Читательский дневник

М.Волошин. Автобиографическая проза. Дневники.
«Греция! До сих пор отношения мои к ней были очень разнообразны и совершенно неопределенны. В детстве – книжки с греческими мифами и легендарными рассказами из греческой истории были моим любимым чтением. Тогда я, кажется, больше всего и любил ее. Но когда на фабрике благонамеренных подданных усердные педагоги стали тщательно замазывать мои мозги всякой пресной классической замазкой, приготовленной из вечно юных песен Гомера, наивно простых записок Ксенофонта и грандиозно прекрасных мыслей божественного Платона, из которых тщательно было вытравлено все живое и всякие мысли, а оставлены только отвратительно-бессмысленные формы языка, которые вырастали из каждой строчки тысячами голов, как немейская гидра, и пожирали наши молодые мозги, - тогда во мне пробудилось сильное чувство самосохранения и траурная завеса опустилась над прекрасным греческим миром. Позже, когда я прочел Байрона и Гейне, Греция снова вернулась передо мной со своим гармоничным жизнерадостным миросозерцанием и со своими светлыми изгнанными богами».

И.Хрусталева. Кто в доме хозяйка.
«- Вот, глянь сюда, - сказала Екатерина Ильинична, показывая Олесе на фотографию в семейном альбоме. – Это вот моя мать, Софья Герасимовна. А вот это… Посмотри, не догадываешься, кто это? – спросила она, пытливо глядя на девушку.
- Господи, такого не может быть! – ахнула та, внимательно разглядывая фотографию, на которой были изображены две молодые девушки. – Если бы этот снимок не был таким старым, и одежда… прическа… Эта девушка очень похожа на меня! Кто она?
- Это и есть Веда, твоя прабабка. И вы не просто похожи, у вас практически одно лицо, - ответила Екатерина Ильинична. – Они были подругами с моей матерью. Веда ни с кем дружбу не водила, никого к себе близко не подпускала, а вот с моей матерью они с детства подружками были… Вы удивительно с ней похожи, детка, здесь даже никаких бумажек не нужно, чтоб родство доказать.
- А скажите, этот дом, который под номером двадцать, в нем есть что-то необычное? – влез в разговор Валентин. – Там, наверное, привидения живут, да? Мы, когда искали адрес, заметили странную реакцию людей, когда спрашивали их об этом доме.
- Это долгая и давняя история, и я обязательно расскажу ее, но сначала тебе, Олеся, стоит сходить и поклониться ему, - очень серьезно проговорила женщина.
- Кому? – не поняла Олеся.
- Дому своих предков. Там до сих пор живет управляющий, он уже глубокий старик, и он ждет тебя. Веда запретила ему умирать, пока ты не приедешь и не примешь наследство в свои руки».

---

Лесса Каури "Золушки из трактира на площади". Фэнтези... слегка хозяйственно-производственное... любовный роман.
Сюжет: некое фэнтезийное королевство... уютный почти что средневековый городок... гостеприимный трактир на площади в центре торгово-ремесленного квартала... Заправляет здесь матушка Бруни, которая, несмотря на прозвище, милая молодая женщина, всегда готовая приветливо встретить гостей и помочь нуждающимся... И вот однажды порог трактира переступает таинственный молодой человек, предпочитающий скрывать свое имя. Он случайно зашел сюда поужинать, но не смог забыть маленький трактир и его хозяйку...
История совсем простая - собственно, даже трудно назвать это историей. Больше всего это походит на картинки из условной фэнтезийно-средневековой жизни. Что-нибудь такое душевное, в теплых красках - нарядные домики, симпатичные жители, все такое. Кинкэйд там... Джозефин Уолл. Ну, вы понимаете. Нельзя сказать, что здесь совсем уж нет проблем и забот, но все-таки с самого начала ощущаешь, что все тут будет хорошо, все проблемы разрешатся, жизнь наладится. Прекрасное чтение для больных нервов.
Помню, когда книжку только издали, здесь на дайри возник вокруг нее небольшой скандал, кто-то из пользователей обвинял автора в плагиате у него. Плагиат я, естественно, не одобряю... Но вот с тех пор прошло немало времени, у меня возникло и все больше укрепляется увлечение ромфантом. Вот добралась и до этой книжки. И она мне понравилась. Своей какой-то мимимишностью и милотой. Не в силах судить, есть ли тут плагиат, тем более что не знакома с произведением другой стороны. Но прочитав за это время порядочное количество ромфанта, вижу, что это, так сказать, не баг, а фича. Сюжеты, типажи и что угодно свободно кочуют от автора к автору, из произведения в произведение... Рабочие прямо моменты. И как-то никто не следит особо за тем, у кого что было раньше или позже. Кто что придумал, кто повторил. Значение имеет главным образом то, как ты сам это все обыграешь и исполнишь. Фигурное катание. Лично мне это все сильно напомнило книжку Н.Колесовой "Король на площади". Там, правда, была не хозяйка трактира, а художница, зато атмосфера практически та же. Ну так что, мне они обе понравились, и лично я не возражаю, если таких книжек будет много...

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Станислав Ежи Лец.
«Сколько ж тех Прометеев я повидал, боже мой! Телом свободны – прикованы прочно душой».
***
«Он человек из тех еще, из старых: не требовал за подлость гонорара».
***
«Иным так неловко приколют медаль, что в сердце вонзается сталь».
***
«Конфуз повторяется снова, похоже: надстройка на базис вернуться не может».
***
«Однажды в полном блеске сойдемся в пышном зале, но все затмится блеском обратной стороны медалей».
***
«Поет ли хор в мажоре иль в миноре – не все равно ли нам в конце концов, коль это хор глупцов?»
***
«Остановился твой будильник – пусть, и ангел твой отстал, бессилием кипя, но ты застегнут до последней пуговицы будь, которая еще осталась у тебя».


Е.Звездная. Хелл. Приключения наемницы.
«Она отключила связь, затем мягко достала руки из геля. Эта странная панель выпустила ее, но продолжала светиться голубоватым светом, словно кораблик радовался, что нашелся хоть кто-то близкий ему, словно родного встретил. Хелл, к своему великому огорчению, всегда была сентиментальной, хоть и ненавидела себя за это, вот и сейчас, поддавшись какому-то глупому внутреннему порыву, она нежно прикоснулась к этой странной панели, ласково провела рукой и тихо произнесла:
- Бедный кораблик.
Кораблик действительно было жалко, после всего увиденного она поняла, что его за последние несколько тысячелетий кромсали, резали, меняли и перестраивали. В него даже внедрили стандартную систему управления и генератор на жидком топливе. Странно, что после этих ее слов и эмоций корабль словно замер, даже слабые голубые разряды остановились на несколько мгновений. На секунду Хелл показалось, что корабль живой…
В голову пришла шальная мысль. Хелл отправила мысленный зов кораблю. К ее удивлению, корабль ответил, выдав ей схематическую картинку, в которой красноватым светились четыре точки в одном из дальних отсеков и синими точками все успокоенные ею пираты. Такого она даже не ожидала и с радостью послала кораблю эмоции благодарности и восхищения.
«Госпожа желает, чтобы я обездвижил тела?» - нежный мелодичный голос ворвался в ее сознание.
Пасть дерсенга! Корабль живой! Он разговаривает! А голос у кораблика был просто божественным, таким нежным и чарующим, словно сочетание трели соловья и журчания маленького ручья, какой-то серебряный голосок».

---

В телеграме - Юнна Мориц полемизирует на злобу дня

Народ прекрасен тем, что сильно вам не нравится,
Что ездить с ним в метро – для вас моральный крах:
Вы – не красавец там, а также не красавица,
Аплодисментов нет, а есть вульгарный страх,
Что ваш успех – ничто, народу он до феньки,
Вы просто – пассажир, каких страна полна,
И надо впредь иметь такую славу, деньги,
Чтоб от народа быть, как от земли – луна.

Воспитывать народ – идея ваша гадкая,
Указывать ему, как жить и умереть,
Какая быть должна не горькая, а сладкая
Улыбка у него при встрече с вами впредь.
Народ переживёт любую власть, учтите.
Народ переживёт любые времена.
Воспитывать народ?.. Господь – его Учитель,
Особенно – когда звереет сатана.

Народ прекрасен тем, что вами не отравится,
От санкций не умрёт, он – скиф и азиат,
И он не виноват, что это вам не нравится
И ненависть к нему отравит вас, как яд.
Другой народ просить у Господа не надо:
Получите в обмен жестокую судьбу,
Когда другой народ, что слаще шоколада,
Культурно вас пошлёт в Освенцима трубу.

---

Картинкофлуд

Нейросетям можно задавать разных художников, и они тогда будут генерить картинки в этом стиле. Ну, так пишут. В теории. Лично у меня результат получается странный… по крайней мере, у Кандински.
Но вот я вспомнила про Бердсли, попробовала задать – и получилось вообще интересно. То есть, я бы сказала, на Бердсли это походит редко и мало… но по крайней мере, графика. И вообще классно выходит. Мне нравится. Делала по несколько попыток, с учетом предложенных стилей.

Это эльфы – три зимний король, три летний и три королева…












А это я пыталась получить Шута из саги Робин Хобб – спрашивала «мальчик- зимний шут». Хм.




Про Фитца спрашивать бесполезно, нейросеть сразу начинает выдавать исключительно негра преклонных годов… А как соорудить описание, я не знаю.
По ассоциации перешла к Снегурочке.





Дальше я спрашивала про Василису Премудрую. Но пошло что-то странное. Перестала спрашивать.


Дальше интересно – Кащей Бессмертный. По версии Кандински.





Ну, после этого, естественно, захотелось узнать, как будет выглядеть Иван-Царевич.





Лиса.



Кот ученый… То есть, были заданы просто строки из стихотворения про Лукоморье. При чем там появился принц, я не знаю… Может, нейросеть вспомнила про Маленького принца?



Далее, раз я как раз читала Гумилева, я запросила его – в образе конкистадора в панцире железном.



Ну и, по строчкам стихо… Он не солгал нам, дух печально-строгий, принявший имя Утренней звезды, когда сказал: не бойтесь вышней мзды, вкусите плод и будете как боги…



От Гумилева само собой потянуло к Ахматовой. Вспомнилось мне вот что – Я к розам хочу, в тот единственный сад, где лучшая в мире стоит из оград…

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Популярная механика.
«В 1881 году, на заре эпохи электрического освещения, в калифорнийском городе Сан-Хосе была воздвигнута 72-метровая башня, макушка которой сияла шестью дуговыми лампами. С тех пор прошло немало времени. Башню уничтожил ураган, Сан-Хосе стал неформальной столицей Кремниевой долины, а у дизайнеров появились новые идеи. Австралийская студия SMAR предложила украсить город новым символом – похожей на кисть композицией из вертикально установленных белых прутов, которые, раскачиваясь на ветру, будут превращать кинетическую энергию в электричество. А по ночам светиться подобно пучку оптоволокна».
***
«Психологические установки играют огромную роль: смертность среди людей, которые сообщают, что чувствуют себя моложе реального возраста, ниже. Изменить такие убеждения намного легче, чем бороться с клеточным старением или дисфункцией. Начать можно с ожидаемой продолжительности жизни: я рекомендую взять число лет, которые вы собираетесь прожить, и прибавить к ним еще двадцать-тридцать. Исследования показывают, что это обязательно пойдет вам на пользу».
***
«С расшифровкой генома и возможностью его редактирования связывали большие надежды. Предполагалось, что мы прочитаем геном – и сразу увидим источники онкологических заболеваний, научимся лечить Альцгеймер, Паркинсон и диабет. Словом, починим дефективные гены – и все будут здоровыми, а может, даже бессмертными. За десять лет после расшифровки генома эти надежды растаяли. Выяснилось, что за большинство болезней отвечают сотни, а то и тысячи фрагментов ДНК, причем каждый вносит невысокий и незначительный вклад».
***
«Традиционные лекарства – «блокбастерные», они гарантированно помогают большинству, но производят в организме переполох, как от хорошей бомбы».
***
«Тест, показавший, что у вас найдены генетические маркеры великих спортсменов, не гарантия олимпийских медалей. Вклад удачных генов оценивается процентов в пять. Остальное – чемпионский характер и железная воля».
***
«Рынок предметов искусства со времен Возрождения и Медичи очень остро реагирует на изменения на рынке финансовом. Искусство уже более 500 лет позволяет изымать избыток денежных средств у населения в обмен на приобщение к великому и вечному плюс повышение социального статуса, которое сопровождают интересные финансовые качели».
***
«Проблема подделок на рынке искусства стоит очень остро. Например, Айвазовский говорил, что создал около 600 работ, а подлинными сейчас признаны примерно 6000».
***
«Некоторое время назад блокчейн-компания Injective Protocol приобрела картину Бэнкси Morons за 95 тыс.долларов. Затем работа была сожжена в Бруклине, причем сожжение произведения искусства транслировалось в YouTube и Twitter. После этого компания создала невзаимозаменяемый токен, привязанный к цифровому образу предмета искусства. То есть, в NFT-токен была конвертирована реальная, но уничтоженная работа художника. Первый случай превращения физического произведения искусства в виртуальный актив – прецедент. И он пока создает больше вопросов, чем ответов. Уничтожена ли картина, если она продолжает существовать виртуально? Можно ли так поступать с современными предметами искусства? Не постигнет ли та же участь искусство старое – как оценить, допустим, сожжение работы Дюрера или Да Винчи? А если точно знать, что через 100-200 лет картины все равно не станет по физическим причинам? Впрочем, произведения виртуального искусства тоже может не стать: качество изображения снижается, файлы определенных форматов перестают открываться, сайты падают, пароли забываются. Цифровое искусство не менее уязвимо, чем реальное».

Е.Звездная. Хелл. Приключения наемницы.
«- Приветс-с-ствую на моем корабле, наемница.
Хозяин пожирателей возник в темноте проема, как глист в скафандре, и Хелл невольно почувствовала очередной приступ тошноты.
- Не могу сказать, что рада видеть, тем более у меня все еще жутко болит рука.
На пожирателе, к досаде наемницы, ни царапины после их схватки не осталось.
Он сделал приглашающий жест. Воительница шагнула на скользкий трап и, скривившись, пошла дальше. На этом корабле убивали часто и много, по крайней мере, запах разлагающейся органики был невыносим.
- У вас понятий об уборке вообще нет? – невежливо спросила Хелл.
- А у вас? – в тон ей ответил Хозяин.
- У нас дежурство на корабле, убираем по очереди, освобождение от уборки в случае ранений. – Только произнеся эти слова, Хелл мысленно возликовала, вспомнив, что убирать на этот раз должна была именно она.
Его реакцию на эти слова она не увидела, так как отвлеклась на слишком уж замысловатую дверь. Пожалуй, притащи она подобное творение искусства на Землю в период Средневековья, инквизиция с руками бы оторвала это наглядное пособие: «Грешники горят и страдают в аду».
- Ух ты, - невольно прошептала наемница.
- Нравитс-с-ся? – Хозяин остановился, провел по рельефному изображению рукой. – Это мой сын создал, он еще жив, но сейчас не здесь.
- Позитивное мышление у ребенка, - пробормотала Хелл, рассматривая человеческое изображение в разрезе мечом, причем вываливающиеся кишки были показаны весьма достоверно».

---

Ага, а вот вариант от очнувшейся Midjourney... Тоже под кинокадры, обидно... Но лучше, чем их киношный вариант с Ален Делоном.
В общем, версия для Бела Торна.

---

Картинкофлуд

В нейросетях - нет, действительно шедеврально... Гарри Поттер и Красный Октябрь.

@темы: ГП-флуд

---

Н.Гумилев "В огненном столпе". Это сборник автобиографической прозы из хорошей серии "Русские дневники", которую начали было издавать в начале 90-х... Сразу скажу, что я тут читала только письма. Для этого и брала книжку в библиотеке. Ну, вот я глянула - тут имеется "Африканский дневник", "Дневник кавалериста", как там... но обманываться названием не стоит, это ни в коем случае не дневниковые записи, а художественный текст. Пусть на основе биографической. Зато про письма тут сказано, что прямо собрали "все сохранившиеся" - сохранилось немного... Но все равно какой-то материал набрался.
Письма я люблю читать - почувствовать человека... В этот раз впечатления оказались - ну очень странные. И дело даже не в малом количестве материала - вон по Грибоедову было еще меньше. Просто само ощущение при чтении возникает какое-то... специфическое. Я с таким вроде бы еще не сталкивалась. Ну вот, судя по всему, Гумилев был человеком весьма своеобразным...
Нет, серьезно - читала и поражалась... В какой-то момент даже возникли мысли - а не было ли у него, ну я не знаю, каких-нибудь особенностей из этого, как сейчас в модном тренде - аутического спектра? Какой-нибудь Аспергер, м? (как восклицал когда-то Шерлок в популярном сериале: "Я высокофункциональный социопат!") Никто этим вопросом не задавался из специалистов, исследования не проводил? Потому что в самом деле - такая какая-то прямо инфантильность... такая исключительная степень эго... скажем, эгоцентризма... Зацикленность на себе и своем мире. Вот прямо кажется, что человек просто не принимал и не воспринимал окружающий мир, находящихся рядом людей. Ну, в смысле, для него это все не имело значения, по сравнению со своей личностью и своим внутренним миром...
Вот, скажем, тут больше всего писем к Брюсову. Брюсов, как я поняла, издавал журнал, общался со всевозможными авторами по этому поводу. В том числе и с юным (20 лет), тогда еще никому не известным Гумилевым. Ладно, это понятно - послать стихи, обговорить вопросы издания, все такое. Чисто деловые моменты. Но Гумилев реально посчитал, что Брюсов отныне является его учителем в деле творчества... И все эти письма большей частью касаются того, что Гумилев ему подробно рассказывает о том, что происходит с его э... внутренним миром и творчеством, как это все развивается... и ожидает, что Брюсов ему на основании этого будет давать советы и рекомендации по более оптимальному развитию, что ли. Мне кажется. обычно люди в таких обстоятельствах все-таки задумаются, приемлемо ли ожидать от постороннего в общем-то человека таких действий? Гумилев, по впечатлению, не задумывается. Для него это нормально и естественно.
Да уж... все эти путешествия в Африку и даже последующее пребывание на войне и участие в реальных боевых действиях... по сути ничего не изменило. Гумилев так и воспринимает в первую очередь себя и свой мир, он не живет, а будто бы играет... И эта игра для него и является жизнью... Поехал в Африку - играет в какого-нибудь охотника и исследователя, авантюриста из модных в то время романов. Пошел на войну - играет в бравого офицера, кавалериста... "Я конквистадор в панцире железном", ага... Ну и соответственно - поэзия, почему нет? это все можно рассчитать, натренировать и выработать... Придумать свое собственное направление в искусстве...
И в то же время ничего не скажу. У него все равно невероятный талант. Мне думается, он тут сам себя обманул и переиграл - считал, что это он все рассчитывает, а на самом деле это был его талант, который проявлялся вопреки всем расчетам...
К сожалению, время было не такое, чтобы можно было замыкаться на своем внутреннем мире и не обращать внимания на окружающую реальность. Он так этого и не понял - да и не мог понять...

@темы: Книги

---

Книжный столик

Н.Гумилев. Письма.

«…Зимой я пишу меньше и слабее, чем обыкновенно…»

«Что же касается новых стихотворений, то мне придется обмануть Вас: я почти ничего не пишу. Я объясняю это отсутствием людей, обращенье с которыми дало бы мне новые мысли или чувства. Уже год, как мне не удается ни с кем поговорить так, как мне хотелось бы… Ваше участие //Брюсова// ко мне – единственный козырь в моей борьбе за собственный талант».

«Только за последние полгода, когда я серьезно занялся писаньем и изученьем прозы, я увидел, какое это трудное искусство».

«Я не могу вам прислать своей фотографической карточки, потому что я почти никогда не снимался и чувствую инстинктивное отвращение к фотографии. Зато один мой знакомый художник обещал сделать мой портрет, и когда он будет готов, я его пришлю Вам».

«Спешу ответить на Ваш вопрос о влиянии Парижа на мой внутренний мир. Я только после Вашего письма задумался об этом и пришел вот к каким выводам: он дал мне сознание глубины и серьезности самых мелких вещей, самых коротких настроений. Когда я уезжал из России, я думал заняться оккультизмом. Теперь я вижу, что оригинально задуманный галстук или удачно написанное стихотворение может дать душе тот же трепет, что и вызыванье мертвецов. Не сердитесь за сравненье галстука со стихами; это показывает только, как высоко я ставлю галстуки».

«Кстати, о нашем журнале «Сириус». Дня через три я посылаю Вам первый номер. Может быть, Вы найдете возможным что-нибудь о нем написать в «Весах». Я сам прекрасно сознаю его многочисленные недостатки, маленький размер и случайность материала. Но первый номер не может быть боевым, чтобы не запугать большой публики. Потому что каждый журнал является учителем какого-либо определенного мировоззрения, не единственно возможного и правильного, но только освещающего жизнь и искусство с новой, одной ему свойственной точки зрения. И поэтому надо, подобно философам Александрийской школы, исподволь приучать публику смотреть на вещи глазами редактора».

«Я поверил, что если я мыслю образами, то эти образы имеют некоторую ценность и теперь все мои логические построения опять начинают облекаться в одежду форм, а доказательства превращаются в размеры и рифмы».

«Я не сравниваю моих вещей с чужими, я просто мечтаю и хочу уметь писать стихи, каждая строчка которых заставляет бледнеть щеки и гореть глаза».

«Напишите, как Вы обещали, о впечатлении, произведенном мною на Вас. Это более чем полезно для меня, потому что я не имею никакого понятия о самом себе. А то немногое, что я думаю об этом вопросе, так нелестно для меня, что всякое другое мнение способно привести меня в восторг».

«…Теперь я в русской литературе, как в лесу…»

«…Признак вещи, создающей эру, - она кажется каждому его собственной биографией».

«Мне хотелось бы лучше ориентироваться в истории развития Вашего творчества, и поэтому я решаюсь задать Вам нескромный вопрос, а именно, сколько Вам лет теперь. Тогда бы я вычислил, скольких лет Вы написали то или другое стихотворение, и знал бы, на что смогу надеяться в будущем я. Может быть, это смешно, но я все утешаю себя в недостатках моих стихов, объясняя их моей молодостью».

«Посылаю Вам стихи, которые я не думаю переделывать и считаю поконченными (далеко не то же, что законченными)».

«Право, для меня проза то же, что для Канта метафизика».

«Я знаю, что мне надо еще очень много учиться, но я боюсь, что не сумею сам найти границу, где кончаются опыты и начинается творчество».

«Я начал писать много и часто и думаю, что можно было бы продолжать, если бы меня не мучила мысль, что мое «довольство» собой происходит только от притупленья моего художественного чутья».

«Сама газета мне показалась симпатичной, но я настолько наивен в делах политики, что так и не понял, какого она направленья».

«Мне всегда очень неловко писать Вам о Вас же, и потому я кончаю это щекотливое, хотя и приятное занятие. Буду писать о себе».

«Может быть, Вы не откажете, хотя бы одной фразой, отметить, какую из сторон моего творчества я должен культивировать. А то до сих пор большинство моих критиков, почти всех благосклонных, только указывало на мои недостатки, так что если я захочу послушаться всех сразу, мне придется вовсе бросить писать стихи».

«Мы (т.е. русские читатели) получаем Блока и Городецкого по нескольку книг в год, а Вас //Брюсова// раз в три и даже больше. Я, конечно, не говорю о распространении книг для поддержания или увеличения Вашей славы, но просто для современного читателя важно быть au courant //в курсе// Вашего творчества. Тогда бы и Русская литература очистилась от мелких гениев, которых приходится хвалить за неимением лучшего… и Городецкий подумал бы, что теперь писать левой ногой стало как-то неловко. И я бы поучился».

«Не так давно я познакомился с новым поэтом, мистиком и народником Алексеем Н.Толстым. Кажется, это типичный «петербургский» поэт, из тех, которыми столько занимается Андрей Белый. По собственному признанию, он пишет стихи всего один год, а уже считает себя maitre’ом. С высоты своего величья он сообщил несколько своих взглядов и кучу стихов. Из трех наших встреч я вынес только чувство стыда перед Андреем Белым, которого я иногда упрекал в несдержанности его критики. Теперь я понял, что нет таких насмешек, которых нельзя было бы применить к рыцарям «Патентованной калоши».

«Пишу я, как и всегда летом, мало. Но надеюсь, что это затишье перед бурей».

«Я написал его //стихотворение// недавно, и, кажется, оно уже указывает на некоторую перемену в моих приемах, именно на усиленье леконт-де-лильевского элемента. Кстати сказать, самого Л.Л. я нахожу смертельно скучным, но мне нравится его манера вводить реализм описаний в самые фантастические сюжеты. Во всяком случае, это спасенье от блоковских туманностей».

«Я помню Ваши предостережения об опасности успехов и осенью думаю уехать на полгода в Абиссинию, чтобы в новой обстановке найти новые слова, которых мне так недостает».

«В Париже я слишком много жил и работал и слишком мало думал. В России было наоборот: я научился судить и сравнивать».

«По-прежнему я люблю и ценю больше всего путь, указанный для искусства Вами. Но я увидел, как далеко стою я от этого пути. В самом деле, Ваше творчество отмечено всегдашней силой мысли. Вы безукоризненно точно переводите жизнь на язык символов и знаков. Я же до сих пор смотрю на мир «пьяными глазами месяца» (Нитше), я был похож на того, кто любил иероглифы не за смысл, вложенный в них, а за их начертания и перерисовывал их без всякой системы. В моих образах нет идейного основания, они – случайные сцепления атомов, а не органические тела…»

«Творчество мое идет без больших скачков, и я прилагаю все старанья, чтобы каждая вещь тем или иным была выше предыдущей. И то, что я очень редко получаю похвалы, служит, как мне кажется, лучшей гарантией того, что я не изменяю сам себе. Это в теории, а на практике я очень обескуражен и пишу по одному, по два стихотворенья в месяц».

«Мне кажется, только теперь я начинаю понимать, что такое стихотворенье. Но с другой стороны меня все-таки пугает чрезмерная моя работа над формой. Может быть, она идет в ущерб моей мысли и чувства».

«Как надпись, я взял две строки из Вашего «Дедала и Икара»… Я хочу погибнуть, как Икар, потому что белые Кумы поэзии мне дороже всего. Простите, что я так самовольно и без всякого на это права навязался к Вам в Икары».

«На неверные рифмы меня подбили стихи Блока. Очень они заманчиво звучат».

«Я совсем не могу писать прозой, по крайней мере в последнее время. Мысли несутся вперед, путаются, перо не хочет их записывать. Надеюсь, это продлится недолго».

«Я пишу довольно много, но совершенно не могу судить, хорошо или плохо. Мое обыкновенье – принимать первое высказанное мне мненье, а здешние русские ничего не говорят, кроме: «Очень, очень звучно», - или даже просто: «Очень хорошо». Надеюсь получить от Вас более подробное мненье о моих последних стихах».

«Что же касается поэмы… то, продолжая Ваше сравнение с железной дорогой, я могу сказать, что все служащие забастовали и требуют увеличения рабочего дня, глубокого сосредоточенья и замкнутой жизни, а я, как монархист, не могу потакать бунтовщикам, уступая их желаньям. Когда я перейду в «союз 17 октября», может быть, дело двинется быстрее».

«Что есть прекрасная жизнь, как не реализация вымыслов, созданных искусством? Разве не хорошо сотворить свою жизнь, как художник творит картину, как поэт создает поэму? Правда, материал очень неподатлив, но разве не из твердого мрамора высекают самые дивные статуи? А обман жизни заключается в ее обыденности, в ее бескрасочности».

«В Петербурге все по-прежнему: ссорятся, пьют и читают свои стихи».

«Мне кажется, что мне снятся одновременно два сна, один неприятный и тяжелый для тела, другой восхитительный для глаз. Я стараюсь думать только о последнем и забываю о первом».

«До сих пор ни критики, ни публика не баловали меня выражением своей симпатии. И мне всегда было легче думать о себе как о путешественнике или воине, чем как о поэте, хотя, конечно, искусство для меня дороже и войны и Африки».

//Первая мировая// «…Работа по ассенизации Европы, которой сейчас заняты миллионы рядовых обывателей, и я в том числе».

«Меня поддерживает надежда, что приближается лучший день моей жизни, день, когда гвардейская кавалерия одновременно с лучшими полками Англии и Франции вступит в Берлин. Наверно, всем выдадут парадную форму, и весь огромный город будет как оживший альбом литографий. Представляешь ли ты себе во всю ширину Фридрихштрассе цепи взявшихся под руку гусар, кирасир, сипаев, сенегальцев, канадцев, казаков, их разноцветные мундиры с орденами всего мира, их счастливые лица, белые, черные, желтые, коричневые. Никакому Гофману не придет в голову все, что разыграется тогда в кабачках, кофейнях и закоулках его «доброго города Берлина».

«Я тебе писал, что мы на новом фронте. Мы были в резерве, но дня четыре тому назад перед нами потеснили армейскую дивизию и мы пошли поправлять дело. Вчера с этим покончили, кое-где выбили неприятеля и теперь опять отошли валяться не сене и есть вишни. С австрийцами много легче воевать, чем с немцами. Они отвратительно стреляют. Вчера мы хохотали от души, видя, как они обстреливают наш аэроплан. Сейчас война приятная, огорчают только пыль во время переходов и дожди, когда лежишь в цепи. Но то и другое бывает редко».

«Каждый вечер я хожу один по Акинихской дороге испытывать то, что ты //Ахматова// называешь Божьей тоской. Как перед ней разлетаются все акмеистические хитросплетения. Мне кажется тогда, что во всей вселенной нет ни одного атома, который бы не был полон глубокой и вечной скорби».

«Милая Аня, я знаю, что ты не любишь и не хочешь понять это, но мне не только радостно, а и прямо необходимо по мере того, как ты углубляешься для меня как женщина, укреплять и выдвигать в себе мужчину; я никогда бы не смог догадаться, что от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца, но ведь и ты никогда бы не смогла понять, увидя луну, что она алмазный щит богини воинов Паллады».

«На все, что я знаю и люблю, я хочу посмотреть, как сквозь цветное стекло, через Вашу душу, потому что она действительно имеет свой особый цвет, еще не воспринимаемый людьми».

«…Так хорошо еще обо мне не писали. Может быть, если читать между строк, и есть что-нибудь ядовитое, но Вы же знаете, что при этой манере чтения и в Мессиаде можно увидеть роман Поль де Кока».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

М.Волошин. Автобиографическая проза. Дневники.
«Тиволи. Чем-то давно знакомым, родным повеяло от этих старых мраморных лестниц, зацветших плесенью и исчервленных временем, от этих темных аллей, дорожки которых заросли мхом, фонтанов, обросших зеленью, струйки которых весело поют и переливаются на солнце, нарушая тишину умершего замка, этих когда-то красивых, но теперь обвалившихся и сырых гротов, в которых сидят одни большие серые жабы.
Все это было знакомо когда-то давно, а теперь позабыто. Знакомо по тем наивным и простым сказкам о старых замках и прекрасных принцессах, которые так легко гибнут от малейшего дуновения мысли и могут жить и цвести, как нежные тропические растения, только на благодатной почве детской фантазии и увядают вместе с летами. И вот эти детские грезы застыли в реальных формах. Бедные старые тени восемнадцатого века! Бедные маленькие очаровательные принцессы в своих шелковых платьях, с перетянутыми талиями, напудренными высокими прическами, на своих высоких каблуках; ваши тени смутно мелькают теперь в темных аллеях. Они так же поблекли и завяли, как большие каменные лилии, царственные орлы с герба дома д Эсте. Другая эпоха – другие тени…»

А.Алексин. Из блокнота.
«На читательской конференции ребята один за другим поднимались на сцену и называли свои самые любимые книги. Лица и голоса были разные, а названия «самых любимых» произведений одни и те же. После конференции я спросил у одного из подростков:
- Ну, а «Три мушкетера»?
Оказалось, что с этой книгой он вообще не расстается.
- А почему не назвал ее?
- Да как-то…
Мне стало обидно за «Трех мушкетеров» и страшновато за то, что книги (действительно прекрасные!), которые он называл со сцены, могут стать чем-то «дежурным», а образы, одухотворяющие их страницы, перестанут окрылять разум и сердце этого мальчишки и его одноклассников. Благородные понятия, которые священны для нас и которыми живут герои повестей и романов, названных участниками того давнего литературного утренника, не могут, не имеют права тускнеть, стираться в сознании и душах ребят из-за буднично заученного употребления…»

---

Пока навороченная Midjourney резко отказалась меня понимать – я пыталась у нее запросить сделать такую же подборку на Айвена Форпатрила, в исполнении Ален Делона, мне для Айвена ничего не жалко… но она вдруг стала выдавать только чисто вариации кинокадров, по-моему из «Больших маневров», или где он там играл. Совсем не подходит… - в общем, я отправилась к Кандински, который согласился поучаствовать. Вот Кандински вообще ничего не парит, даже если я прошу изобразить Ален Делона, как если бы его нарисовал Брюллов в роли офицера космического флота… Вот варианты (с разными стилями)







А это я стала пробовать варианты на Бела Торна. Я решила зайти с другого конца – а то я все пытаюсь припомнить кого-нибудь из мужчин, а что если исходить из женщин… В конце концов, в тексте так и сказано, в смысле, когда Майлз впервые смотрит, то видит женщину, ага. Для исходника решила взять Далиду. Кстати, про нее злопыхатели писали, что она выглядит, как переодетый мужчина. Черты лица такие… резкие…
Ну вот так получилось –






(ну, это разве что на Зимнепразднике в поместье Форкосиганов…)



С самим Майлзом затык. У меня есть фотки, которые мне кажутся идеально подходящими, но нейросеть (любая) отказывается их разыскивать, слово «молодой» просто не понимает, как их ввести, я не знаю… по описанию выходит черт знает что… единственный более-менее вариант получился рисованный.

---

Ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

А.Борисов. Встреча с погибшим другом.
«Из дневника В.Пластинина.
«21.10.1941г. Наш батальон из города переведен в Кунцево, на окраину Москвы. Занимаем оборонительный рубеж. Роем укрепления. Опять земля. Сколько же я вырыл ее за последнее время! Пожалуй, более 400 кубометров. Солидно. И хотя день целиком занят работой, неотвязные мысли возвращают к дням недавним, к товарищам и друзьям курса, находящимся теперь от меня так далеко, за многие сотни, а может быть, тысячи километров.
Вспоминаю последний день, проведенный в институте Было очень напряженное время – немцы рвались к Москве. Из батальона уже никого не выпускали, мы умолили отпустить нас попрощаться с курсом. ГИТИС отправлялся в эвакуацию. И мы простились с ними. Особенно тепло с Валентиной Ивановной. Это самая дорогая нам женщина, дорогой наш Человек, соединила нам руки – мы с вами! И мы ушли! Дорогие, так тяжело расставаться с вами, так тяжело… Мы остаемся защищать наш любимый город. Вы вернетесь в него, да? Это от нас тоже зависит, чтобы вы поскорее вернулись. Мы не подведем, надейтесь на нас.
Я часто вспоминаю тот день, когда узнал об эвакуации института. Как потянуло в тот миг к вам, моим родным. И пусть Лешка Глазырин куда-то выбросил из общежития все мои вещи (остались только валенки и кинодневник), я бы пошел за вами пешком, раздетый. Вы бы меня согрели, оживили, я знаю. Но я защищаю Москву! Мне нельзя…»

М.Боталова. Императорская академия. Пробуждение хаоса.
«- На сегодня достаточно. Можешь идти, Раяна.
Я не стала задерживаться. Хотелось поскорее сбежать из тренировочного зала. Лишь усилием воли я остановила себя, заставляя идти, а не срываться в позорное бегство.
Выход из корпуса был уже близок, когда это произошло. Из аудитории, мимо которой я как раз проходила, что-то с грохотом вырвалось. Сначала дверь накалилась докрасна, а потом ее смяло и сорвало с петель. Дверь полетела в меня. Вслед за дверью понеслось что-то полыхающее. Огненная вспышка – последнее, что я успела увидеть.
Хаос вырвался. Снова всего лишь крупицами, но этого достаточно. Особенно если к хаосу примешиваются стихии. За мгновение до того, как из меня вырвался огонь, я схватила хаос силой мысли и затолкала его вглубь себя. Просто потому, что хаос слишком непредсказуем. И потому, что я сама не умею им пользоваться. А вот если хаос спрятать в себе, то стихии можно взять под контроль. Но я смогла только избавиться от хаоса. Использовать огонь для защиты уже не успела..
Металлическая дверь, превратившаяся в искореженный комок, настигла меня, ударила в плечо. Я ощутила чудовищный жар. За дверью что-то зашипело, и в этом шипении послышалось: «Умри!»

---

Надежда Кузьмина "Магиня для эмиссара". Фэнтези... с детективным оттенком... любовный роман.
Сюжет: юная Алессита сбегает от мужа и оказывается на улице без средств и каких-либо перспектив. Она обладает сильным магическим даром, и это могло бы решить все проблемы, но беременность... беременным нельзя магичить... В поисках работы Алессита откликается на объявление, в котором разыскивается служанка в дом архивариуса, посчитав, что это самое подходящее место для беременных. Вот только архивариус оказывается молодым мужчиной весьма подозрительного вида и рода занятий. Тут явно замешана какая-то тайна, и энергичная любознательная Алессита просто не может остаться в стороне...
Вот и еще одна книжка автора прочитана... Эта история мне тоже очень понравилась - это одиночный роман, не входит ни в какой цикл (ну, во всяком случае, больше ничего нет, хотя финал вполне допускает, что при желании можно писать и дальше... что-нибудь... ) Увлекательный сюжет, симпатичные герои - что еще надо... ГГ по воле автора оказывается практически законченной Мэри-Сью, со своим магическим даром и прочим. Но это не раздражает, выглядит довольно органично. В общем, даже жаль, что о жизни героев автор не написала еще книг пять-шесть...

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Н.С.Гумилев. Письма
«Л.Рейснер. 8 ноября 1916г.
Лера, Лера, надменная дева, ты как прежде бежишь от меня. Больше двух недель, как я уехал, а от Вас ни одного письма. Не ленитесь и не забывайте меня так скоро, я этого не заслужил. Я часто скачу по полям, крича навстречу ветру Ваше имя, снитесь Вы мне почти каждую ночь. И скоро я начинаю писать новую пьесу, причем, если Вы не узнаете в героине себя, я навек брошу литературную деятельность. О своей жизни я писал Вам в предыдущем письме. Перемен никаких и, кажется, так пройдет зима. Что же? У меня хорошая комната, денщик профессиональный повар. У меня долгие часы одиночества, предчувствие надвигающейся творческой грозы. Все это пьянит как вино и склоняет к надменности соллепсиума. А это так не акмеистично. Мне непременно нужно ощущать другое существованье, яркое и прекрасное. А что Вы прекрасны, в этом нет сомненья. Моя любовь только освободила меня от, увы, столь частой при нашем образе жизни слепоты.
Здесь тихо и хорошо. По-осеннему пустые поля и кое-где уже покрасневшие от мороза прутья. Знаете ли Вы эти красные зимние прутья? Для меня они олицетворенье всего самого сокровенного в природе. Трава, листья, снег – это только одежды, за которыми природа скрывает себя от нас. И только в такие дни поздней осени, когда ветер, и дождь, и грязь, когда она верит, что никто не заметит ее, она чуть приоткрывает концы своих пальцев, вот эти прекрасные прутья. Лера, правда же, этот путь естественной истории бесконечно более правилен, чем путь естественной психоневрологии. У Вас красивые ясные честные глаза, но Вы слепая; прекрасные юные резвые ноги и нет крыльев; сильный и изящный ум, но с каким-то странным прорывом посередине. Вы – Дафна, превращенная в лавр, принцесса, превращенная в статую. Но ничего! Я знаю, что на Мадагаскаре все изменится. И я уже чувствую, как в какой-нибудь теплый вечер, вечер гудящих жуков и загорающихся звезд, где-нибудь у источника в чаще красных и палисандровых деревьев, Вы мне расскажете такие чудесные вещи, о которых я только смутно догадывался в мои лучшие минуты».

Е.Никольская. Красавица и ее чудовище.
«- Ты ведь понимаешь, что Катя скорей всего мертва?
- И? – стиснув зубы, осведомился блондин.
- Ты совсем не знал ее, да и свадьбу вам навязали.
- К чему ты клонишь?
- Ну… есть и другие девушки…
- Отстань! Ты задерживаешь нас обоих, - красно-желтые глаза недобро сверкнули. – Арэ у меня одна. Другой уже не будет.
- Это я и боялся услышать, - вздохнул его друг. – Может, тебе не стоит туда идти? А? Мы все проверим, а потом…
- Пусти, С-с-смерть, - зашипел блондин, вырывая руку из крепкой хватки чужих пальцев. – Я уже давно не ребенок, не стоит беспокоиться за мое психическое здоровье, - бросил он на ходу.
- После сцены в Харон-сэ я бы так не сказал, - пробурчал Четвертый Хранитель, следуя по пятам за своим спутником. – Твоя вторая сущность…
- У меня одна сущ-щ-щность, - перебил тот, не оборачиваясь. – Пора запомнить.
- Я имел в виду, что ты не всегда контролируешь себя.
- Ошибаеш-ш-шься.
- Хочешь сказать, что зверское выражение лица, с которым ты пытал Харона, - это контроль?
- А какое выражение ты хотел увидеть в тот момент? – Арацельс от удивления даже обернулся».