ожидал. Решительно – одно непредвиденное, вероятно, и совершается на деле.»

«Время, в которое мы живем, принадлежит к числу тех, которые повторяются слишком редко – и все люди мыслящие, любящие свою родину, должны желать сближения и духовного сообщения.»

«Очень рад, что портрет мой доставляет тебе некоторое удовольствие – если он глядит на тебя дружелюбно – значит, он похож.»

«Кого бы ты не узнал – это меня, твоего покорного слугу. Вообрази ты себе меня, разъезжающего по загородным лореточным балам, влюбленного в прелестную польку, дарящего ей серебряные сервизы и провожающего с нею ночи до 8 часов утра! Не правда ли – неожиданно и не похоже на меня? Но теперь я объелся по горло – и хочу снова войти в свою колею – жить философом и работать – а то в мои лета стыдно дурачиться!»

«…Если Толстой сам не искалечит своего таланта, он уйдет очень далеко из вида ото всех нас.»

«С Толстым я едва ли не рассорился – нет, брат, невозможно, чтоб необразованность не отозвалась так или иначе. Третьего дня, за обедом у Некрасова, он по поводу Ж.Занд высказал столько пошлостей и грубостей, что передать нельзя. Спор зашел очень далеко – словом – он возмутил всех и показал себя в весьма невыгодном свете.»

«… Несмотря на различие наших мнений, между нами есть – симпатия чувств и ощущений – а эта связь прочнее связи, основанной на тождестве мнений.»

«Прошедшего не переделаешь – остается, насколько хватает умения, пользоваться настоящим.»

«… Очень милая женщина – но с некрасивыми руками, - а для меня это – если не все, то почти все.»

«Ах, какая глупая вещь – потребность счастья – когда уже веры в счастье нет! Однако я надеюсь, все это угомонится – и я снова, хотя не вполне, приобрету то особенного рода спокойствие, исполненное внутреннего внимания и тихого движения, которое необходимо писателю – вообще художнику.»

«Мысли – так называемой творческой (хотя, между нами сказать, это слово непозволительно дерзко – кто осмелится сказать не в шутку, что он – творец?!), одним словом, никакого сочинения в голове не имеется.»

«С Константином Сергеевичем //Аксаковым// - я боюсь – мы никогда не сойдемся. Он в «мире» видит какое-то всеобщее лекарство, панацею, альфу и омегу русской жизни – а я, признавая его особенность и свойственность – если так можно выразиться – России, все-таки вижу в нем одну лишь первоначальную, основную почву – но не более, как почву, форму, НА которой строится – а не В которую выливается государство. Дерево без корней быть не может, но К.С., мне кажется, желал бы видеть корни на ветвях."

«Люди без твердости в характере любят сочинять себе «судьбу», это избавляет их от необходимости иметь собственную волю – и от ответственности перед самими собою.»

«В жизни мужчины наступает – как и в жизни женщины – пора, когда более всего дорожишь отношениями тихими и прочными. Светлые осенние дни – самые прекрасные дни в году.»

«На словах-то мы все мудрецы, а первая попавшаяся глупость пробежи мимо – так и бросимся за нею в погоню. Как оглянусь я на свою прошедшую жизнь, я, кажется, больше ничего не делал, как гонялся за глупостями. Дон-Кихот по крайней мере верил в красоту своей Дульцинеи, а нашего времени Дон-Кихоты и видят, что их Дульциней – урод – а все бегут за нею. У нас нет идеала – вот отчего все это происходит: а идеал дается только сильным гражданским бытом, искусством (или наукой) и религией. Но не всякий родится афинянином или англичанином, художником или ученым – и религия не всякому дается… Будем ждать и верить – и знать, что – пока – мы дурачимся. Это сознание все-таки может быть полезным.»

«Бог с ними, с этими женщинами, которые все гоняются за собственным хвостом. Это прилично только котятам.»

«…Повесть к сроку сочинить трудно – когда не пишется – это не то что сапоги сшить.»

«От брата Вашего, Льва – получил я письмо. Он великий чудак; нам суждено любить друг друга издали – а вблизи – чувствовать взаимное стеснение.»

//Л.Н.Толстому// «Кроме собственно так называемых литературных интересов – я в этом убедился – у нас мало точек соприкосновения; вся Ваша жизнь стремится в будущее, моя вся построена на прошедшем… Идти мне за Вами – невозможно; Вам за мною – также нельзя; Вы слишком от меня отдалены, да и кроме того, Вы слишком сами крепки на своих ногах, чтобы сделаться чьим-нибудь последователем… Словом, друзьями в руссовском смысле мы едва ли когда-нибудь будем; но каждый из нас будет любить другого, радоваться его успехам – и когда Вы угомонитесь, когда брожение в Вас утихнет, мы, я уверен, весело и свободно подадим друг другу руки…»

«…Словом, нам было хорошо – как форелям в светлом ручье, когда солнце ударяет по ним и проникает в волну.»

«Уверен, что под Вашей редакцией журнал пойдет славно. Предвижу также, что не во всем буду соглашаться с Вами; но что за беда! У Истины, слава богу, не одна сторона; она тоже не клином сошлась.»

«Вы говорите, что я не мог остановиться на Ж.Занд; разумеется, я не мог остановиться на ней – так же как, например, на Шиллере; но вот какая разница между нами; для Вас все это направление – заблуждение, которое следует искоренить; для меня оно – неполная Истина, которая всегда найдет (и должна найти) последователей в том возрасте человеческой жизни, когда полная Истина еще недоступна. Вы думаете, что пора уже возводить стены здания; я полагаю, что еще предстоит рыть фундамент.»

«Я один из писателей междуцарствия – эпохи между Гоголем и будущим главою; мы все разрабатывали в ширину и вразбивку то, что великий талант сжал бы в одно крепкое целое, добытое им из глубины; что же делать! Так нас и судите.»

«Мне кажется, главные недостаток наших писателей и преимущественно мой – состоит в том, что мы мало соприкасаемся с действительной жизнью, то есть с живыми людьми; мы слишком много читаем и отвлеченно мыслим; мы не специалисты, а потому у нас ничего не выходит специально. Если кто-нибудь из нас и обращает внимание на частное – то тотчас старается придать ему всеобщее, то есть им придуманное всеобщее значение – и из этого выходит чепуха.»

//Толстой// «Когда это молодое вино перебродит, выйдет напиток, достойный богов.»

«Что ни говори, на чужбине точно вывихнутый. Никому не нужен и тебе никто не нужен. Надо приезжать сюда молодым, когда еще собираешься только жить – или уже старым – когда покончил жизнь.»

«Пожалуйста, не унывайте и кончайте Вашу поэму. Не удастся – делать нечего, а удастся – браво! Что так сидеть сиднем? Пока в себе сомневаешься да против себя воюешь – можно сделать хоть небольшое дело – да дело.»

«Когда Вы меня увидите, Вы удивитесь моей egalite d’humeur. Какая там под ней горечь застыла – к чему докапываться – ни в одном человеке не нужно докапываться до дна.»

«С Вашим братом //ЛНТ// ладить мудрено. Пока его не вырвет от какого-нибудь блюда, он не перестанет есть и хвалить – и будет продолжать, хотя уже будет чувствовать боль под ложечкой.»

«Откуда взяться консерваторству на Руси? Не подойти же к гнилому плетню и сказать ему: ты не плетень, а каменная стена, к которой я намерен пристраивать!»

«Герцен, узнав, что Некрасов в Риме, написал мне, что это ему кажется чем-то вроде «щуки в опере».

«Мой учитель российского языка Дмитрий Никитич Дубянский называл Пушкина «змеей, одаренной соловьиным пением».

«Без сосредоточенности можно сильно чувствовать, понимать, но творит ь – трудно. Дерево сосредотачивается в течение целой зимы, чтобы весной покрыться листьями и цветами.»

«…Чувствую в себе пустоту выпотрошенной рыбы – кислоту непрививного яблока – и глупость, подобную – невозможно сыскать сравнения.»

«Толстой приехал. Действительно он изменился во многом и к лучшему – но скрып и треск его внутренней жизни все еще неприятно действует на человека, нервы которого и без того раздражены.»

«Посылаю этот рассказ Вам, а не Дружинину вот по какой причине: мне кажется, что я в этом рассказе слишком расстегнулся, то есть слишком дал читателю заглянуть в свои непотребные и неопрятные кишки. Если и Вам это покажется, то прошу Вас не давать этого рассказа в печать.»

«Я постоянно чувствую себя сором, который забыли вымести…»

«Ваше описание Рима расшевелило во мне желание быть там, - может быть, я в Риме был бы здоров и работал. Я от Некрасова получил письмо оттуда. Он сообщает мне, что рвет первые весенние цветочки и называет меня голубчиком, а здесь он имел вид человека, с наслаждением думающего о том, как он себе пулю в лоб влепит.»

«Чем более живешь, тем более убеждаешься в том, что возбудить к себе сочувствие – есть редкость и счастье – и что должно этим счастьем дорожить.»

«…Я был осел, приставая к Вам, «почему Вы не пишете?». А вот как самого свернуло – так даже гадко подумать о том, что когда-то сам подливал своего доморощенного масла в эту неуклюжую машину, называемую русской литературой!!»

«Поверьте, всем не молодым худо жить на свете; но еще хуже жить в одиночку.»

«Толстой внезапно уехал в Женеву – и уже написал мне оттуда презамечательное письмо – где он называет Париж Содомом и Гоморрой, а себя сравнивает с камнем на дне реки, которого заносит понемногу илом и которому непременно нужно вдруг сорваться с места и поискать другую реку, где, может быть, меньше илу. Действительно, Париж вовсе не приходится в лад его духовному строю; странный он человек, я таких не встречал и не совсем его понимаю. Смесь поэта, кальвиниста, фанатика, барича – что-то напоминающее Руссо, но честнее Руссо – высоконравственное и в то же время несимпатическое существо.»

«… Но, видно, каждого человека должно брать целиком, как он есть…»

«Некрасов уехал с г-жою Панаевой, к которой он до сих пор привязан – и которая мучит его самым отличным манером. Это грубое, неумное, злое, капризное, лишенное всякой женственности, но не без дюжего кокетства существо (говоря между нами) – владеет им как своим крепостным человеком. И хоть бы он был ослеплен на ее счет! А то – нет. Но ведь – известное дело: это все тайна… Тут никто ничего не разберет, а кто попался – отдувайся, да еще, чего доброго, кряхти.»

«… Работа может одна спасти меня, но если она не дастся, худо будет! Прошутил я жизнь – а теперь локтя не укусишь.»

«Увы! Я могу только сочувствовать красоте жизни – жить самому мне уже нельзя Темный покров упал на меня и обвил меня; не стряхнуть мне его с плеч долой. Стараюсь, однако, не пускать эту копоть в то, что я делаю; а то кому оно будет нужно? Да и самому мне оно будет противно.»

«В человеческой жизни есть мгновения перелома, мгновенья, в которых прошедшее умирает и зарождается нечто новое; горе тому, кто не умеет их чувствовать – и либо упорно придерживается мертвого прошлого, либо до времени хочет вызвать к жизни то, что еще не созрело.»

«Из 50 заграничных русских – лучше не знакомиться с 49-ю.»

«Сообщенные подробности о Писемском и Островском – не слишком отрадны. Но что прикажете делать? У всякого человека своя манера блох ловить. Эти два человека замечательных и чрезвычайно талантливых русских человека не брали себя в руки, не ломали себя; а русскому человеку это совершенно необходимо. Талант их от этого, может быть, уцелел – да ведь он с другой стороны затрещать может.»

//Толстому// «Вы не умеете жить легко. Вы хотите во всем полноту и ясность – и хотите все это тотчас. Вы беспрестанно щупаете пульс своим отношениям с людьми и собственным ощущениям: все это мешает гладкому и легкому течению дня. Мне сдается, что Вам в Москве будет скучно, и Вы будете вдруг метаться из стороны в сторону; а Вам бы теперь надобно спокойно и вкусно работать… Идите своей дорогой и пишите – только, разумеется, не Люцернскую морально-политическую проповедь. Вы пишете, что очень довольны, что не послушались моего совета – не сделались только литератором. Не спорю, может быть, Вы и правы, только я, грешный человек, как ни ломаю себе голову, никак не могу придумать, что же Вы такое, если не литератор: офицер? Помещик? Философ? Основатель нового религиозного учения? Чиновник? Делец? Пожалуйста, выведите меня из этого затруднения и скажите, какое из этих предположений справедливо.»

«Если здоровье вообще нужно человеку, то в особенности оно нужно ему тогда, когда он подходит к 40 годам, то есть во время самой сильной его деятельности. Под старость болезнь дело обычное, в пору молодости – интересное.»

«Удивили Вы меня известием о затеях Толстого! Вот человек! С отличными ногами непременно хочет ходить на голове. Боюсь я только, как бы он этими прыжками не вывихнул хребта своему таланту.»

«Человек, к сожалению, так устроен, что даже ясное понимание того, что он делает или намерен делать – не мешает ему беспрестанно делать самые непростительные ошибки; ему надобно непременно разбить себе голову об стену, хоть он очень хорошо и прежде знал, что стена каменная и тверже его головы. Я знал перед моей поездкой за границей – что мне было бы лучше оставаться дома… и я все-таки поехал. Дело в том, что судьба нас всегда наказывает и так, и немножко не так, как мы ожидали, и это «немножко» нам служит настоящим уроком.»

«… Если б я был поэт, я бы сравнил Ваше счастье с цветком – но с каким? Держу пари, что не отгадаете – с цветом ржи. Вспомните цветущий колос на склоне холма, в сияющий летний день – и Вы останетесь довольны моим сравнением.»

«… Всякому человеку следует, не переставая быть человеком, быть специалистом; специализм исключает дилетантизм, - а дилетантом быть – значит быть бессильным.»

«Она женщина умная, очень любопытствующая и умеющая расспрашивать; на конце каждого ее слова сидит как бы штопор – и она все пробки из вас таскает: оно лестно, но под конец немного утомительно.»

«… Право, мне иногда кажется – я уже теперь чувствую ту пыль, которая будет лежать на моей могиле. Но в сторону грустные мысли! Тем более, что по уверениям мистика Гильденштуббе – весьма легко вести переписку с жителями того света и даже получать от них письма. После этого смерть есть не что иное, как неудачный каламбур.»

«… Политическая возня Вам противна; точно, дело грязное, пыльное, пошлое; да, ведь и на улицах грязь и пыль – а без городов нельзя же.»

«Берите пример с меня: не дайте проскользнуть жизни между пальцев – и сохрани Вас бог испытать следующего рода ощущение: жизнь прошла – и в то же самое время Вы чувствуете, что она не начиналась…»

---

Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«А.И.Герцену. 10 сентября 1856г.
Что же ты никакой вести о себе не даешь, любезный друг? Я все ждал письма… но, наконец, решаюсь сказать тебе два слова: переехал ли ты в Путней – и здоров ли ты – и здоровы ли все вы? Я здесь живу в деревне и наслаждаюсь farniente и охотой. Плохо только то, что охота, за скудостью дичи, - очень посредственна и погода прескверная. Кончил я твои мемуары во 2-й части «Полярной звезды». Это прелесть – и только остается сожалеть о неверностях в языке. Но ты непременно продолжай эти рассказы: в них есть какая-то мужественная и безыскусственная правда – и сквозь печальные из звуки прорывается, как бы нехотя, веселость и свежесть. Мне все это чрезвычайно понравилось – и я повторяю свою просьбу – непременно продолжать их, не стесняясь ничем. Странное дело! В России я уговаривал старика Аксакова продолжать свои мемуары, а здесь – тебя. И это не так противуположно, как кажется с первого взгляда. И его и твои мемуары – правдивая картина русской жизни, только на двух ее концах – и с двух разных точек зрения. Но земля наша не только велика и обильна – она и широка – и обнимает многое, что кажется чуждым друг другу.»

Geo.
«Проблема в том, что многие даже не догадываются, что у них аллергия: в России не хватает специалистов.»
***
«В Атакаме коварные дороги: движения почти нет, но аварии случаются. В пустыне теряется ощущение скорости – легко разогнаться и перевернуться.»
***
«Помимо порций мяса огромного размера здесь подают ротшпон («красное дерево») – вино, которое привозят в Гамбург из Франции и оставляют дозревать в бочках. От этого напиток якобы приобретает морской вкус – традиция, сохранившаяся в городе со времен Ганзы.»
***
«В июне 2012 года умер, не оставив потомства Одинокий Джордж – последняя гигантская черепаха с острова Пинта Галапагосского архипелага. Экологи боролись за сохранение этого подвида сорок лет.»
***
«На холме рядом с маленькой Староладожской крепостью у впадения речки Ладожки в Волхов в 1972 году археологи раскопали остатки трех древних домов. Дендрохронологический анализ спила одного из бревен указал на дату постройки здания – 753 год. А это означает, что Ладога – древнейший средневековый город не только Руси, но и всей Восточной и Северной Европы.»

К.Огинская. Не дареный подарок. Морра.
«Керст долго лежал, невидяще глядя в потолок. Ничего интересного там не было, ровный, белый, без единой трещины, за которую мог бы зацепиться взгляд, но кадет продолжал его разглядывать, изредка моргая.
- Керст?
Погладив его по холодной руке, я решительно забралась на едва вздымающуюся грудь. «Помурлыкаю ему немножко, вдруг поможет», - решила я, распластавшись на белой, шуршащей ткани больничной рубашки.
Мурлыкать я умела преотлично. Лучше любой кошки. Вот только Илиса мое дребезжащее урчание смешило: он все порывался меня повертеть в попытке понять, откуда раздаются звуки. Еще утверждал, что урчальник у меня сломан и неплохо было бы его починить. Ничего не понимал хозяин в горных раграх.
Керст улыбнулся, когда я замурлыкала, еще неуверенно и тихо, настраиваясь, и быстро задремал под набирающее силу мурчание. А я лежала, слушала, как тяжело, с хрипом, он дышит, и про себя ругала аспида, очень надеясь, что ему там икается.
В такие моменты, когда Керст спал и больше не мог контролировать свое тело, приращиваемая рука непроизвольно дергала пальцами и чуть выворачивала кисть. В первый раз меня это очень напугало, и ч, чтобы не бояться в одиночку, почти довела до сердечного приступа отловленную мною в коридоре целительницу. Тогда я орала что-то маловразумительное, периодически повторяя: «Рука уползает, уползает же!» Потом мне, конечно, объяснили, что беспокоиться не о чем, а рука шевелится исключительно из-за соединения нервных волокон и уж точно не пытается уползти от хозяина.»

---

И.С.Тургенев. Письма. с/с в 18 томах. т.2. 1850-1854. Продолжаю читать письма Тургенева, второй том...
Итак, Тургенев возвращается на родину... Как выразительно сказано в примечательной статье - к комментариям - этот период "является самым длительным непрерывным пребыванием Тургенева в России, за исключением детских лет". Шикарно. Еще у Тургенева идут разборки с матерью - но об этом в статье не сочли нужным разъяснить. Мне, наверно, стоило углубляться в это все, изучая каждое письмо с карандашом в руках и перечитывая все комментарии - но мне, честно говоря, было не так уж и интересно... В общем, он жалуется на мать в письмах к Виардо, обвиняет ее всячески и во всем - черт их разберет. Может, это была женщина с тяжелым характером, я не знаю... Но так-то мне и Тургенев не особо нравится - странный он. Потом мать умирает - и они ( с братом) еще долго разбираются с наследством и прочими имущественными вопросами.
Тут еще такой момент - Тургенев, вернувшись на родину, внезапно обнаруживает, что у него есть дочь! восьми лет. Незаконнорожденная. Вот эта история с дочерью у меня вообще вызывает оторопь. То есть, я себе постоянно напоминаю, что это другая эпоха, другие нравы, социальная среда, опять же, соответствующая... и для них это все в порядке вещей... Но все равно воспринимается все так дико... В общем, мать девочки была что ли какая-то швея, ее нанимали на работу к матери Тургенева - а может, она вообще была из крепостных? да нет, вроде, иначе бы об этом в письмах же упоминалось бы? в связи с этими вопросами с вольными и прочим... Во время этих работ Тургенев ее увидел и - просто распорядился, "сказав своему человеку", чтобы привел ее к нему ночью! Тот так и сделал - и вот вам через восемь лет дочь. Тургенев об этом пишет Виардо и поражается, что девочка на него похожа! Типа - при такой-то матери (которая, в восприятии Тургенева, само собой является падшей женщиной) и вдруг на него походит! Далее все происходит еще более дико. Тургенев решает забрать девочку от матери, чтобы та "не испортилась окончательно". Ее же надо воспитывать, пока не поздно. Допустим... но что странно, по мысли Тургенева - воспитывать его незаконнорожденную дочь должна Виардо! То есть, присматривать за ее воспитанием, по крайней мере. Ну вот же она является святым ангелом и "гением чистой красоты", так кому и воспитывать... видимо так... Тургенев тут же извещает об этом Виардо и посылает девочку к ней, во Францию. По мысли Тургенева, она там должна как можно скорее овладеть французским, а русский пусть лучше вообще не вспоминает - а зачем, в самом деле? Виардо вроде как нашла девочке пансион, Тургенев потом переводил туда оплату... Но для меня это все так безумно, я прямо даже не знаю... Тут в одно и то же время он, значит, всячески романтически восхищается Виардо, у него к ней возвышенная любовь... романтическая... и тут же он к ней посылает свою незаконнорожденную дочь от полу-невольной работницы, которую в свое время чуть ли не изнасиловал, после чего спокойно зачислил в падшие женщины... Вот как у людей все это укладывалось в головах и совмещалось? Ну вот, прекрасно все совмещалось и укладывалось...
Тургенев вообще, как мне кажется - по чтению писем - относился к женщинам в целом так... как к определенно низшему сорту... Вот что ли в таком роде, что от них только и ожидается, что ублажение мужчин, а больше нечего от них и требовать. А в том что касается какой-то умственной деятельности, так и вовсе. То есть, при этом какие-то редкие женщины им выделялись и возводились в идеал (романтический), как та же Виардо, к примеру - но в целом вот такое отношение. Адски забавно при всем этом, что в нашей культуре Тургенев считается воспевшим такой нежный одухотворенный образ - тургеневские девушки, все такое. Ну, я и так русскую классику воспринимаю сильно скептически.
Я вот чего-то вообще задумываюсь - а может, Тургенев вообще по сути был какой-нибудь - как сейчас модно очень - с аспергером или чем-то вроде? Все-таки он очень странный. Как-то вот зацикленный на себе, а по отношению к другим - черт знает что. В смысле, он пишет им очень любезно (если пишет), говорит теплые слова - но когда доходит до какого-нибудь практического дела, то далеко не факт. Скажем, обещает кому-нибудь финансовую помощь или просто помощь в каком-нибудь вопросе - потом спокойно пишет - "ой, нет, что-то у меня не вышло". Как тут не вспомнить Чехова! тот уж если решил помочь, так шел и делал... (вздыхает)
В этот же период Тургенев оказывается в ссылке у себя в деревне. Произошли трагические события - Гоголь умер. Тургенев написал в память о нем какую-то статью - и за это его посадили на месяц в СИЗО (то есть, "в часть", как тогда выражались), а потом сослали в деревню, где он провел полтора-два года. Правда, все это время регулярно писал прошения о помиловании, или как это формулируется. Наконец, по хлопотам разных лиц его от ссылки освободили. Ну, я к Тургеневу не испытываю большой симпатии, но, мне кажется, это все-таки перебор. Месяц под арестом и еще потом ссылка - всего лишь за некролог? В комментариях, правда, написали, что "на самом деле" это все произошло из-за того, что Тургенев вызвал ненависть властей из-за своих произведений... Точно, "Записок охотника"... А еще в комментариях написали, что Тургенев вернулся в Россию, опасаясь, что его больше сюда не пустят! Хотя я вот только что письма же читала и по ним ощущала, что он вернулся из-за конфликта с матерью, которая ему деньги перестала высылать... А то, конечно, Тургенева же так напугала перспектива, что его не пустят больше в Россию! так напугала, что он сразу тут провел "самый длительный непрерывный период пребывания". Заметьте, что у комментаторов тоже все прекрасно совмещается!
В общем, лично я заподозрила, что это все произошло из-за каких-то личных пристрастий какого-то конкретного цензора (не Никитенко).
Ну, в любом случае, тут уже читать письма стало гораздо интереснее - Тургенев стал много писать (не только к Виардо), стал интереснее писать... Началась переписка с Анненковым! сразу почувствовалось положительное влияние. Вот не зря я надеялась на Анненкова! До него Тургенев в письмах был куда сдержаннее и скучнее. А тут уже пошел интересный материал... У Тургенева, как ни странно (мне) обнаружилась такая очень приятная манера письма - когда вроде человек пишет и что-то самое простое, самое элементарное - чуть ли не банальности - но делает это очень мило... Кроме того Тургенев часто поражает какими-то убойными сравнениями. Ага! и еще у него проявилась манера использовать тире! Вот это меня поразило. В смысле - я тоже люблю использовать тире... Разве это не странно, что у меня проявилось что-то общее с Тургеневым?

@темы: Книги

---

Книжный столик

И.С.Тургенев. Письма.

«Бывши вынужден, по домашним обстоятельствам, неожиданно скоро уехать из Петербурга, я не успел переписать «Провинциалку» и поручил это дело писцу, который, несмотря на все старание, не мог не наделать множества ошибок, из которых самая неприятная та, что он заставляет графа ПЕТЬ ДУЭТ с г-жою Ступендьевой. Эта вариянта была выставлена мною на полях, на случай, если б особый талант или желание артистки, словом, если б театральные условия потребовал дуэта; но я очень хорошо знал, что это неправдоподобно: можно предположить, что женщина, живя долго в глуши, не забыла играть на фортепьяно, но почти невозможно думать, чтоб она могла петь a livre ouvert. //c листа//»

«…Непозволительно писать – кому бы то ни было – в таком расположении духа, в каком я теперь нахожусь – но я не хотел откладывать еще далее мой ответ.»

«Увы! Против скуки не помогает даже безнравственность – Вы, увидавши меня с известною Вам девицей – едва ли бы вздумали толковать о моей добродетели – а толку все-таки никакого. Известная девица была очень больна – схватила оспу – но это ее не испортило. Начинает надоедать она мне сильно – но делать нечего.»

«Я рад, что Гоголя хоронили в университетской церкви – и действительно нахожу вас счастливыми, что удостоились нести его гроб. Это будет одно из воспоминаний вашей жизни. …Воображаю себе, сколько дрянных самолюбий станут взбираться на его могилу и примутся кричать петухами и вытягивать свои головки – посмотрите, дескать, на нас, люди честные, как мы отлично горюем и как мы умны и чувствительны – бог с ними… Когда молния разбивает дуб, кто думает о том, что на его пне вырастут грибы – нам жаль его силы, его тени…»

«С тех пор, как я себя помню, ничего не произвело на меня такого впечатления, как смерть Гоголя, - все, что Вы говорите о ней – сказано мне прямо из души. Эта страшная смерть – историческое событие – понятна не сразу; это тайна, тяжелая, грозная тайна – надо стараться ее разгадать… Трагическая судьба России отражается на тех из русских, кои ближе других стоят к ее недрам – ни одному человеку, самому сильному духу, не выдержать в себе борьбу целого народа – и Гоголь погиб!»

«Благородным людям должно теперь крепче, чем когда-нибудь, держаться за себя и за друг друга. Пускай хоть эту пользу принесет смерть Гоголя…»

«Ваши стихи имеют все качества поэзии, кроме того тонкого, неуловимого – того запаха, которым дышит, играя, счастливая и свободная жизнь. Но откуда взять этого счастья в наше сухое, трудное и горькое время?»

«Сказать между нами, я рад, что высидел месяц в части; мне удалось там взглянуть на русского человека со стороны, которая была мне мало знакома до тех пор.»

«Я эти дни все читал Мольера – одна какая-нибудь //строфа// - своей силой, веселостью, свежестью и грацией – просто положила меня ничком. Они бы ничего – откуда взять Мольеров – да перо потом как-то из рук валится и совестно продолжать свой стрекозиный писк – вот что не совсем приятно – тем более, что уж коли ты сделался литератором, так уж и перестань быть готовым на что-нибудь другое.»

«…У таких стариков, как я, воспоминания заменяют надежды.»

«Трудно современному писателю, особенно русскому, быть покойным – ни извне, ни изнутри ему не веет покоем…»

«… Очень сожалею я о Вас при виде этой резко-белой, мертвой снеговой скатерти – говорят, людям с слабыми глазами хорошо носить черный вуаль, когда они идут гулять зимой.»

«Мысль тоже, как пространство и время, есть делимое in infinitum, ее никак исчерпать нельзя – да и не нужно.»

«Я начинаю чувствовать, что значит жить в провинции – только теперь и понимаю, как можно с нетерпением ожидать книжку русского журнала и прочесть ее от доски до доски.»

«Надобно пойти другой дорогой – надобно найти ее – и раскланяться навсегда с старой манерой. Довольно я старался извлекать из людских характеров разводные эссенции – чтобы влить их потом в маленькие сткляночки – нюхайте, мол, почтенные читатели – не правда ли пахнет русским типом? Довольно – довольно! Но вот вопрос: способен ли я к чему-нибудь большому, спокойному! Дадутся ли мне простые, ясные линии… Этого я не знаю и не узнаю до тех пор, пока не попробую… Для этого я почти рад моему зимнему заключению – я буду иметь время собраться с духом – а главное – в уединении стоит человек от всего далеко – но особенно от литературы – журнальной и всякой; а из меня может выйти что-нибудь только по уничтожении литератора во мне – но мне 34 года – а переродиться в эти годы трудно.»

«Я понимаю, как Вам должно быть тяжело дописывать биографию Пушкина – но что же делать? Истинная биография исторического человека у нас еще не скоро возможна, не говоря уже с точки зрения ценсуры, но даже с точки зрения так называемых приличий. Я бы на Вашем месте кончил ее ex abrupto – поместил бы, пожалуй, рассказ Жуковского о смерти Пушкина, и только. Лучше отбить статуе ноги – чем сделать крошечные не по росту. А сколько я мог судить, торс у Вас выйдет отличный.»

«Я обнаружил, что есть единственный способ победить скуку – это… что бы вы думали? Однообразие. Поясняю: я разделил свой день на несколько частей, каждая из которых предназначена для определенных занятий, всегда тех же самых – и никогда не нарушаю установленного порядка. Вследствие этого время не слишком тянется – это как если бы вы шли по известной вам дороге, конец которой намечен вами самими: когда нет нетерпения и неуверенности – нет и скуки – по крайней мере той скуки, которая тяготит вас и волнует.»

«Посылаю тебе, любезный Некрасов, давно обещанную мною статью о книге Аксакова. Кажется, самая придирчивая ценсура в ней не может найти ничего непозволительного – и если что-нибудь в ней будет вычеркивать – то, значит – дело не в статье – а в имени. Прошу не выставлять под ней ничего, кроме букв И.Т.»

«Приятно мне слышать о развитии Вашего брата – одно очертание его губ обещает человека с нешуточной иронией. Посоветуйте ему только от меня как можно более читать и учиться – это навастривает зубы – а кто хочет кусаться – должен уметь, по мере возможности, оградить себя от укушений.»

«Иногда мне кажется, будто эта книга // «Записки охотника»// писана не мною, так уж я далек от нее. Напряженность и натянутость, которые слишком часто в ней попадаются – отчасти могут быть извинены тем обстоятельством, что когда я писал ее – я был за границей и – окруженный не русской стихией и не русской жизнью – невольно проводил карандашом два раза по каждому штриху.»

«Дай бог любому автору понять и выразить жизнь – где ему мудрить над не или поправлять ее.»

«Я здесь пишу и работаю словно в чужих краях – никто мне не умеет сказать, хорошо ли, худо ли я делаю – а ведь без отголосков такого роду могут работать только люди, подобные Гоголю. Нашему брату без них плохо.»

«…В важности математической верности действительности я убежден.»

«Я, хотя работаю – но «для потомства», т.е. не для современных мышей – а для мышей, которые будут грызть старые рукописи лет через десять.»

«… Он неудавшийся художник, неудавшийся литератор, злобный, вероломный и угодливый, полный прокисшей желчи, которая есть не что иное, как испорченный яд… Вообще литераторы – довольно скверное племя; а те, что являются ими лишь наполовину, вовсе ничего не стоят. Понаблюдайте за движениями его губ и бровей, когда он расточает свои медоточивые слова, какие мерзкие движения кошачьего хвоста!»

«Чем серьезнее на себя взглянет художник – тем лучше для него; и если этот взгляд, на себя брошенный, дойдет до такой ясности, что сомкнет, наконец, ему уста – ТАК умолкнуть – тоже хорошая вещь.»

«Никто не может сказать про себя – есть ли у него талант – и к чему именно, - это должно созреть в человеке, как плод на дереве, - но всякому, даже лишенному творческого дара, необходимо сосредоточиться и придать себе известное направление, а то непременно рассыплешься весь и не соберешь себя потом.»

«Человек вообще скучает не столько от внешних обстоятельств – сколько от тайного ропота собственного бездействия ил беспорядка в деятельности. Я это Вам говорю по опыту.»

«Извините меня за этот наставительный тон – вспомните, что я уже сед, как крыса.»

«У нас теперь совершенная зима; я заперся, как крот в свою нору – и работаю, как крот, роюсь и вожусь в недрах своего романа.»

//Гоголь// «Это колокол Ивана Великого – а мы даже не колокольчики – а сверчки запечные – трещим – и с большим усердием трещим – но кому от этого какая польза?»

«Здоровье мое по-прежнему так себе, словно заяц, получивший заряд мелкой дроби в ту часть тела, которую охотники называют «мешком».

«Я знаю, что в природе и в жизни все так или иначе примиряется – если жизнь не может, смерть примирит.»

«… А ведь стихотворение без подписи в мартовской книжке «Современника» - опять некрасовское. Ну подите, после этого. Нужно же человеку беспрестанно толковать публике, что ему скверно жить на свете!»

«Сам я ничего не делал; перечитывал и исправлял; перечитывал и исправлял написанные главы – безжалостно выкидываю всякое, не идущее к делу сочинительское слово. Впрочем, вы знаете, как всякое желудочное расстройство действует на человека, и потому не удивитесь, если я вам скажу, что все это время я ни на что и никуда не годился – да и теперь еще вял, как поутру скошенный лопух.»

«… Эпоха, к которой он относился по своему таланту – уже прошла – а истории нет никакого дела, что человек еще свеж и только что сложился и вошел в силу – если он ей более не нужен.»

«Лучшая пора в жизни человека – его молодость – не только потому, что тогда ему и спится и естся лучше и сил в нем больше – но потому, что тогда в нем зажигается и горит то «священное пламя», над которым смеются только те, в чьих сердцах оно либо погасло, либо никогда не вспыхивало. Поддержите в себе эту благородную решимость – и знайте, что без веры, без глубокой и сильной веры не стоит жить – гадко жить; знайте, что это говорит Вам человек, про которого, может быть, думают, что он весь насквозь проникнут иронией и критикой – но без горячей любви и веры ирония – дрянь – и критика хуже брани. Во всяком случае, наше призвание – не быть чертями – будемте людьми – и постараемся быть ими как можно долее.»

«… Какой-то жалкий субъект выдумал говорить, что благодарность – тяжелая ноша; для меня же – я счастлив, что я благодарен Толстому – и всю жизнь сохраню к нему это чувство.»

«Мужички совсем одолели нас в литературе. Оно бы ничего; но я начинаю подозревать, что мы, так много возившиеся с ними, все-таки ничего в них не смыслим. Пора мужичков в отставку.»

«У нас весна – но еще отзывается зимой. На днях, вероятно, мы вместо «еще» скажем «уже». Зима не прекращается в любезном нашем отечестве.»

«Фет благоговеет перед второй частью Гетева «Фауста». Его удивляет, что вот тут, мол, все человечество выведено – это почище, чем заниматься одним человеком. Я его уверял, что никто не думает о гастрономии вообще, когда хочет есть, а кладет себе кусок в рот.»

«Все-таки я надеюсь скоро написать статьи для «Сборника». Если только я возьмусь за перо – они будут готовы. Но для этого нужно, чтобы желудок оправился, а то просто ничего невозможно делать. Валяешься целый день на разных диванах, словно кто колесом по тебе переехал. Это очень скучно.»

«Время – необходимо везде. Посейте только доброе зерно – жатва взойдет в свою пору.»

«Не знаю, насколько входило тщеславия в моем обескуражении – собственные наши чувства так искусно умеют маскироваться перед нашими глазами, что и признать их мудрено – но ведь – с другой стороны, как не послушаться советов критика? Это было бы тщеславие еще хуже первого.»

«Эх, Павел Васильевич, люди действительно негодная порода. Самый лучший из нас – мойся и осматривайся беспрестанно – а то как раз замарается, а потом и грязи своей не заметит – привыкнет к ней.»

«… Какой же он martyr //мученик// - черт возьми наконец! Ведь и преследовали его ровно настолько, насколько нужно было, чтобы дать ему случай рисоваться и изливать свою желчь.»

«… Плохо, батюшка, когда приходится, как медведю зимой, жить собственным жиром – хоть оно и имеет свои хорошие стороны…»

«Я думаю поручить мои имения дяде моему Николаю Николаевичу, который хорошо их знает… Видеть дурное, подмечать его и самому его исправлять – великая разница! Я русского мужика знаю, но возиться с ним не умею и не могу – не так создан, что прикажете делать!»

«Он очень благородный малый – и ума в нем много – а тяжеленько ему жить. Кровь в нем не довольно легка – как он сам признается. Нашему брату, свистуну, жить легче. Он не способен лежать пупком кверху и мирно улыбаться собственному бездействию – а это дело хорошее.»

«Сегодня вышел манифест о войне с Англией и Францией. Пользуясь отъездом английского посланника, я купил очень дешево два отличных английских ружья Форсайта.»

«Я очень боюсь, что мы держим друг друга лишь за кончики пальцев – и, мне кажется, я их уже совсем не ощущаю…»

«Получил наконец французский перевод моих «Записок» - и лучше бы, если б не получил их! Этот г-н Шарриер черт знает что из меня сделал – прибавлял по целым страницам, выдумывал, выкидывал – до невероятности – вот Вам образчик его манеры: у меня, например, сказано: «я убежал»; он переводит: «Я убежал, обезумевший, растерянный, растерзанный, словно за мной гналось по пятам огромное множество ужей, управляемых колдунами». Каков бессовестный француз – и за что я теперь должен превратиться, по его милости, в шута?»

«Я на днях познакомился с сестрой Толстого (автора «Отрочества» - скоро не нужно будет прибавлять этого эпитета – одного только Толстого и будут знать в России).»

«Спасибо за утешения насчет войны – а то я каждую ночь вижу Севастополь во сне. Как бы хорошо было, если б прижали незваных гостей!»

«На старости лет (мне 4-го дня стукнуло 36 лет) – я едва ли не влюбился. Вы подумаете: эка влюбчив, старый черт! Что делать! Чувствительным сердцем одарен от природы.»

«В 10-м номере «Современника» Вы найдете повесть Толстого, автора «Детства» - перед которой все наши попытки кажутся вздором. Вот наконец преемник Гоголя – нисколько на него не похожий, как оно и следовало.»

---

Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«Л.Н.Толстому. 3 октября 1855г.
Я давно собирался затеять с Вами хотя письменное знакомство, любезный Лев Николаевич, за невозможностью – пока – другого… Во-первых, благодарю Вас душевно за посвящение мне Вашей «Рубки лесу» - ничего еще в моей литературной карьере так не польстило моему самолюбию. Ваша сестра, вероятно, писала Вам, какого я высокого мнения о Вашем таланте и как много от Вас ожидаю – в последнее время я особенно часто думал о Вас. Жутко мне думать о том, где Вы находитесь. Хотя, с другой стороны, я и рад для Вас всем этим новым ощущениям и испытаниям, - но всему есть мера – и не нужно вводить судьбу в соблазн, - она и так рада повредить нам на каждом шагу. Очень было бы хорошо, если б Вам удалось выбраться из Крыма – Вы достаточно доказали, что Вы не трус, - а военная карьера все-таки не Ваша. Ваше назначение – быть литератором, художником мысли и слова. Я потому решаюсь говорить так с Вами, что в Вашем последнем письме Вы намекаете на возможность отпуска – да сверх того я слишком люблю русскую словесность, чтобы не питать желания знать Вас вне всяких глупых и неразборчивых пуль. Если действительно Вам возможно приехать хотя на время в Тульскую губернию, - я бы нарочно явился сюда из Петербурга, чтобы познакомиться с Вами лично – это Вам не может служить большой приманкой – но, право, для Вас самих, для литературы – приезжайте. Повторяю Вам – Ваше орудие – перо, - а не сабля, - а Музы не только не терпят суеты, - но и ревнивы.»

А.Шнайдер. Тьма императора.
«Утром Арен, как и обещал, зашел к Виктории.
Жена спала, укутавшись в одеяло так, что снаружи виднелась только светлая макушка. Будить ее не хотелось – гораздо больше, чем бодрствующих, император любил спящих людей. Они почти не испытывали эмоций. А если и испытывали – во время сновидений, - то эмоции звучали приглушенно, словно доходили до него через неплотный щит.
Виктории ничего не снилось. Арен сел рядом и дотронулся до мягких волос.
Почему их брак стал для него таким кошмаром, от которого очень хотелось поскорее сбежать? Как все просто в случае со снами – проснулся, и дело с концом. Но как поступить, если не можешь проснуться? И сбежать тоже не можешь. Ничего не можешь.
Только обманывать.»

---

С днем Победы!

---

Читательский дневник

И.С.Тургенев. Письма.
«К.Н.Леонтьеву. 9 июня 1853г.
Я рад, что Вы познакомились лично с Краевским – но позвольте мне, как человеку более опытному в литературных делах, заметить Вам следующее: во-первых, для Вас самих, для будущности Вашего таланта, не думайте, пожалуйста, что можно шутить с публикою – написать, как Вы говорите, «что-нибудь полное лжи и лести» для денег – а потом показаться в настоящем свете – знайте – публику не надуешь ни на волос – она умнее каждого из нас; - знайте также, что, принося ей всего себя, всю свою кровь и плоть, - Вы должны быть еще благодарны ей, если она поймет и оценит Вашу жертву – если она обратит на Вас внимание; - и это понятно, скажу более, это справедливо. Не Вы ей нужны, она нужна Вам, Вы хотите завоевать ее – так напрягайте все Ваши силы. Я этим не хочу сказать, чтобы Вы должны были угождать ей, служить ее вкусам – нет, будьте тем, чем Вас бог создал, давайте все, что в Вас есть – и если Ваш талант оригинален, если Ваша личность интересна, публика признает Вас и возьмет Вас и будет пользоваться Вами – как, например, в другой сфере деятельности – она приняла гуттаперчу, потому что она нашла гуттаперчу вещью полезной и сподручной. Не искажайте своих задушевных мыслей и предначертаний в видах ценсурных, а старайтесь найти предметы безобидные – «Лето на хуторе», кажется, никого оскорбить не может.»

К.Огинская. Не дареный подарок. Кася.
«Меня медленно подняли в воздух за лапу. За ту же самую лапу, за которую вчера весь вечер таскал перекачанный, а потом еще и на землю швырнул, после того как необходимую клятву получил и к спящему привязал. Вдоволь нагоревавшись, я уснула под утро и была разбужена таким варварским способом.
- Хазяин, будь лапушкой, положь на место и дай еще пару часиков поспать, агасеньки?
- Ты кто такая?
- Нечисть. Вчера еще была бесхозная, а теперь твоя. Так что люби меня, хазяин, оберегай и корми. – Призадумавшись на секундочку, я пришла к выводу, что любить меня особо и не нужно, оберегать я себя и сама могу, десять лет как-то оберегалась же, а потому с придыханием велела: - Корми побольше.
Он медленно повернул голову, глядя на свою левую руку. На запястье отчетливо виднелась высветленная, словно выжженная полоска кожи, браслетом обвивавшая руку.
- У меня, если тебе вдруг интересно, такая же, - доверчиво протянула ему левую лапку, заговорщически прошептала: - Только под мехом не видно.
На признание мое он не отреагировал, продолжая тупо пялиться на прямое свидетельство связи с подчиненной нечистью.
- Хазяин, а ты под чем-то, да? Тебя насильно накачали? Или ты сам накачался? Ты имей в виду, я с тобой теперь и в горе, и в радости. – От слов моих его ощутимо передернуло. – Мне бы только знать: у нас сейчас горе, или я могу не волноваться?»

---

И.С.Тургенев "Письма. Собрание сочинений в 18 томах. т.1. 1831-1849". Ну что ж, я себе изыскала еще одно письменное с/с. Начинаю эпопею...
Закончив со чтением писем Чехова... ну, то есть, не совсем закончив, там еще есть отдельные издания... но, по крайней мере, закончив с с/с - я задумалась. Что как-то вроде чего-то и не хватает... Привыкла. Так что, пока библиотека еще работает, я стала прикидывать, за что еще можно взяться. Колебалась между Тургеневым и Толстым (который Л.Н.) - ну просто потому что про них я точно знаю, что у них выходили огромные с/с, так что там наверняка и письма есть. В итоге все-таки остановилась на Тургеневе. У него и количественно меньше... И вообще... Ну вот я уже прочитала двухтомник писем Анненкова - из его переписки с Тургеневым. (очень интересно) Но там были помещены только письма Анненкова! а писем Тургенева не было. Я еще тогда стала обдумывать, что надо бы где-то присмотреть что ли издания писем Тургенева... Так что вот, все логично! читаю Тургенева.
Что касается самого издания - то издано так же академично, как и письма Чехова (ну, то же издательство-то). Собрано все, что только можно, расположено по хронологии, помещены комментарии... Плюс дополнительно - переводы. Да, в отличие от Чехова, который неоднократно в своих письмах высказывал сожаления, что не знает никаких иностранных языков - Тургенев иностранные языки знал в количестве. Французский и немецкий свободно, английский - вроде бы - на уровне чтения... может, еще латынь и греческий в каком-то объеме... Но бог с ними, с латынью и греческим, но на французском и немецком он написал кучу писем! И тут их поместили без перевода, точнее - все переводы собрали отдельно, перед комментариями. Как по мне, решение довольно сомнительное... почему бы не поместить перевод сразу за письмом? Утомишься метаться по книжке туда-сюда - то в письма, то в переводы, то в комментарии... Ну да ладно.
Сразу стало ясно, что это явно не Чехов. То ли тут дело в разных эпохах, то ли в разных социальных средах/группах... то ли все вместе... Но часто впечатление производит настолько странное, что прямо удивительно. (насколько же на этом фоне Чехов ближе и понятнее! не говоря уж о том, что - симпатичнее )
Первые письма идут еще детские - 13-14 лет. Как тут написано в комментариях - когда Тургенев с братом готовились к поступлению в университет... что ли... В наше время звучит странно, да, но тогда понятное дел, что система образования была совсем другая (если вообще была хоть какая-то). Они учились дома, к ним приходили учителя... Тургенев пишет о своих уроках и успехах. Потом, спустя какой-то период времени - несколько писем, видимо, времен учебы - договариваются о переписывании лекций/конспектов. Несколько писем о начале литературной деятельности - начал Тургенев с чего-то поэтического. Общался с тогдашними цензорами и критиками (то есть, конечно, с Белинским и Никитенко! обоих терпеть не могу ) Потом юный Тургенев отправился путешествовать за границу и по этому поводу переписывается с немногочисленными друзьями и знакомыми. Потом происходит эпохальное событие - встреча с Полиной Виардо - и дальше всем известно. Тургенев написал ей пропасть писем, потом поехал во Францию, где продолжил общение. Но тут возникли конфликты с родней - с матерью, которая отказалась высылать деньги на проживание, так что Тургенев вынужден был вернуться на родину. Ну вот, на этом первый том заканчивается.
В целом чего-то особо интересного тут практически не было. Я так понимаю, с одной стороны, и писем мало сохранилось за этот период, и время еще такое... становление личности. К тому же - судя по всему - в это время у Тургенева еще очень мало знакомых, с кем можно было бы переписываться... Так что и писем мало, и они такие... суховатые... Разве что в переписке со знакомыми во время заграничного путешествия попадаются забавные моменты - Тургенев, оказывается, тоже был не прочь пошутить, посмеяться. Кто бы мог подумать (бурчит). Поневоле опять вспомнишь истеричного Белинского, который наверняка участвовал в активном насаждении в русской классике этой угрюмой и унылой пафосности и серьезности...
С другой стороны, если прикинуть, то и Белинского где-то в этом плане понять можно! Уж слишком сильно у нас с той эпохой различаются понятия о юморе и вообще о смешном... Может, тогда смешным считалось только то, что относится к э... низовой сфере... что-то такое грубое, вульгарное... Как тут, для примера - в детских письмах Тургенев рассказывает вот, как они отмечали 1 апреля - не придумали ничего лучше, чем говорить тому или этому, что к нему пришли (а никто не пришел, ха-ха!), а с одним из детей и вовсе отличились - подделали письмо, в котором извещали якобы от дворни, что его мать умерла. Очень смешно, что он расплакался! По мне, так это вообще за гранью. Вот не знаю, или это относится к свойствам личности (Тургенев все-таки ощущается очень странным!), или к нравам эпохи, или все вместе.
Письма на языке я сначала попробовала читать - на удивление оказалось, что я их даже понимаю! То есть, французский понятно, но даже немецкий... в общих чертах... Но скоро я это дело бросила. Ну это же невозможно просто! Я про французский, то есть, в основном, письма к Виардо. Там, конечно, все так четко, правильно... Всякие конструкции, времена и прочее. Но это же все такое пустое, абсолютно безвкусное! Совершенно мертвый язык ощущается. Фуу... Вот уж не знаю, что там воспринимала эта злосчастная Виардо... Или Тургенев был в живом общении адски харизматичным, так что эти воспоминания воздействовали даже спустя годы переписки, или Виардо была такая добрая женщина, или это была любезность и внимание к этому дикарю-русскому - черт его знает. Я без понятия. Даже нет никакого желания разбираться в вопросе. Хватит уже того, что Тургенев к этой Виардо пишет и пишет... Виардо мне надоела до ужаса. (это еще при том, что письма с ее стороны не помещены, так что мы ее никак не можем воспринять и ощутить )
Так вот и есть, о чем тут подумать. Это ведь Тургенев, судя по всему, изначально так воспитывался... в смысле, с детства вокруг него общались больше на французском и немецком... он на этом вырос... Если посмотреть детские письма, то прямо же временами ощущается, что он по-русски не совсем уверенно выражается. Именно что не в плане орфографии, правописания - это бы понятно - но он путается в самих языковых конструкциях! как употреблять предлоги, падежи, в таком роде. Для него русский - такой же иностранный! Но в то же время и эти языки - французский и немецкий - тоже остались просто мертвыми языками из учебника... Ужасно, по-моему. Ну да, а потом Тургенев все-таки качнулся в сторону русского языка и преуспел до такой степени, что мы сейчас по нему учим русский в каноне - ну, тут я думаю и постарались всякие типа Белинского. Определяющие, что считать каноном. А можно еще подумать интересное - что наши столпы русской литературы - Гоголь и Тургенев - так-то вообще-то значительную часть времени предпочитали проживать в Европах, а не на родине...

«Я слышал, что ты писал, что едешь в милицию. Дядя, я тебя не пущу: если поедешь, так обниму тебя, и тогда поезжай со мною или останься.»

«Препровождая Вам мои первые, слабые опыты на поприще русской поэзии, я прошу Вас не думать, чтоб я имел малейшее желание их печатать – и если я прошу у Вас совета – то это единственно для того, чтобы узнать мнение Ваше о моих произведениях, мнение, которое я ценю очень высокого. Я колебался, должен ли я был послать драму, писанную мною 16 лет, мое первое произведение, что если б я… не думал, что по первому шагу можно по крайней мере предузнать будущее, я бы никогда не решился Вам ее послать.»

«Вы, наверное, пеняете на меня, что я так долго не шлю к Вам тетрадки Вашей – но, узнавши причину, Вы, наверное, будете снисходительны. На прошлой неделе меня дышлом каретным выкинуло из дрожек; я себе расшиб чашку и вывихнул плечо; благодаря бога, плечо мне тут же вправили и к колену приставили пиявки – что меня спасло. Я и теперь не могу ходить и пишу к Вам с постели.»

«… Друзей – так по крайней мере я думаю – не приобретают – нам дает их провидение.»

«Здоров и весел, сколь возможно. Правда, что меня, кроме душевных страданий – физические мучения не легко преодолевают и не оставляют никакого следа в моем характере: не далее как в сентябре месяце прошлого года я на дороге сломал себе опять руку, шел с этой рукою 7 верст пешком, ждал 12 часов перевязки – но все кончилось благополучно: руку вправили – и я приехал сюда без дальнейших приключений.»

«Во время нашего отсутствия беды валились на меня, как шишки на бедного Макара: во-первых, получил я письмо о пожаре нашего дома, где жила маменька – почти все сгорело – спасли только самое главное; брат принужден ехать на ремонт; во-вторых, некая бестия, которую человек мой приводил 2 раза ко мне в ноябре и которую я в лицо – буквально – не знаю (в комнате было темно), подала на меня просьбу о взыскании с меня – за родины, крестины и похороны будто бы моего детища, за 6-ти недельную болезнь и, что смешнее всего – за defloratio. Я – и нарушение невинности! Скажите на милость! С убытками процесса вся штука станет мне талеров 200: я взял адвоката… Все это очень горько»

«В театре был 4 раза: Леве очаровательна; m-lle Шлегель из Дрездена поет хорошо, лицо – настоящий блин. Правда, Вы не видели баядерок: представьте себе смуглых,полунагих, пестро одетых девчонок; сзади стоит группа трех индейцев, старика и двух взрослых мужчин в белом с головы до ног – один тянет раздирающую ноту из инструмента вроде кларнета, другой бьет в род барабана, третий постукивает двумя камешками и поет в нос странные слова. Баядерки почти не сходят с места, - согнувши коленки вперед, они проворно топают ногами, кривляют все тело, водят руками мерно по воздуху, бледнеют, входят в исступление… Они произвели на меня тяжкое впечатление: мне казалось – они трепещут перед своим богом, как птица судорожно бьется при взгляде гремучей змеи. В индейцах преобладает еще растительная натура: я заметил, что один из них стоял в течение получаса, как камень – не шевельнул пальцем.»

«Недавно пришла мне в голову мысль – я занимался наблюдениями над собственным характером – что «от пробуждения я никогда не перехожу к действию»» //на нем.//; у французов, напротив, всякий зародыш мысли тотчас переходит в дело и слово: не диво, что являются и глупости; каждая глупость есть неразвитая мудрость, выступившая до времени в тело. Не так ли?»

«Я все не перестаю читать Гете. Это чтение укрепляет меня в эти вялые дни. Какие сокровища я беспрестанно открываю в нем! Какая жизнь, какая страсть, какое здоровье дышит в «Римских элегиях»! Эти элегии огнем пролились в мою кровь – как я жажду любви! Но это томленье бесплодно: если небо не сжалится надо мной и не пошлет мне эту благодать. А – мне кажется – как я был бы добр, и чист, и откровенен, и богат, полюбив! С какой радостью стал бы я жить и с ней.»

«Между прочим, должен Вам сказать – что я снова нездоров. У меня сделалось очень тягостное сердцебиение – и мне доктором запрещены пряности, чай, кофе, говядина, вино, сладости, женщины и все grandes emotions. Скажите на милость – что ж осталось мне?»

«На возвратном пути против нас сидела милая девушка; я молча любовался ей – Ефремов рисовался, но довольно несчастно; мы приехали; вот ее черная шляпка пропадает в толпе; вот она и скрылась – и навек. Но она на несколько мгновений заняла мою душу, и воспоминание об ней будет мне отрадно.»

«Какое смешное слово: прыщ. Попробуйте произнести его несколько раз сряду, с большим раскатом на «р» - раскрыв углы рта – и смотреть, не улыбаясь, в зеркало. Будет очень странно.»

«Вы вправе требовать от меня многое об Италии – но я сам еще не знаю ясно, что я оттуда вынес: но что я выехал богаче, чем приехал, в этом я уверен. Со мной случилось то же, что с бедным человеком, получившим огромное наследство: трудно и запуганно.»

«… Мы часто говорили о смерти: он признавал в ней границу мысли… Смерть имеет глубокое значение, если она вступает – как последнее – из сердца полной развившейся жизни: старцу – она примирение, но нам – веление судьбы.»

«Зачем на земле может гибнуть или страдать прекрасное? Или нам верить, что все прекрасное, святое, любовь и мысль – холодная ирония Иеговы? Что же тогда наша жизнь?»

«Рука бога не перестает сеять в души зародыши великих стремлений и, рано ли, поздно – свет победит тьму.»

«Из сердца творца истекает и горе и радость – часто их звуки сливаются: одно неполно без другого.»

«… Ваши короткие письма меня радуют: они служат мне признаком вашей обильной жизни.»

«… Он обогатил меня тишиной, уделом полноты…»

«Перед одним человек безоружен: перед собственным бессилием.»

«Случалось ли тебе сорвать долгую ветвь камыша или распуколку розы, сдирать скатанные оболочки и все находить другие, все белее и мягче, все теснее скатанные, и с радостью доискиваться последнего, сокрытого зерна. Я в детстве часто трудился подобным образом и досадовал и задумывался, видя, что последние оболочки так тонки и нежны, что отодрать их невозможно. Вот образ философической системы. Но ты будь терпелив, дай расцвести цветку, и ты будешь любоваться его изящной формой, наслаждаться его запахом, и перечтешь все его распустившиеся листики и тычинки.»

«От скуки, признаюсь, беру перу и германидоротеизирую. Слушая: a la Karamsin: «… О, друг мой, - сказал я, обливаясь слезами» и т.д. «Мы обнялись и смешали наши слезы» и т.д. – Странная участь слез, подумаешь! Их глотают, как вино, мешают, как лекарство, проливают, как воду, удерживают как лошадей: поливают, обливают, заливаются, истекают слезами; они катятся градом, потоком, даже реками; слезы радостные – слезы горестные - слезы сладкие – слезы умиления – слезы жемчуги, слезы алмазы, о слезы, слезы, молите бога за нас!»

«Пробуду я в Дрездене 5 дней; на 6 день я прибуду в Берлин. Советую вашей братье выстроить мне на дороге в Потсдам трухмальную арку следующим образом: Бакунин становится буквой «с»; ты, за невозможностью придать твоему телу некруглое положение, становишься подпорой Бакунину; на шее Бакунина становится Скачков, одетый в розовое трико, на голову ему возлагается венок, в одну руку дается труба, в другую пальма (бумажная, пожалуй), он представляет славу. Так как, по всей вероятности, он в скором времени замерзнет, то все эти предметы не худо привязать к его членам. Я вылезу из коляски; сперва скажу вам речь; по окончании речи Ефремов 101 раз звукоподражает пушечному выстрелу: звуки, не выходящие из верхнего отверстия, в счет не принимаются. После всех выстрелов я проезжают на четвереньках под аркой, за невозможностью пройти стоя, и иду далее, вы же идете за мной и поете. Таким образом я намерен возвратиться в город Берлин.»

«Судьба моя всегда за мной ковыляет в виде старой, гадкой бабы с толстым носом и дубиной в руках: вот и теперь скорчилась и сидит в углу, и дуется, и грозит мне… вот вот треснет. И я, как ни рисуйся, а, признаюсь, слегка потрушиваю. Что мне делать с старой бабой? У других она молоденькая, своенравная бабенка: иногда потреплет – а там и по головке гладит. А моя – просто свинья.»

«Поверьте мне, здоровье – хорошая вещь, лучше свежепросольных огурчиков.»

«Как бесконечно сладостна – и горька – и радостна и в то же время тяжела жизнь! Пребываешь в постоянной борьбе – и никогда не можешь спастись при помощи отступления: надо довести всю борьбу до конца.»

«… Мы можем прожить целый век – глупей вчерашнего нам не бывать, - хорошо, что отправились спать.»

«О моей поэме я говорить не хочу… я не люблю возвращаться к своей блевотине, как говорит Писание.»

«… Дай Вам Бог пробиться мужественно перед – не для того, чтобы достигнуть каких-нибудь благ – истины или знания, - но для того, чтобы сохранить до конца энергическое чувство человеческого достоинства, без которого жить – очень гадко и неприятно.»

«Панаев доставил мне от Вашего имени перевод Байронова «Сна» - и сказал, что Вы желаете знать мое мнение насчет этого перевода. Я вчера прочел и сличил его с оригиналом и убедился, что г-н переводчик плохо знает и английский и русский язык.»

«… «Современник» идет хорошо. Одно: опечатки! Ни в одном трактирном тюфяке, ни в одной женской кровати нет столько блох и клопов, как опечаток в «Современнике».

«… Да напишите Вы мне между прочим несколько слов о состоянии нашей литературы, сделавшейся для меня чем-то необыкновенно загадочным и крайне неизвестным.»

«Без писем, без журналов я совершенно отрезан от России; это очень мне тяжело – но горю помочь, видимо, нечем. Никогда горох не отскакивал от стены так, как мои неотступные моленья от покрытых панцирями грудей моих приятелей. Дай бог им здоровья и надворного советничества!»

@темы: Книги