(лазая в ЖЖ) конспирологическое - попугаться...

---

Анна Ахматова "Я научилась просто, мудро жить..." Честно говоря, затрудняюсь, в какой раздел отнести эту книжку... Как по мне, так начисто бессмысленное что-то... Ну, видимо, остается только - к поэзии что ли.
Сразу уточняю - оценка у меня относится не к стихам Ахматовой. Но по аннотации здесь указано - "Избранные стихотворения и поэмы. Записи из дневников. Воспоминания об Ахматовой современников. Множество фотографий". Стихи меня в данном случае не интересуют - у меня и так есть сборник Ахматовой... А вот записи из дневников - это да, это мое. Очень интересно. Но сразу было понятно, что по сравнению со всем остальным эти дневниковые записи... ну, не очень много места занимают. Так что я на эту книжку все посматривала в интернет-магазинах и все сомневалась. А тут углядела, что в библиотеке она есть! здорово же.
Ну и вот... оказалось, что сомневалась я не зря. Потому что вот этого самого, что меня интересовало - здесь было не то что даже мало, а... прямо-таки в следовых количествах. Выражаясь языком разных юридических бумажек.
То есть, первоначально я предполагала, что в книге будет - стихи, потом вот эти дневниковые записи. Ну и в довершение воспоминания современников. Обещанные. Ничего подобного - оказалось, здесь все вперемешку - стихи, письма, воспоминания, дневники - и все клочочками, обрывочками...
Ладно, я решила, что, возможно, авторы-составители... или это одно лицо? непонятно... в общем, хотят таким образом сделать нечто вроде биографии Ахматовой. В хронологическом порядке. Дополняя это все стихами по соответствующим периодам. Допустим... где-то даже интересный подход.
Но затем и эта версия стала вызывать сомнения. Потому что хронология как-то плавала туда-сюда - ну вот, скажем, прошли уже период 1910-х, уже начало первой мировой упомянули... раз - через сколько-то страниц опять снова-здорово, опять все то же самое - салоны 1910-х и прочее. Кроме того, если уж говорить о биографии, то какая-то она получается с большими пробелами! Какие-то моменты рассматриваются снова и снова, какие-то вообще опускаются. Хм. Говоря попросту - похоже, что здесь авторов-составителей больше всего интересовали разнообразные любовно-романтические отношения. С кем там Ахматова... когда и как... Так что разнообразные "предметы" и "увлечения" описаны довольно подробно - ну, по меркам данного издания, конечно - а все остальное остается за кадром. Большей частью.
И насколько же мало этих обещанных по аннотации "дневниковых записей"! По моим ощущениям, если их сложить вместе, так от силы на пару страниц наберется. И эти подписи "из дневниковых записей" выглядят сущим издевательством... Значит, где-то эти записи есть! почему бы их не издать...
В общем, я интересуюсь письмами и дневниками - чтобы почувствовать каким-то образом личность автора. Здесь мне этого не удалось. За отсутствием материала. Не по чему чувствовать. Зато авторы-составители любезно мне предложили свое собственное мнение и видение. Спасибо, не интересно. Кроме того, как-то оно не вызывает у меня доверия... Скажем, они усиленно здесь изображают Ахматову как такое нежное-робкое-болезненно-трогательное создание... не от мира сего, витающее в облаках и все такое... Тут я не знаю (из-за отсутствия материала), но вот, скажем, из записок Чуковской все-таки вырисовывается несколько другой образ. Женщина как бы умная, ядовито-язвительная, да уж... (кстати говоря, почему-то авторы-составители и Чуковскую с ее записками тоже проигнорировали, то есть, какой-то фрагментик взяли, но так-то она накатала три толстеньких томика! )
Единственное, что здесь могу отметить положительного - это фотографии. Обещанные. Действительно, много фотографий здесь имеется. И даже, что удивительно, хорошего качества. В смысле, печать четкая, изображение на расплывается. Тут ничего не скажу.

@темы: Книги

---

Читаю в телеграме - пишет эксмовский менеджер, который занимается моим сегментом. Ромфантом, в смысле.

Каждый месяц я выпускаю две книги Колдовских миров и две Академии магии. А авторов у меня в списке около 150. Плюс постоянный поиск новых имен и текстов.
Грустная математика (тм) говорит. что чтобы каждый автор издался один раз в году, нужно 12,5 книг в месяц минимум. Полтора землекопа, однако.

Ну, это положение по ромфанту, думаю, что в других сегментах дело обстоит аналогично.
Улавливаете? У нас столько авторов с уже написанными книгами, что издательства их не успевают выпускать... Однако, они - в частности супер-мега-монополист эксмо - лучше будет тратить ресурсы на стотыщпиццотое переиздание, к примеру, Стивена Кинга... хотя стотыщпиццот до того изданных его книг лежат в магазинах... и который, кстати, демонстративно отказался от сотрудничества с Россией...

---

Читательский дневник

М.Пришвин. Дневники.
«Ляля вчера высказала, что роман мой //о строительстве Беломорканала// затянулся на столько лет, потому что была порочность в его замысле: порочность чувства примирения.
- Не порочность, - ответил я, - какая порочность в том, что я строительство канала пожелал отразить в детской душе, воспринимающей жизнь поэтически. Никакой порочности в этом нет, но, может быть, есть легкомыслие. Есть положения в жизни, когда легкомыслие обязательно и даже играет свою полезную производительную роль. Взять выбор супруга, а между тем от этого выбора зависит судьба нового человека на земле. А у кого нет легкомыслия, тот засмысливается и остается холостым и бесплодным. Кто бы,правда, стал бы детей рожать, если бы понимал, какой он несет ответ, кто бы взялся за перо писателя, если бы вперед знал, чего стоит по-настоящему рожденное слово».

С.Уранова. Четыре года в шинели.
«21 июня 1944. Наш товарный поезд прибыл в Киев рано утром в 6 часов. Весь день простояли в очереди за билетами но вокзале, но все же я ухитрилась вырваться и посмотреть. Что же стало с нашим древним городом. Я вышла на Крещатик и не могла понять, где же этот широкий проспект? Где улицы? Все разбито. Великолепные здания или полуразрушены или обращены в груду камней. На развалинах сотни людей, как муравьи, копошатся и работают по разборке кирпича.
Вот остатки типографии. Совсем новые печатные машины, оборудование, станки – все лежит, как бесформенная груда и опрокинуто вверх дном в огромных воронках, провалах и ямах. Молодые девушки вытаскивают из этих ям типографскую бумагу, намокшую и спрессованную. Нестерпимый смрад и тропическая жара. Камни так раскалились, что от них пышет, как из печки. И вот в этом-то пекле идет работа! Бледные изможденные женщины, старики, старухи – все несут на плечах этот тяжкий труд, все стараются залечить раны родного города».

Урал.
Валерия Исмиева.
«Не оставляй своих мертвых поверженными»
Сперва дай отдохнуть, как тени без ветра.
Потом – подняться и долго идти на брезжащий край
Не укрытого поля твоей утраты.
Сбереги нас не похороненными – неси нас поющими
В минутах свечений любви,
Сплетающими нить твоей жизни
Толчками крови под кожей.
Этим током ты зван был в такой длинный путь
И такую малость теперь вспоминаешь…»

А.Одинцова. Начальник для чародейки.
«- У меня были сотни мужчин, я знаю такие истории наизусть. У этого господина не все дома. Я поняла это, как только он переступил порог борделя. Абсолютно безупречный, с идеальными чертами лица и безукоризненными манерами. Слишком стерильный. Такие типы не пропускают богослужения и раскладывают органы своих жертв в алфавитном порядке».
***
«Несмотря на одноцветные рясы, послушников точно нельзя было назвать серой массой. Такой разношерстной публики, собранной в одном месте, мне еще наблюдать не доводилось… На удивление, во мне не возникло неприязни к этим людям. Я смотрела, как монахи обращаются с ними, как помогают есть и улыбаются их выходкам, и впервые в жизни подумала: может ли быть, что слабым есть место в мире?»

---

В телеграме у Радуловой - типа нейросеть так нарисовала "Русский военный корабль"...

---

В телеграме -

Джордж Мартин рассказал, что не хотел бы закончить свою карьеру, как Стэн Ли, который потерял контроль над своими героями.

Да он, по-моему, уже давно потерял...
Лучше бы честно и откровенно всем заявил, что он не в состоянии дописывать свою эпопею и не будет этого делать.

---

Читательский дневник

М.Пришвин. Дневники.
«Куст смородины разросся, ветка нижняя отяжелела и склонилась к земле… Тогда на месте соприкосновения живой ткани с землей появились корешки и так начался новый куст смородины: не от корней произошли в этом новом кусту ветви и листья, а, напротив, корни явились из веток.
Так у нас были юношеские споры о том, что экономика (корни) лежит в существе идейных надстроек или, наоборот, что мысли породили экономику. Из этого спора выходит настоящая война, хотя в жизни так бывает и так, и вообще куст смородины растет себе и растет, как единое существо, со своими ветками и корнями. Однако, если вглядеться в жизнь куста смородины, то как это удивительно похоже, у них и у нас: все споры происходят наверху между ветками и листьями, тут все дерется между собой, и в лесах во время ветра постоянно слышать можно удары и стоны, подобные человеческим. Но корни растений всегда молчат в глубине земли, и всегда заняты делом, и никогда не дерутся между собой, как идеи-листья наверху: корни, даже в самых трудных случаях, огибают друг друга, и мочки их действуют только в отношении всасывания нужных растению минеральных веществ».

С.Уранова. Четыре года в шинели.
«6 апреля 1943. У нас в полку начали издавать журнал под названием «Батареец». Душой этого дела стали замполит Гайдель и поэт Александр Северный, который служит в полку. Журнал пишут от руки. Корреспонденты – солдаты и офицеры. На мою долю тоже выпадает работа. Но я так долго иной раз копаюсь над рисунками, ведь хочется сделать получше, - опаздываю. Северный выходит из себя, и у нас все время споры.
Вчера, встретив меня на улице, он не на шутку разозлился и закричал:
- Вы прекрасно знаете, что журнал выходит 10-го! Если вы 12-го нарисуете, как Рафаэль, это уже никому не нужно!!!
Я засмеялась и подумала: а ведь он прав!
Моя полевая сумка полна карандашами и бумагой, которые я запасла еще в Москве. Готовые рисунки можно будет хранить вместе с канцелярией в ящиках, где мы возим документы. Главное – лишь бы время было рисовать!»

П.Корнев. Негатив. Эскалация.
«- Мышцы забиты, - укорила меня Федора Васильевна. – Не пренебрегай разминкой и растяжкой.
- Не пренебрегаю.
- Ну я же вижу! – фыркнула терапевт. Она легонько покрутила мое плечо, потом то же проделала со вторым. – Не только патологии энергетических каналов оказывают воздействие на организм оператора, но и физические отклонения…
- И у меня?
- Полный набор. Начальная стадия сколиоза и легкое смещение позвонков шейного отдела.
Я тяжело вздохнул. Уж кто бы сомневался – если и есть какие-то патологии, у меня их обнаружится полный комплект.
- Это все решаемо, - утешила меня Федора Васильевна, продолжая разминать плечевой пояс. – Но вот если не сбалансировать энергетические каналы, ничем хорошим это не закончится.
- Так мне же их сбалансировали!
- Вовсе нет! Их лишь привели к некой условной норме. Никакой терапевт не может навязать пациенту равновесие, это вопрос самосовершенствования.
- Самосовершенствование – это не быстро.
Федора Васильевна негромко рассмеялась.
- Не бойся, время у тебя есть».

---

В телеграме, в канале про космос пишут -

На окраине Солнечной системы может располагаться крохотная черная дыра массой не более пяти масс Земли. Существование подобного объекта могло бы объяснить и то, почему некоторые небольшие небесные тела в поясе Койпера (области космоса за орбитой Нептуна) имеют необычные траектории движения.

В 2016 году компьютерные симуляции и математические модели выявили, что причиной странных орбит может быть таинственная планета. Неоткрытая планета размером с мининептун должна иметь массу в пять-десять земных, диаметр в два-четыре раза больше земного и вытянутую орбиту с периодом обращения приблизительно 15000 земных лет

Однако гипотеза крохотной черной дыры куда более оригинальна и объясняет тот факт, почему загадочную планету до сих пор не удалось рассмотреть в телескоп. Такая крохотная черная дыра массой в пять раз больше Земли имела бы радиус всего около 4,5 сантиметра.

---

Лена Летняя "Академия Легиона". Фэнтези... со слегка детективным оттенком... Любовный роман. Третья часть цикла про академии за Занавесью.
Сюжет: юная Хильда с раннего детства мечтала пойти по стопам отца, который некогда служил в Легионе, и самой стать легионером. И вот она преодолела очередной барьер и поступила в Академию Легиона. Хильда учится старательно и с большим энтузиазмом, но окружающие, и курсанты, и преподаватели настроены скептически - считают, что хрупкая девушка не потянет таких нагрузок в реальных боевых условиях... И тут в Академии начинают происходить странные и зловещие события - при загадочных обстоятельствах умирает один из курсантов, в ходе расследования власти вроде бы нашли виновного, но Хильда с этим не согласна. Девушка решает начать собственное расследование и даже убеждает своего куратора в том, что с этим делом что-то не так...
Я с большим интересом и удовольствием прочитала первые две книги цикла... и с таким же энтузиазмом приступила к третьей... Но с самого начала что-то пошло не так. Теряюсь в догадках! Нет, я сразу поняла, что в третьей книге опять в центре окажутся другие герои - ну так что, это обычная практика в ромфантовских циклах... К тому же мне ужасно интересно было на этот раз почитать про Хильду, боевую подружку ГГ из первой части, ну и про бывшего легионера Дилана Мора, тоже, тем более, что он произвел в предыдущих частях очень приятное впечатление, хотя и появлялся в эпизодах... Но читать было трудно, все шло через пень-колоду... И персонажи особо не интересовали, и их отношения никак не интересовали... и обещанное расследование тоже. Мда.
Зато все время мучило подозрение, что эту злосчастную третью часть автора заставили написать из-под палки. Поэтому она и ощущается такой невнятной - сырой и недоделанной. Как будто здесь все валяли второпях, как получится, не вдаваясь в прорисовку деталей, проработку сюжета... А ведь в прошлых частях мне как раз понравился авторский подход - тщательная проработка мира, выстраивание сюжета, хорошо прописанные характеры... и отношения между персонажами развиваются логично и постепенно! И все это так прекрасно совмещается - и романтическая линия, и детективная интрига, и все прочее... И ничего из этого в третьей части не осталось!
Персонажи, вызывающие интерес в предыдущих частях - пусть они там и были на втором плане - тут превратились в картонки. И как там между ними будут развиваться отношения - ну, лично мне было все равно. Минус романтическая линия.
Детективный и прочий сюжет вызывает много вопросов - и это даже если особо не вдумываться. Ну вот, к примеру, начинается с того, что Тане (это ГГ из первой части) стали сниться зловещие пророческие сны! О грядущей массовой бойне в Академии Легиона. Ладно, удивляться не приходится, в прошлых частях так и было сказано, что у Тани есть некоторый пророческий дар. Зато остается удивляться, как в этой части персонажи реагируют на такие зловещие сны Тани. Ей снится массовая гибель курсантов. И никто по этому поводу даже не парится... не говоря уж о том, чтобы предпринять какие-то меры. Очень странно - учитывая, что в прошлых частях было сказано, что видения у Тани сбываются. Ну и? Потом вдруг было заявлено, что - а может, это не настоящие пророческие сны! а это какой-то неизвестный злодей специально Тане наводит эти сны! И все стали думать, что это за злодей и как его найти... или он не наводит эти сны, а искажает их... Ректор Фарлаг (это ГГ из второй части) специально для Тани приготовил зелье, чтобы в следующий раз она его использовала и смогла таким образом определить, что же неизвестный злодей наводит и искажает в ее видениях. Я стала ждать результатов - к чему это все приведет. Оказалось - ни к чему! задвинули и проехали. Так и не разъяснили ни что там было с этими Таниными снами, ни кто их наводил, ни каким образом наводил... Чудно.
Да что там со снами... Честно говоря, я, дочитав до конца, по сути так и не врубилась, что же там был за главгад, который все затеял... и чего он вообще хотел... То есть, по воле авторов злодеев изобличили порядочно... но вот если я пробую свести все это в одну картину, то как-то все у меня начинает расползаться. Так что лучше вообще ни о чем не задумываться. А то только и будешь огорчаться, что автор поддалась модному увлечению - экшн ради экшна.
В общем, сплошное разочарование. Но я все равно надеюсь на лучшее... В смысле, вижу, что автор еще продолжает цикл. И вроде как совсем уже с другого витка. Вот и надеюсь, что там автор вернется к своей манере письма!

@темы: Книги

---

Книжный столик

М.Пришвин. Дневники.

«Хорошо политику действовать, разбивая людей на классы и внутри классов, ставя расчет свой на среднего человека. Хорошо математику строить, пользуясь даже бесконечностью, как знаком. Но я, художник, не только бесконечность, а даже таракана в своем изображении не могу обойти и в тараканьем существе должен открыть тараканью личность».

«Бабочка чем хороша и особенно прекрасно и свята, что, летая с цветка на цветок, собирая пыльцу, оплодотворяя растения, работая, как все, совершенно молчит, а пчела, работая, жужжит. Если бабочка «святая», то пчела, по-моему, просто труженица, и я не назову ее святой до тех пор, пока не узнаю в точности, о чем же именно она жужжит».

«Сильно талантливый человек и не может быть очень умным, потому что при уме должна быть злость и холод, а талант греет, и ум на таланте как бы на теплой лежанке».

«Главная мудрость нажитая выражается тем, что человек, имея какой-нибудь загад, не торопится с его выполнением, а выжидает, поручая в этот промежуток нечувствительно для себя «задаром» работать тем же самым естественным силам, которые выращивают, например, посеянную рожь».

«Узнавая человека, смотрю на вещи, им создаваемые, и по ним сужу о человеке, а то ведь если в самого человека смотреть, то ничего о нем нельзя сказать: хороший сам по себе плох на деле, плохой прекрасно делает. Так вот, есть вещи, которые как будто больше, чем сам человек, и по этим необыкновенным вещам я догадываюсь и о самом человеке».

«…Никогда деревья не бывают так расположены к человеку, как в такой вечер, почти человеческие слова высвистывают певчие дрозды – нет у них своего сознания, но они рады и отвечают сознанию, если появляется со стороны».

«…Страна эта существует и только мы не умеем, не хотим даже сделать личное усилие для ее достижения (нужно по крайней мере ноги отрезать человеку, чтобы он начал чувствовать бесконечную цельность жизни)».

«Не только лес рубить надо, если он поспел и если правильно рубить, а если время вышло, оправдалась жизнь, то и самому умереть ничего…»

«После всех трудностей нам, конечно, чудесный бор был как рай, но в то же время мы были и смущены: зачем было так далеко ходить, если такой же рай есть под Москвой. Так вот мы живем и не знаем и не хотим понять, что живем в раю…
Тут вся тема: нет на свете более мрачной силы, чем та, от которой люди страшно угнетены и несчастны, - это сила привычки. Привычка лишает выбора. Привычка – это паутина: ее выпускаем мы из себя, ею опутываемся и ничего не видим, даже рядом с собой, из своего кокона».

«Архангельск. Чем-то похоже немного и на Владивосток: каким-то образом море дает знать о себе: что-то большое живет здесь близко, огромное… С морем еще нельзя так распорядиться, как с лесом, и на море человека нельзя так унизить, как в лесу и на пашне. И вот это именно, - что нельзя так унизиться при свидетеле, - море и накладывает отпечаток на приморские города: в крайнем случае тут как будто всегда есть выход: взять да и уехать в море, омывающее все страны, все берега, соединяющее все земли, все народности».

«Не вдали, а возле тебя самого, под самыми твоими руками вся жизнь, и только что ты слеп, не можешь на это, как на солнце, смотреть, отводишь глаза свои на далекое прекрасное. И ты уходишь туда только затем, чтобы понять оттуда силу, красоту и добро окружающей тебя близкой жизни!»

«Путешествие ценно не так тем, что оно обогащает человека новым знанием, как тем, что оно открывает глаза на близкое. И есть путешествие в такую отдаленную страну, возвращаясь откуда, люди могут понимать любовь к ближнему и даже к врагу, - только надо очень далеко уехать: я там не бывал».

«Самая опасная охота на диких зверей является лишь забавой детей старого возраста. Единственно опасным для всех зверем, на которого нет охоты и выходят на которого лишь поневоле, - это зверь, обитающий в человеке. Множество людей, сами того не зная, живут только страхом этого зверя, ненависти к нему, презрения, но еще большее множество при каждом удобном случае сами обращаются в такого же зверя. Конечно, есть и настоящие люди, охотники на этого зверя: ими жизнь продолжается. Но нерадостная это охота… что-то вроде охоты на смерть».

«Время подошло к практике и действию. Мы ждали пророков, а пришли экономисты».

«Мелькнет иногда, не в том ли дело, не в том ли смысл вещи и цель автора, чтобы представить нам в жизни две правды, большую и коротенькую; причем в Германии между правдами существует некоторая гармония: благодаря этому малая правда роскошно и прочно устраивает повседневную жизнь людей; а в Петербурге обе правды враждебно распадаются, и человек становится двойным: на службе один, дома другой».

«У писателя в его книгах должно быть как у самого хорошего хозяина: все вещи собрал любимые, знакомые и нужные».

«Жизнь писателя тем страшна, что те два-три часа и то не каждый день – ведь только каких-нибудь два часа творчества! Остальные часы, 22 часа в сутки, пустые часы эти существуют лишь для подготовки тех двух настоящих часов жизни; у людей нормальных жизнь должна оставаться цельною во все 24 часа».

«Мы ведь все в любви своей от невесты в приданое получаем звезды и месяц, и песенки, но куда-то они деваются после брака. Наверно, мы тратим их, а надо это сохранить, все это большое небесное и земное хозяйство, получаемое нами в браке от женщины».

«За поэзию нельзя давать ордена и чины. Разрешение быть самим собой, – вот все, что может поэт искать у граждан для себя, и на всяком месте оставаться поэтом – вот его долг и гражданственность».

«Некоторые думают, что двадцать поколений немцев работали, чтобы создать Гете, надо бы сказать, что работали они между прочим, сами того не зная, вернее, просто жили, а Гете сам собой заводился, как заводятся птицы в чистых кустах».

«Лес великий, наши сосны перед чинарами, как спички, но какой это лес, если можно забраться повыше и просмотреть его сверху насквозь. У нас на севере это и есть самое главное в лесе, что он выше нас…»

«Откуда только это взялось, что осел глуп? Мало ли людей, нагруженных тяжестью, идут по жизни тоже молча медленным шагом. Неужели это тоже ослы? Нет! Это не ослы, а мудрецы идут, они понимают, чувствуют жизнь в ее достоинстве так глубоко, что если оставить всю суету, тщеславие, хлесткость и только ровным ритмическим шагом идти под тяжестью, то все-таки и тут не конец, и тут можно привыкнуть нести и жить хорошо про себя… Да разве вся тяжесть условностей так называемой культурной жизни не для таких создана, чтобы внутри ее мог человек жить про себя? И так можно по-ослиному на любую гору всякому подняться».

«Мой враг в творчестве – это прежде всего мое собственное желание повторять себя самого без всяких новых усилий».

«Можно сказать, что всякое настоящее творчество есть замаскированная встреча одного любящего человека с другим, и часто на таких больших отрезках времени, что без книги, картины, звука эти люди в пределах земли никак не могли бы встретиться».

«Архивом своим заниматься надо, потому что это именно долг мой, живущего человека, в отношении себя, как покойника (да, действительно, заниматься своим архивом – это значит создавать свои похороны)»,

«Искусство не может быть безлично: его создает только личность».

«Нет, нельзя мне понять жизни воды по человеку внутри себя. Но зато, глядя на воду и забыв о себе, я могу легко понять действия человеческие в истории».

«Есть люди, которых оценить можно только во время какого-нибудь дела, захватывающего их целиком. В этот момент они все на свете понимают, и, если бы можно было их спрашивать,, записывать их ответы, мы бы давно узнали такие вещи, что такое правда и многое, о чем сейчас и не догадываемся. Но безумно спрашивать в интересах человеческого сознания в то время, когда идет борьба за самую жизнь. Оттого и кажется, что нет правды на свете. В бессловесном молчании переменяют люди эти нашу жизнь. Другой человек, напротив, при всем своем мучительном желании не может с головой уйти в дело, и скопленная энергия ищет себе какого-то иного выход. Вот я такой человек и хочу оправдать и теперь жизнь свою рассказом о своем друге, который, по-моему, должен бы все знать, но не может ничего сказать о себе».

«Гриб растет ведь только до того времени, пока его не найдут: после этого он делается предметом потребления. Так точно и писатель растет».

«Самое трудное в деле писателя не писание: писание – это самое легкое. А трудно переживать то время, когда не пишется. В то время, как люди занимаются игрой, писатель прячется. Книги, выпущенные автором, всегда есть обман уже по одному тому, что содержат лучшее его жизни и не раскрывают, какою ценой далось это лучшее. Автор отдает обществу свои сливки, а сам простоквашей питается».

«Нельзя целью поставить себе счастье: невозможно на земле личное счастье как цель. Счастье дается совсем даром тому, кто ставит какую-нибудь другую цель и достигает ее после большого труда».

«Всем научились пользоваться люди, только не научились пользоваться свободой, если она просто придет. Может быть, бороться с нуждой и крайней необходимостью легче гораздо, чем со свободой. В нужде люди закаляются и живут с мечтой о свободе – и на этом пути являются праздники: чуть-чуть полегче и праздник. От праздника к празднику с мечтой о свободе и до смерти. Но вот приходит свобода, и люди не знают, что с ней делать, люди дуреют, имеют возможность летать, а сами мечтают о натуральном хозяйстве».

«Художник есть такой человек, который сохранил в душе своей себя, как ребенка, и может по-своему смотреть на мир тем первым младенческим взглядом и потом пропускать свой материал через всю сложность взрослого, мыслящего человека».

«К пониманию простейших вещей философ доходит сложным путем, и, поэтому его положение среди простого народа всегда опасно, еще бы: человек мучительно думает и доказывает то, что все знают».

«Вот эта же самая, точно такая, цвела черемуха, когда любовь я мог понимать, только по роману Ивана-Царевича с Марьей Моревной. И теперь, когда у меня уже внуки, раз в год, когда зацветает черемуха, понюхав ее, на одно мгновение я вдыхаю в себя ту любовь. И так не одна черемуха, а всякий запах является как бы термосом нашей души и до старости дает возможность помнить свое детство не головой, а всем существом».

«Конечно, и во мне всякий есть человек, но я выбираю из всего себя лучшее, делаю из него человека возможного и называю это – реализм, а не то реализм, как некоторые думают, чтобы вывертывать из себя без разбору и находить в окружающем мире людей ему подтверждение».

«Нет, никогда в лесу не бывает пусто, и если кажется пусто – это ты сам виноват».

«В мире нет ничего чужого, мы так устроены, что видим только свое: только одно свое раскрытое «я».

«Думаю о «по ту сторону добра и зла» - там, где человек не оскорблен, не обижен. Там находятся родники поэзии. Проходя оттуда к нам через почву добра и зла, поэзия часто принимает вкус добра, и потому поэта часто считают добрым человеком. Поэзия начинается не от добра. По ту сторону добра и зла хранятся запасы мировой красоты, лучи которой проходят через облака добра и зла…»

«Природа поступает со своими черновиками разумней, чем мы, писатели: мы их рвем и показываем личико. Природа все свои черновики хранит в живом виде, и благодаря этому я могу, занимаясь с усердием, рассмотреть, как соединилось лицо человека, и все детали лица…Увлекательное это занятие – проследить все фазы создания какой-нибудь вещи, записать все и оставить все это жить, как в природе. Со временем явится такой удивительный поэт, он все лоскутки мои соберет, и будут они жить – целый мир рядом с героем его…»

«Конечно, в писании тоже есть свои законы и первый закон, чтобы написанное было интересно для чтения. Задача моя чрезвычайно трудная и две опасности, как Сцилла и Харибда, ужасные: одна опасность, что повесть напишется хорошо, а план ее окажется неинтересным, и никто это читать не будет; другая опасность, напротив, интересно будет… но самую повесть не напишу».

«Смерти, конечно, все живое боится и бежит от нее. Но когда надо постоять за такое, что больше себя, - есть это! – человек, охваченный смертью, говорит: помирать собираешься – рожь сей! И сеет ее для тех, кто будет после него, и так подает руку другим, и по мостику своего жизнетворчества, как по кладочке, над смертью потом переходит в жизнь будущего».

«Мы с чрезвычайной скоростью куда-то мчимся, я это замечаю по вехам прошлого, возьмешь что-нибудь, например, Толстого, и ужасаешься, как далеко эта веха от нас…»

«Как судить небывалое? Нет ни аршина, ни метра у людей для меры небывалого. Тогда все это событие персонифицируется и является единственный, богоподобный герой-победитель, и о нем говорят, что победителей не судят. И только когда уже все кончится, и все прошлое встанет как одно лицо и не из чего будет возникать небывалому, тогда настанет тот Страшный суд, на котором будут судить всех победителей.
Победители создают небывалое? Или время переходит в небывалое и с ним появляются люди-победители?»

«Перечитал речь Тургенева при открытии памятника Пушкину… что «простой народ» ни в какой стране не читает своих гениев. Теперь в этом вся закавыка. Мы не знаем, кому мы книгу даем и что из этого выйдет. Не в писателе дело теперь, - довольно написано! – а в читателе».

«Перед тем как хорошо написать, рушатся леса трудных придумок, и открывается совершенно простой путь, и все делается на этом пути так легко, что кажется, будто вовсе напрасно перед этим трудился».

«Вся вера в «прогресс» основана, конечно, на том, что когда человек находится в недоумении и пусть лично, то ему надо схватиться за что-то вне себя, и вот эта иллюзия о мире внеличном, движущемся к лучшему, и есть «прогресс». На самом деле мир всегда одинаков, и стоит, отвернувшись от нас. Есть, однако, у человека возможность иногда заглянуть миру в лицо: и вот это и есть все наше счастье, заглянуть миру в лицо».

«По правде сказать «я» можно лишь на родном языке…»

«Собирал сборник для юношества из своих старых рассказов… Я хотел весь сборник назвать по рассказу «Марья Моревна». После стал думать, не лучше ли назвать по рассказу «Черный Араб». Углубился в размышление: чего больше не хватает нашему романтизму: Прекрасной Дамы или же рыцаря? И нет, пришлось отказаться от Марьи Моревны: женщин хороших у нас еще довольно, а рыцарей очень уже мало. Нет! Пусть сборник, посвященный рыцарю, и называется мужским именем, «Черный Араб».

«Есть множество сил, еще не открытых, но которыми мы бессознательно пользуемся. Так вот есть сила излучения добра, когда самому хорошо, когда сам человек счастлив».

«Подлинная жизнь – это жизнь каждого человека в связи с его близкими: в одиночку человек – это преступник, или в сторону интеллекта, или же в сторону банального инстинкта. Мой человек – это самое то, что наша интеллигенция называла презрительно «обывателем». На деле же это именно «сам-человек». А что индивидуальность? Каждый «сам-человек» содержит свою собственную индивидуальность, и надо обладать родственным вниманием, чтобы уметь отличать в каждом свойственную ему индивидуальность».

«Весною, как бы ни было плохо в природе, какой бы ни был тусклый день – все равно весь день так не простоит и переменится к хорошему: тебе тут делать нечего, садись в седло, сложи поводья и знай, что приедешь к хорошему. Осенью другое дело, тут все зависит от тебя самого, как ты в себе».

«Одна трудность – переносить пустыню, другая – оставаться самим собой при встрече с другим человеком».

«Тем самым, что я существую в родной стране как художник-писатель, признаваемый за талант и врагами, я защищаю страну в тысячу раз больше, если бы стал плохо… писать прямо об обороне страны. Будем ли мы жить, если нас займут немцы, ни один политик сейчас не может сказать, решение скрывается в вере, и если я пишу и у меня есть читатели, то, значит, я еще верую, что наша страна будет свободной. И потому не надо раздумывать много, а побольше и получше писать».

«Между личностью и обществом есть люфт, когда и личность может наделать беду обществу, и общество может погубить личность: и тут вся игра, стоящая целой жизни».

«Я думаю, что волшебный лес существует сам по себе и как бы прорастает в душе человека, как бы рождается, от чего является мысль, и эта новорожденная мысль находит себе соответствие в обыкновенном лесе: возрожденная идея как бы узнает себя. Так что душа наша как бы вечно бродит по местам своей родины, вспоминает и узнает их…»

«Смотришь на цветущий луг, - это одно, и смотришь дома на единственный цветочек, взятый с того же луга, - это совсем другое. То же самое лес и маленькое деревце, пересаженное в огород. Миры одинаково прекрасные, но разные, и есть люди, которые любят плавать по морям, и есть любители налитого аквариума».

«Самое нехорошее в литературе, что писатель откуда-то берет себе право смотреть на жизнь как на свои материалы и пользоваться ими, то есть он делает то же самое, что и охотник за шкурками бобров: сдирает шкурку, а самое животное бросает».

---

Невероятно... 20 июля... Армада наконец вывесила планы на август.
Специально посчитала - 6 книг. Шесть, Карл!
Жуткое дело.

---

Читательский дневник

М.Пришвин. Дневники.
«В Дантовском «Аду» не представлено такое наказание, чтобы личность человека под предлогом пользы ближнему превращалась в какой-нибудь рычаг или шестерню, винт, вечно вертящийся, крючок, вечно перебирающий от петельки к петельке, или фонарик с красной и зеленой щекой: красная запрещает, зеленая пропускает. Да, в то время, когда писался «Ад», не мог еще Вергилий сесть за руль автомобиля и перед красной щекой фонарика в ожидании, когда фонарик повернется зеленой щекой, сказать своему пассажиру:
- Этот фонарик с красной и зеленой щекой был когда-то человек, преисполненный добрыми намерениями на пользу ближнего.
Ты, Данте, имел счастье жить и творить на небольшом острове счастливых, ты не замечал, что ад давно уже вышел из подземных своих недр и распространился на поверхности всей земли. Я это лучше могу показать тебе на войне».

Е.Хаецкая. Гуляки старых времен.
«Желтые, по-деревенски летние пятна солнца падали на смуглый резной бок гигантского сундука, на цветные каменные плиты, на деревянное кресло с кривыми подлокотниками, где в позе воина возлежал бандитского вида кот с прищуренными глазами дикого степного кочевника… Кот, который, казалось, составлял единое целое с креслом, внезапно сверкнул желтыми глазами, затем снова мирно сузил их и громко замурлыкал. Как все разбойники, пел он задушевно.
Юридически кот считался собственностью Лоэгайрэ, однако резиденцией своей избрал замок Веселой Стражи. Сварливый гном был давним другом юного барона, и именно ему принадлежал коварный план снабжения мальчика котом. Баронесса Иннгерд терпеть не могла кошек и запрещала сыну заводить их в замке. Это был едва ли не единственный запрет, исходящий от матери, - как его нарушишь? Как-то Лоэгайрэ дождливой ночью попросился переночевать. Под одеждой у него пригрелся беспородный кошачий подросток. Наутро гном ушел, а подросток остался, переданный на излечение от нервных потрясений юному барону. После того Лоэгайрэ неоднократно клялся баронессе, что заберет кота к себе.
Домашнее имя кота было Барсик – уменьшительное от почетного прозвища Берсерк, завоеванного бесстрашным животным в сражениях».

П.Корнев. Негатив. Эскалация.
«Из коридора донесся металлический трезвон, и окружившие кафедру студентки разошлись по местам, а Эрнест Карлович усилием воли заставил взлететь кусок мела и принялся вычерчивать им на доске какую-то сложную схему.
- Петя! – толкнула меня в бок Лия. – А сможешь меня технике алхимической печи научить?
- Ладно, - произнес я со вздохом. – Либо завтра в первой половине дня где-нибудь в кафе поговорим, либо подходи в среду после занятий к служебном входу, я там до семи дежурить буду.
Говорил я совсем не громко, просто не учел, что преподаватель уже начал лекцию, и легкий гул в аудитории как отрезало. Ну и нарвался.
- Молодой человек! – произнес Эрнест Карлович. – Да-да, вы! На последнем ряду! Встаньте, пожалуйста, и представьтесь!
В мягком и ровном голосе не прозвучало угрозы, но сам не заметил, как очутился на ногах.
- Петр Линь, - сказал я и нехотя добавил: - Вольный слушатель.
- Слушатель! – воздел лектор к потолку указательный палец. – Это ведь от слова «слушать», не так ли? Вы явились сюда слушать, но вместо этого мешаете другим. Вы помешали другим получать знания, а потому впредь я не желаю видеть вас на своих занятиях. Покиньте аудиторию немедленно!
Лия покраснела до корней волос и даже попыталась встать, но я жестом остановил ее, открыл свой новенький портфель, без лишней спешки убрал в него тетрадь и карандаши и двинулся к входной двери. В гробу и белых тапочках эту психологию видел!»

---

В телеграме пишут -

Доигрались! Пандемия коронавируса вызвала всплеск супербактерий: врачи прописывали слишком много антибиотиков для лечения вторичных инфекций.
В итоге опасные бактерии и грибки стали устойчивы к наиболее доступным и распространённым лекарствам.

Хм... Правда что ли?

---

Читательский дневник

М.Пришвин. Дневники.
«Мы не были так просты, чтобы все отнести к Гитлеру. Нет, дело было не в Гитлере, а в идее чьей-то, падающей на людей гораздо ужасней, чем фугасная бомба. Ужасная идея «большой войны» заключалась в том, что миллионами истраченных жизней современных людей создать вечное благополучие будущих людей всего мира… Ужасная идея рождалась не как рождается вся жизнь на земле в муках, а выходила из спокойного вычисления Среднего посредством арифметической пропорции… В этом Должном, выведенном арифметически, и состояла ужасная идея, собравшая над городами самолеты, нагруженные зажигательными и фугасными бомбами».
***
«Видел когда-то и Рублева, и Рафаэля и ничего не понимал, а теперь сижу в глуши, ничего не вижу и все понимаю: пришло это, потому что имел соответствующее переживание, или просто назначенное время жизни пришло. И я такой весь, рассчитанный на долгую жизнь, а другой рожден, чтобы вспыхнуть: сразу все! Как бы вам хотелось родиться – на долгую или на короткую жизнь? Хотите сразу сгореть или жить, как я, под хмурыми тучами и с каждым годом чувствовать, что тучи мало-помалу расходятся и вот-вот покажется солнце…»
***
«Бывало, когда такая первая пороша заставала меня в городе, я отводил себе душу на следах по крышам домов. С высоты своего шестого этажа там и тут возле труб я радостно наблюдал путешествия котов, оставляющих разные цепочки следов. Сегодня следов этих не было и белые крыши оставались пустынными: наверно, люди военного времени бросили кормить котов и они постепенно перевелись в Москве».

Н.Жильцова. Глория. Пять сердец тьмы.
«- Слышь, ты…
- Слышь, вы! У тебя не спросил, как мне правильно парковаться! А компенсацию я тебе…
Дальше мужик внятно и не стесняясь в выражениях объяснил, куда он эту самую компенсацию, при вызове стражи, оппоненту засунет.
Не удержавшись, я хихикнула. Любопытство заставило выглянуть на улицу, чтобы выяснить, из-за чего, собственно, эти двое развели шумиху. Оказалось, прямо под моим окном были припаркованы два очень дорогих ситтера. При этом один из них, ярко-алый, напрочь закрывал другому, небесно-синему, выезд. Рядом с ситтерами стояли двое мужчин – брутальный, в коже, здоровяк и лощеный худощавый блондин в брендовом костюме.Они-то, собственно, и ругались
- Я б вас послал, да вижу – вы оттуда! – визжал блондин.
- Чо-о?! – басил здоровяк. – Не понял?!
- Неудивительно! У вас ума, небось, как у ракушки!
- Базар фильтруй! Те чо, на жизнь плевать, иль быстро бегаешь?! Еще гудок с твоей платформы, и твой зубной состав тронется!
И в этот миг гудок действительно раздался! Громкий, резкий гудок грузового фиакра, от которого я помимо воли дернулась, неловко задев стоящий на подоконнике поднос. Тот мгновенно перевернулся, отправив все немаленькое содержимое в распахнутое окно. Я даже охнуть не успела, как раздался грохот тарелок, звон разбившегося о капот алого ситтера кувшина, и водителя-грубияна обдало брусничным морсом».

---

Павел Корнев "Негатив. Аттестация". Фантастика/фэнтези. Очередная часть цикла.
Сюжет: срок командировки в Эпицентр истек, и Петя Линь возвращается в расположение... как это там называется... при своем учебном центре. За это время отчуждение между ним и остальными курсантами еще более усилилось, но и Петя усилился за это время и знает себе цену. Между тем, и срок обучения тоже подходит к концу, и все курсанты делят свое время между прохождением разнообразных зачетов и экзаменов и практикой в городском патруле.
Да, понятно сразу - как автор любезно дал понять сразу, начиная с названия - что это только первая часть книги... и значит, здесь ничего особо происходить не будет. Чисто повседневная жизнь с ее проблемами... Ну, так это же как раз то, что я больше всего люблю!
Мне ужасно все понравилось, вот буквально каждая страница доставляла наслаждение... Да, собственно, чему и удивляться - ГГ постепенно взрослеет, матереет... И вот хотя автор и попробовал новый для себя формат, и начал с подростка, но постепенно все равно его носит все к тому же - излюбленному типу героя. Такой себе волк-одиночка, бывалый-битый-стриженый и все такое. И юный Петя Линь как-то потихоньку начинает походить на Льда. Да и почему бы Льду в юности не быть таким же вот Петей...
Хотя нет... мне все же кажется, что по сравнению с Петей Лед все-таки более открыт и общителен. Вот просто диву даешься, до какой степени Петя держится от всех в стороне... У него проблемы - ему даже в голову не приходит к кому-то обратиться за помощью - он сразу готовится решать их сам. А ведь, казалось бы, он входит в эту самую их молодежную партийную ячейку... Как, во всяком случае, в начале цикла заявлено. Так к кому и идти с проблемами, как не к товарищам по партии... Но нет, Петя этого не будет делать... Хотя, если нужно кому-то помочь, так он поможет. Как вот это общение с тем пареньком из их ячейки, который попал в психушку после инициации в Эпицентре. Да! точно. Вот только в голову и пришло - с начала цикла Петя только с ним из всей их прежней ячейки и поддерживает более-менее нормальные отношения... так, может, как раз потому, что этот паренек нуждается в помощи, а Петя может помочь? А у других все хорошо, и Петя к ним даже не подходит... какой-то прямо внутренний барьер у него что ли - не быть в тягость, не вешаться на людей со своими несчастьями...
Очень интересно. И вот - сколько я терпеливо дожидалась этой книжки... сначала пока она выйдет из вечного предзаказа... потом, чтобы вошла в какую-нибудь акцию... А сейчас мне так стало невыносимо - зная, что вторая часть вот она, лежит... черт с ней, пошла ее так покупать, без акций.

@темы: Книги

---

Читательский дневник

М.Пришвин. Дневники.
«21 июня 1941. Вчера по приезде, в лесу, с какой радостью встретили меня друзья мои, и особенно свечки на соснах, как будто прямо шептали, узнавая и спрашивая: друг мой, где же ты пропадал? А цветы! Все цветы от жарких дней встали, как мертвые воскресли: фиалки и бутоны ландышей сошлись с мячиками одуванчиков, ранние весенние цветы сошлись с летними, черемуха – начало весны – сошлась с концом ее – цвела сирень.
22 июня 1941. Ефимов, механик, сын хозяйки нашей, сегодня около двух дня вылез из клети и сказал: «Знаете или не знаете?» И, увидев, что не знаю: «Сегодня в четыре утра фашистская Германия» и т.д. И все полетело… Первое было, это пришло ясное сознание войны, как суда народа. Еще подумалось о причинах, что, вероятно, Гесс договорился с англичанами и они согласились мириться за счет России, если немцы сумеют свергнуть коммунизм.
23 июня 1941. В Малеевке ждут с волнением вестей по радио. Включают поверку времени, и часы в ожидании кажутся, будто это время шагает.
24 июня 1941. Читал речь Черчилля о нападении на Россию Гитлера и не поверил искренности, как, наверно, у нас и никто не верит. Думаю, что Гитлер войной с Россией хочет себе заработать мир с Англией. А впрочем, как в 1914 году, чего-то мы не знаем.
25 июня 1941. По радио передавали глухо о больших сражениях. Из Москвы вести: реки женских слез. И скоро с фронта – река мужской крови. Расставаясь, плачут даже молодые парни этими женскими слезами: прошибает мужа и на время он становится женщиной, и в этот момент будущее геройское дело кажется маленьким. Уложил две перемены, нож, вилку, ложку, еще кое-что, простился, глянул в последний раз на дымок, на две березки, и эти березки пошли с ним и остались в сердце до смерти: в последний миг расставания с жизнью в несказанной красоте и доброте станут перед ним эти березки.
26 июня 1941. Весть о войне всех ударила в лоб и всех оглушила, и вот пятые сутки уже мы хотим прийти в себя и не можем. Смутные дни. Но сегодня кто-то сказал: «А если немцы уже пятые сутки не могут продвинуться, то, значит, трудно». И вроде как бы зашевелилась надежда на спасение. Слова о доблестной Красной Армии получили живой смысл.
30 июня 1941. Всех ободряет, что началась вторая неделя войны, а немцы не движутся лавиной, как думали… Терпеливо, честно ориентируюсь на нашу победу, доверяя жажде жить нашего народа».

А.Ахматова. Я научилась просто, мудро жить.
Ахматова: «Насколько скрывает человека сцена, настолько его беспощадно обнажает эстрада. Эстрада что-то вроде плахи. Все присутствующие начинают казаться выступающему какой-то многоголовой гидрой».
Ахматова Блоку, 7 января 1914. «За стихи я Вам глубоко и навсегда благодарна. Я им ужасно радуюсь, а это удается мне реже всего в жизни».
Ахматова: «Мы втроем (Блок, Гумилев и я) обедаем 5 августа 1914г. на Царскосельском вокзале в первые дни войны. Гумилев уже в солдатской форме. Блок в это время ходит по семьям мобилизованных для оказания им помощи. Когда мы остались вдвоем, Коля сказал: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьев».
Ахматова: «В сущности никто не знает, в какую эпоху он живет. Так и мы не знали, в начале 10-х годов…»
Ахматова: «Я не касаюсь тех особенных, исключительных отношений, той непонятной связи, ничего общего не имеющей ни с влюбленностью, ни с брачными отношениями… Но чувство именно этого порядка заставило меня в течение нескольких лет заниматься собиранием и обработкой материалов по наследию Гумилева. Этого не делали ни друзья (Лозинский), ни вдова, ни сын, когда вырос, ни так называемые ученики (Георгий Иванов). Три раза в одни сутки я видела Николая Степановича во сне, и он просил меня об этом».
Ахматова: «Принявшая опыт этих лет… в 1936 я снова начинаю писать, но почерк у меня изменился, но голос уже звучит по-другому. А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, который чем-то напоминает апокалипсического Бледного Коня…»

А.Левковская. Безумный сфинкс. Прятки без правил.
«Он промолчал. Лишь опять закрыл глаза и, задышав тяжелее, подался головой к моей ладони, пытаясь продлить ласку.
- Кот ты, Рэй. – Я запустила обе руки в рыжую шевелюру. – Самый натуральный кот. Наверное, если за ушком почесать – мурчать начнешь.
- А ты почеши – узнаешь».

---

Кстати, в телеграме - версия Соломатиной...
Warning! нецензурная лексика.

Видимо ВОЗ признаёт «третий пол» для того, чтобы то безумие поверх безумия, что начнётся в ближайшее десятилетие, имело какие-то основы для отказов в судах. Все хнычущие мальчики-девочки и девочки-мальчики, изуродовавшие себя от безделья, наркоты и вседозволенности, поощряемых по всем фронтам бизнеса-государства, ринутся хныкать ещё больше. (История по ссылке далеко не первая жирная ласточка.) Пойдут по судам. И ВОЗ разрабатывает алгоритм, на основании которых несчастных уродов можно будет послать подальше… уродовать себя. Пришивать хуй на лоб, пизду на затылок, в любые места, альтернативные естественным. Колоть какие угодно гормоны и превращать себя третий пол. Которого не было, нет и никогда не будет. Есть мужчины и женщины. И за исключением редчайших случаев редких же видов гермафродитизма, кто ты - определяется визуально при появлении на свет. Когда врач/акушерка/случайный прохожий говорит: поздравляю! У вас мальчик! Или: поздравляю! У вас девочка!

---

В телеграме, в познавательном канале пишут -
"кошки могут забеременеть от нескольких самцов одновременно, и котята из одного помета будут выглядеть по-разному".
(удивляется)

А вообще, это интересная идея для какого-нибудь фэнтези-мира.

---

У Пришвина - ну прямо-таки актуальное...

"Быть русским, любить Россию - это духовное состояние".

"Слушаю "Голос Америки", до того там все грубо и глупо, и сказать нечего. Когда сам ругаешься на своих, то кажется, это ничего, а когда на них же, на своих, американцы пускают русских собак, - тут плохо становится, и хочется защищать то самое, что позволял себе ругать".

---

Читательский дневник

М.Пришвин. Дневники.
«Шел тяжелый троллейбус и делал полезное дело, перевозил москвичей из Центра по Каменному мосту в Замоскворечье. Были последние сумерки, едва видно было, что черная вода Москвы-реки дымилась на середине, а по сторонам на обрезах льда сидели вороны. Смотреть из троллейбуса на ворон было жутко: неодетые, только в перьях, на голых ногах сидят на обрезах льда у черной, страшной воды и дожидаются, когда принесет зимняя вода издохшую, тухлую рыбку. А ведь тоже живые существа, и давно ли во время голода мы тоже почти как вороны были…
Вдруг яркий голубой свет с треском вспыхнул, и наступающая темнота осветилась: это провода на мгновение разъединились и электричество, совершающее полезную работу перевозки граждан, утекло и сделалось светом.
Все оживились, я же подумал, что наши страстные стихи и роман, которым я сейчас занят, тоже утечка тока любви, приводящей человеческий род в движение: это не больше как тоже вспышка голубого света. Скорее всего да, слова наши только вспышки разных цветов, а самой силы жизни не хватает в словах, и как ни пиши, как ни трать свою жизнь на слова, никогда не добьешся чего-то в них, чтобы слова даже Шекспира, даже Христа стали действительно плотью, как хочется.
Так залейся, автор, слезами, но мужайся, пиши и не теряй своей веры, - что когда-нибудь скажешь «остановись!» - и твое чудесное мгновение остановится и воплотится».

Elle.
«Не стоит искать в цветах какую-то новизну: ничего нового в цветах нет, они встречаются практически в любом сезоне. В цветах от вас требуется увидеть лишь одно – красоту, и, рассмотрев поближе, наслаждаться ею как можно дольше».
***
«Фэшн-возраст скрыть труднее, чем запись в паспорте. В соответствии с ним мы надеваем благоразумный костюм-двойку или выбираем легкомысленные микрошорты».

Н.Егорова. Не дать отнять свою мечту.
«Первая часть затеи прошла безукоризненно. Мы со злорадными усмешками проследили, как жучок проваливается за шиворот преподавателя. Несколько секунд ничего не происходило, и выжидательно замершие адепты уже начали разочарованно вздыхать, когда мастер резко прогнулся в спине, сквозь зубы зашипев от боли.
Я только успела подумать, что жучок действительно не в меру кусачий, как в классе стало происходить совершенно невероятное и непредвиденное. Мастер начал сдирать с себя рубашку, одним рывком оборвав пуговицы и выдернув нижний край, заправленный в брюки. Кайден что-то быстро наколдовал и сверху на него дунул сильный порыв ветра, сбросивший насекомое на рубашку. Завуч поднял грызня, не касаясь его руками, и обвел нас шальным взглядом. Мы же во все глаза смотрели на него. А посмотреть было на что, более того – было чем восхититься. Без рубашки при каждом движении на корпусе перекатывались рельефны мышцы. Вот если бы не был таким вредным, был бы красивым, засмотрелась я.
- Кто это сделал? – отошел от первого шока самый нелюбимый наш преподаватель. Группа хранила абсолютное молчание. – Я спрашиваю, кто это сделал? – повторил мастер Кайден, но так и не добился никакой ответной реакции.
Оглядев нас и поняв, что просто так мы не сдадимся, он решил зайти с другой стороны.
- Это насекомое крайне опасно. Были случаи, когда они съедали целые поселения. Жизненно важно уничтожить колонию, пока она не покинула первое гнездо. Если вы его принесли, значит, где-то в городе есть не обнаруженная стражей колония. Я не буду никого наказывать за эту выходку, если вы мне расскажете, где взяли грызня».