Ежедневная музыка.

---

О.Штерн «Мой хозяин дракон».
«Я верю в сны – что они нам ниспосланы свыше, чтобы предупредить, что это знаки судьбы».

@темы: Галерея

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.
Я вижу двор исчезнувших растений,
В сыром колодце от звезды светло.
Вниз на звезду уносится ведро
Сквозь череду туманов и видений.
Прозрачен двор, прозрачен навсегда,
Как полоса нездешнего простора,
Осенняя протяжная звезда
Проносится вдоль нашего забора.
Зажгла окно. Пошло окно к окну
Блестеть, сиять, и кончится не скоро.
Бегут за ней собаки вдоль заборов,
Передавая лай во всю страну…
И вот вьюнки, с забора перейдя,
Ползут по струнам длинного дождя
И за ноги хватают астронавта…
Как я б хотел, чтоб детство было завтра!

А.Васильев. Край неба.
«- Хозяин! – бросился ко мне с радостным воплем Родька, как только я вошел в квартиру. Мало того – обнял мою ногу и зашмыгал своим носом-кнопкой, обозначая тем самым степень растроганности. – Вернулся!
- Вернулся, - подтвердил я, опуская пакеты на пол. – И прямо с порога хочу тебя кое о чем спросить.
- Ща, снедь только на кухню отнесу, - с готовностью кивнул слуга, вцепился в ручки пакетов и поволок их в указанном направлении, приговаривая: - На улице жара ух какая! Не иначе, как через пару дней грозу натянет. Так что надо харч в холодильник пихать, пока не стух! За него же деньга плачена!
- Ты разговор в сторону не уводи, - потребовал я. – Какого хрена шумели так, что мне соседи звонили, а?
- Вот же стервь какая, эта Маринка! – топнул лапой по полу Родька. – Так и знал, что нажалуется. Только вот я здесь не при чем!
- Да прям щас! – усомнилась в его словах Жанна. – Ты – и ни при чем?
- Совсем! – шерсть на нем встала дыбом, как видно, от возмущения. – Это все Кондратка! Он нечестно кубики бросал, вот мы его жизни и поучили немного.
- Все же «мы»? – голосом следователя уточнила моя помощница.
- Обчество, - обвел кухню рукой Родька. – Чтоб не жулил! Ему, вишь ты, не терпелось монопольку собрать, вот он и подстроил так, чтобы, значит, Теннеси купить!
А, понятно. Это они в кладовке «Монополию» нашли, которая там бог весть сколько лет валялась. Мне ее еще чуть ли не в институтские времена кто-то на днюху подарил».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

В.Каверин. Вечерний день.
Доклад на собрании детских писателей. 1935г.
«Шесть, семь, десять лет мы слышим о том, что Детгиз стремится создать так называемую «творческую обстановку», привлечь к детской литературе писателей «для взрослых», расширить тематический круг. Об этом говорится так долго, что воображение невольно начинает рисовать какие-то «приводные ремни», с помощью которых писателей – и не только писателей, но моряков, водолазов, летчиков – насильно тащат в редакции, чтобы уговорить их заняться детской литературой. Но никого никуда не надо тащить. «Приводные ремни» необходимо заменить пристальным вниманием к работе писателя с целью оценить его естественные интересы. Не следует, например, забывать, что у многих писателей есть дети, которые остро нуждаются в умной и увлекательной книге, что «Алису в Стране чудес» Кэрролл написал на для многочисленных читателей, а для девочки, которую он очень любил.
Знает ли Детгиз, и в частности, его директор, особенности той литературы, которую он называет детской? Думаю, что нет… Эта неуверенность характерна. Она говорит об отсутствии ясного представления о том, какой должна быть сказка, в чем особенности ее жанра, в чем ее назначение. И – это самое важное – будут ли дети читать ее или закроют на первой же странице.
Не принято говорить о том, чего нет в докладе. Но, к сожалению, в докладе почти ничего нет… Почему не было сказано ни слова о теории детской литературы? Мы ничего не услышали о книгах, посвященных жизни школьников. Мы не узнали, что читают дети. Нельзя же закрывать глаза на то, что они увлечены, главным образом, не русской, а переводной литературой, и хорошо еще, если они читают Жюля Верна или Купера, а не Жаколио в полуграмотных переводах! Между тем чтение для детей бесконечно важнее, чем для взрослых. Рост сознания идет от известного к неизвестному, открываются новые страницы жизни. Полезно, мне думается, знать не только то, что интересует детского читателя, но и то, что его не интересует. Пропущенные страницы – это ли не тема? Почему дети скучают над описаниями природы? Почему плохо читаются «Мертвые души»? Здесь дело отнюдь не в отдаленности прошлого от настоящего. Личные судьбы и их столкновения – вот что больше всего привлекает детей, а в «Мертвых душах» личные судьбы оттеснены тем, что можно назвать «судьбой эпохи».
У нас нет книг о любви. Как будто дети не любят! У детей сложная, тонкая, своеобразная жизнь – об этом надо писать!»

А.Калугин. Так держать, сталкер!
«- Эй, Майки! – окликнул Джексона Шатун. – Иди-ка сюда… Теперь смотри внимательно. Видишь? – он показал Джексону зажатую меж пальцев конфету. – Сейчас я кину конфету, а ты пойдешь точно туда, куда она упадет. Понял?
- Не очень, - честно признался Джексон.
- Чего ты не понял? – тяжело вздохнул Шатун.
- Почему бы тебе просто не дать мне конфету?
- Я не конфетами тебя угощаю, долбень! Я дорогу нам прокладываю! Усек?
- Э-э-э… А вы не пробовали вместо конфет использовать гайки?
Сталкеры переглянулись.
- Он нас что, за дураков держит?
- Похоже на то…
- Нет-нет, вы меня не так поняли! – возбужденно запрыгал на месте Джексон.
- Гайки, Майки, они, между прочим, железные, - менторским тоном произнес Кривошип. – У Суицида кило гаек стоит полторы сотни. А кило монпансье – всего двадцатку. И их, в отличие от гаек, есть можно. Чувствуешь разницу?»

---

Полина Ром "Золушка по имени Грейс". Фэнтези, любовный роман... а еще производственно-хозяйственное и с детективным оттенком, и... ну, где-то так...
Сюжет: ГГ - в нашей реальности, что называется, сильная духом женщина, которая сама себя делает и все такое. И тут внезапно она становится попаданкой в фэнтези-мир с магией и т.д. Попадает она в тело девочки-подростка, и очень скоро становится ясно, что у прежней хозяйки тела большие проблемы - она сиротка, после смерти отца осталась на милость мачехи, которая мечтает от нее избавиться и завладеть наследством... в общем, ситуация классическая, как в сказке про Золушку. Только ГГ не нуждается в добрых феях, все проблемы она привыкла решать сама. А злодеи еще не знают, с кем связались...
Знакомство с новым автором - но интересная новая серия ромфанта, так что особых сомнений не было. И книжка мне понравилась - прямо прочиталась влет. Сейчас у всех почему-то особое помешательство на языке - то и дело заглянешь в рецензии, а там с умным видом начинают вещать, что - "язык у книги бедный, предложения короткие" и т.д. ну, или - "книга написана прекрасным языком, невероятно красивые описания" и прочее в том же духе... (это уже тревожный сигнал для меня - пахнет янг-эдалтом! ) Ну, так вот - в этой книжке, к счастью (для меня) язык бедный... то есть, чисто функциональный, суховатый - зато сплошь действие. Очень освежает. Зато повествование сразу затягивает - вот вам острая конфликтная ситуация - и с попаданчеством ГГ в непривычный мир, и с раскладом в новой семье... Интересно, как она с этим справится... А дальше опять что-то происходит, в общем, все бодро, энергично.
Единственное только - не могу не отметить - что книжка все-таки э... довольно бесформенная и даже слегка несуразная... Как будто автор не могла что-то выбрать и в результате впихнула в нее все сразу. Начинается, как и обещано в аннотации, с той самой Золушки - я так и настроилась на... как сейчас принято выражаться - ретеллинг... И это было интересно и остроумно, у автора хорошо получалось... Но затем все как-то плавно перешло в академку. Это меня удивило, но академки я тоже люблю, что ж, пускай будет академка... Но она была недолго - и вот уже все отправились скитаться по дикой местности. Новые земли исследовать, то есть. На этом месте я занервничала, так как я такое терпеть не могу. Но автор повернула все очень мило - и вместо ожидаемых мною (со страхом) скитаний по дикой местности началась в чистом виде производственно-хозяйственная фэнтези. Это меня взбодрило, это я люблю... Но автор и тут не успокоилась, и к финалу начался просто какой-то триллер со шпионским романом. Хм. В общем, ничего такого, лично мне не помешало, читается все равно легко и интересно. Просто оставляет такое... странное впечатление.

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Книжный столик

В.Каверин. Вечерний день.

«…Год за годом создается архив – тень, которую отбрасывают написанные и ненаписанные книги».

«Множество загадок – память не сохранила названий тех станций отправления, с которых отправилась в путь очередная книга».

«Вглядывание в прошлое невозможно без глубокого сочувствия и тонкого понимания».

«…Письма сумасшедших – я стал собирать их по просьбе знакомого психиатра».

«Эта книга – дом, который я строил, не думая о стройности и заботясь лишь об удобстве и уюте. В нем много больших и маленьких комнат. К этим комнатам не надо подбирать ключи. Двери каждой распахнуты настежь».

//Зощенко// «За годы многолетней дружбы я никогда не слышал его смеха: маленький рот с белыми ровными зубами редко складывался в мягкую улыбку. Читая свои рассказы, он был вынужден иногда останавливаться – ему мешал оглушительный, почти патологический хохот аудитории, и тогда взгляд его красивых черных глаз становился особенно задумчивым и грустным».

«На перегоне Ярославль-Рыбинск находчивый пассажир продавал за 20 копеек право почитать маленькую книжечку Зощенко – последнюю, которая нашлась в газетном киоске».

«Десятки самозванцев бродили по стране, выдавая себя за Михаила Михайловича //Зощенко//. Он получал счета из гостиниц, из комиссионных магазинов, а однажды, помнится, повестку в суд по уголовному делу. Женщины, которых он и в глаза не видел, настоятельно, с угрозами требовали от него алименты».

//из письма к Л.Лунцу// «Я пустил в трубу мою фантастику – все это крапленые карты, авторская рука – единственная мотивировка событий, а стало быть, они ничем не мотивированы, к дьяволу».

«Одна из серапионовых поговорок: «Положение отчаянное – будем веселиться».

«Может быть, нужно брать присягу с каждого, кто берется за перо?»

«Без сомнения, для того, чтобы писать правдивые книги… нужно хорошо знать наше общество. Нельзя врать – очень много свидетелей!»

«…Руководитель говорил здесь о трудностях, но – это может показаться парадоксальным – трудности необходимы. Именно в трудностях-то и оттачиваются характеры, воспитывается вкус и подвергается строгому испытанию истинность призвания».

«Не говорящий ни «да», ни «нет» - говорит «нет».

«…Подобный отзыв мог ошеломить даже опытного писателя. Но меня он не ошеломил. К тому времени я уже был, что называется, обстрелян. Это убедительно доказывают самые названия статей, посвященных моей работе: «Группенмейстер Каверин», «Литературный гомункулюс», «Под маской»… Правы ли были мои критики? Может быть, может быть! Мне не хотелось тратить время на размышления. Я на всю жизнь запомнил совет Горького: «Наперекор всем и всему оставайтесь таким, каков вы есть, и – будьте уверены – станут хвалить, если вы этого хотите. Станут».

«…Умереть в такое время – это смерть вдвойне».

«Иоффе как будто держал в руках волшебное сито – мелочи, не идущие к делу, необоснованные утверждения, шелуха разговора как будто просеивались сквозь это сито и уходили в безвестность; оставалось то, что составляло сущность вопроса. Иногда он шутливо встряхивал это сито, и тогда возникало представление, что ученики – это более чем существенная часть его жизни».

«Иоффе: «Именно сейчас мы находимся в таком периоде развития, когда приходится покончить с так называемым здравым смыслом как конденсированным результатом опыта прошлого, потому что он вошел в конфликт с совершенно новыми представлениями».

//об Иоффе// «На нитку практического воображения поиски нового были нанизаны, как бусы».

//Леонид Добычин// «Душевное богатство его было прочно, болезненно, навечно спрятано под семью печатями иронии, иногда прорывавшейся необычайно метким прозвищем, шуткой, карикатурой. Впрочем, он никого обижать не хотел. Он был зло, безнадежно, безысходно добр».

В.Шкловский: «Это умение заинтересовываться чужими вещами и умение в морду сказать человеку, что он написал плохо, и уменье переделывать вещь, - вот это у нас, к сожаленью, прошло. Вот это уменье заинтересоваться, переделать, вмешаться в жизнь – это нужно в искусстве».

В.Шкловский: «Положительный герой у нас недавно везде умирал – у Леонова умирал, у Афиногенова и еще у кого-то! Гибнут: за героем герой. Товарищи, так же нельзя! Это можно писать, это можно читать, но этому нельзя радоваться!»

В.Шкловский: «Я не знаю, что Юрий Герман еще написал. Ему, говорят, 28 лет. Так нельзя 28 лет потратить на беллетристику. В 28 лет нужно вдохновением запасаться, чтобы его как-то потом размотать. Эти ранние умения, эти будто бы сделанные «романы», - это неверно».

В.Шкловский: «Теперь роман. Для чего нам нужен сюжет? Сюжет нужен для того, чтобы показать в романе изменение в жизни отношений, вскрыть вещи. Мы перепахиваем, переворачиваем вещи. Отчего мы любим неожиданные сюжеты? Не потому, что мы штукари, а потому, что такой сюжет вскрывает необычайные стороны в характере, он помогает переоценивать вещи».

В.Шкловский: «Мы должны ненавидеть друг друга, если мы смотрим на себя с высоты наших предков!»

В.Шкловский: «Покойника Островского упрекали, что он у Костомарова взял Минина и Пожарского. Рецензент ведь не знает, что они существовали до Костомарова. Вообще то, что рецензенты читают книжки – это вещь хорошая, но что они читают две книжки и не читают третьей – это плохо. Плохо, если рецензент видит две книжки рядом – и не знает, что существует еще и третья».

В.Шкловский: «Про литературные консультации. Они учат литературе, а это неверно. Каждому человеку нужно собственную литературу делать, а они приучают к преждевременному умению. Вот Маяковский сумел же не научиться писать стихи».

«Не будем повторять известного трюизма: «Стиль – это человек». Однако заметим, что лучше пусть не берется за перо тот, кто этого не понимает».

«Арабистов всегда было немного. Еще О.Сенковский читал свои лекции, случалось, одному студенту».

«Санитарная машина подъехала к подъезду больницы имени Софьи Перовской: привезли раненых детей. Немцы пристрелялись к трамвайным остановкам…»

«На площади у Кировского райсовета лежит сбитый фашистский бомбардировщик. Такие самолеты часто сравнивают с орлами-стервятниками. Но этот нисколько не похож на орла. Как черный паук, с разбитыми крыльями, он беспомощно лежит на брюхе, в смертельной позе раз и навсегда остановленного движения».

«- В воздухе, да еще во время войны, - сказал лейтенант Антонов, - никогда не знаешь, что ты будешь делать в следующую минуту».

«Головко обладал редкой способностью ставить себя на место другого человека, с которым его сталкивала судьба. Более того, на место д р у г и х. – будь это батальон морской пехоты или экипаж подводной лодки. Это значило, что он «входил в положение». Он понимал «положение» как жизненную задачу».

«В Полярном можно было прожить неделю или две в чужой квартире и не увидеть хозяина, находящегося в походе или командировке».

«Головко понимал, что нельзя выиграть войну без знания и понимания людей, оказавшихся в его «хозяйстве».

«Мы пошли из Мурманска по Мотовскому заливу. Я понял в этот день, что не заметил в годы войны всей красоты северной природы. Это понятно – тогда было не до красоты. В то время природа Крайнего Севера взвешивалась на весах – сперва обороны, потом наступления.
Писать на быстро идущем катере трудно, но я не отрывал карандаша от блокнота. Команда помогала мне. Рулевой пригласил меня на мостик, где записывать под свежим ветром стало еще труднее. Моторист, не забывая своих обязанностей, показывал светлые фигуры облаков на темно-синем раскачивающемся небе. На катере был коренной северянин, старый моряк. В конце концов и он втянулся в наше занятие, обнаружив, к своему удивлению, что сорок лет прожил перед лицом бесконечно совершающегося чуда».

«Мне надо было узнать о своих героях больше, чем я хотел сообщить читателю. Для того чтобы отчетливо представить себе человека, о котором ты пишешь, нужны подробности, которые подчас остаются в черновиках и набросках. Черновик характера – вот понятие, занимающее в рукописи гораздо большее место, чем в книге. Именно в этих черновиках нужно искать ключ к жизни героя, ту сущность, без которой нельзя нарисовать его образ».

«Что представляет собой работа военкора? Если охватить все ее многообразие одним взглядом, пожалуй, можно назвать ее совокупностью беглых, мимолетных встреч, на которых лежит отблеск еще не остывшего боя».

«Вопрос о том, потоплен ли вражеский корабль, впоследствии обсуждается на Военном совете. И часто бывает, что успех командиру не засчитывается, так как нет точно выверенных объективных данных, по которым можно судить, что корабль потоплен. Обычно это определяется по звуку взрыва, который слышит большинство команды или часть команды в каком-нибудь отсеке».

«…Вот один из эпиграфов – слова Петра I: «Храброе сердце и исправное оружие – лучшая защита государства».

«…Тогда в первый и последний раз я решил написать письмо в редакцию «Литературной газеты». Впрочем, по совету К.Симонова, письмо осталось в моем письменном столе».

«Откуда это стремление подменить серьезный, обстоятельный разбор характера героя ругательными эпитетами? Или вы полагаете, что обругать литературного героя – то же, что объяснить его? Откуда это стремление задеть писателя, переделывая на уменьшительные имена его героев?»

«Талант обрекает писателя на особенную жизнь, и в этой жизни главное – терпение».

«Настоящая литература начинается там, где происходит открытие – открытие не только для читателей, но и для писателя».

«Настоящий роман должен быть построен так, что, если рассыпать его на отдельные страницы, его мог бы собрать даже ребенок. ..Но с чувством сожаления вы встречаете книги, которые не дай бог рассыпать, - пожалуй, и сами авторы не в силах будут определить последовательность страниц, если их своевременно не пронумеруют машинистки. По сути дела, это авторы еще не написанных книг. Книги их опубликованы, но это – лишь слабый, приблизительный набросок того, что они должны были написать».

«Писатели, доказавшие своими первыми книгами, что у них есть о чем рассказать народу, не имеют права не работать».

«Дело не в том, что у нас мало талантов. Мало хороших книг и слишком много ненаписанных – вот о чем нужно думать и думать!»

«То, что пишется легко, почти всегда не удается».

«Важно знать о своем герое во много раз больше, чем о нем узнает читатель».

«Чтение – неотъемлемая часть любой литературной работы. Это не только мир литературного сознания, не менее важный, чем опыт реальной жизни. Это – сопутствующее всей жизни писателя явление резонанса, без которого серьезно работать почти невозможно. Войдите в комнату, где стоит рояль с откинутой крышкой и хлопните в ладоши. Отзовется та струна, частота колебаний которой совпадает с колебаниями, возникшими в результате вашего движения. Так отзываются в опыте чтения те струны, которые совпадают с кругом ваших намерений и профессиональных интересов. Так образуется литературный вкус, и важно еще в юности позаботиться о его широте».

«Нигде пренебрежение к отцам и дедам не мстит за себя так жестоко, как в искусстве».

---

Читательский дневник

Станислав Ежи Лец.
«Собачий хвост не может противиться изменчивым ветрам. Виляет».
***
«Хочешь заглушить голос своего сердца? Сорви аплодисменты толпы».
***
«Труднее всего развязать гордиев узел, когда там торчит собственная голова».
***
«Настоящее знамя не поблекнет, даже если его долго поносят».
***
«Роды – болезненный процесс, в особенности если человек рождает себя сам, да еще в зрелые годы».
***
«Великие Дон-Кихоты сознательно сражаются с ветряными мельницами, чтобы они не перемалывали горизонты».
***
«Будьте самоучками. Не ждите, когда вас научит жизнь».
***
«Рассвет часто обрывает прекраснейшие сны о нем».
***
«Давайте играть открытыми картами. То-то будет азарт!»
***
«Вижу все в черном цвете? Нет, я только смотрю сквозь закопченное стекло, чтобы увидеть солнце во время затмения».
***
«Иди своим путем даже по чужому раю».
***
«Труднее всего плыть против течения собственной крови».
***
«Тираны держат человека в заключении даже внутри его самого».
***
«Поздно стучать кулаком по столу, когда ты сам уже только блюдо».
***
«Пример инсценирования процессов: виновные сидят за кулисами».
***
«В стране лилипутов разрешается смотреть на главу государства только через увеличительное стекло».

В.Маханенко. Галактиона. 1. Начало игры.
«- Далеко мы не улетим, - заметил Дальран, оторвавшись от управления хвостовой турели. – Крейсера начали передислокацию и сейчас тупо задавят нас своей массой. Как только они раскочегарят свои колымаги – нам крышка. Второго шанса пострелять по крейсерам не дадут. Уничтожат издали…
- Обидно, что они все «Г»-класса, - пробурчал Расм. – Будь хоть один «В» - было бы не так обидно погибать, но против «Г»…
Некоторое время мы молча летели прочь от армады, и только один Дальран злорадно хихикал, ополовинивая прочность очередного истребителя.
- Догоняют, - произнес Расм, показывая шесть точек на экране монитора. – Семь минут, и нас раздавят. Уйти в гипер не дадут. Может, самоуничтожимся? Вернем «В»-класс, ничего страшного…
- Прямо по курсу астероидный пояс, - произнес Лестран. – Можно пролететь сквозь него – выиграем пару минут. Напрямую крейсера не полетят, а мы можем проскользнуть. Даже если убьемся – пускай порвут одно место, доставая добычу, что после нас останется…
Внезапно у меня в голове родилась безумная идея, которая только что не кричала: «Попробуй меня!»
- Сколько до астероидного пояса? – спросил я.
- Минуты две, - в голосе Расма слышалась неуверенность. – Хирург, ты же не думаешь пролетать сквозь него?
- Нет, - покачал я головой и увидел облегченно опустившиеся плечи щитовика. – Пролетать не будем – мы в нем спрячемся.
- ЧТО?!
Возглас изумления четырех игроков был настолько синхронным, что я не выдержал и засмеялся».

---

Картинкофлуд

Сегодня, перевернув календарь, обнаружила, что там не только 1 апреля... но еще и нарисовали невероятно красивую лису. Поэтому мне захотелось посмотреть, что в этом плане может сделать Кандински… Запрос сформулировался так: «Весенняя улыбка лисы». Получились разные вариации на тему улыбок и смеха… соответственно дате… В общем, какое небо голубое!

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

А.Сальников "Петровы в гриппе и вокруг него". Современная литература... трэш, сюр, магический реализм, в общем, кто что хочет.
Сюжет: с этим трудно - и вообще, все уже знают... В двух словах - про семью Петровых, которые болеют гриппом, про их знакомых и родственников и про окружающий их мир.
Ну вот, наконец я одолела эту книжку... То есть, сначала я на нее долго с подозрением смотрела... И чем больше вокруг нее происходило эйфории, тем было мне подозрительнее (есть у меня такая дурная привычка - испытывать настороженность по отношению к чему-то мега-популярному ). Потом я прочитала другую книжку автора "Отдел", которая мне очень понравилась... И тут уже решила все-таки взяться и за знаменитых Петровых. Но и тут возникла закавыка - я сразу обнаружила, что читается гораздо труднее, чем "Отдел"... Почему-то вот ощущается, как такое болото, где вязнешь и не на что опереться, и тонешь с головой... (благо, что я до того прочитала "Отдел", так что можно опираться на него! ) А потом вообще все застопорилось, потому что началось повествование от лица Петровой, а она мне как-то резко не нравилась и все такое. Книжка зависла. Ну и вот - наконец я собралась с духом, решила пробиться до финала - и так оно и пошло. И даже мерзкая Петрова оказалась в итоге не такой мерзкой - ну, во всяком случае, более понятной... И мне эта книжка тоже понравилась - хотя и не так, как "Отдел"... (может, это еще вызвано тем, что в "Отделе" только происходило знакомство с автором, эффект новизны и все такое, а тут авторский стиль мне уже был знаком )
Книжка, как уже сказано, сложная... многослойная, многозначная... с особой структурой и строением сюжета... ну - как мне показалось и сложилось впечатление - каждый здесь может сам складывать какую-то картинку и выстраивать какой-то сюжет, а автор только вывалил кучу пазлов... разнообразных, ярких и загадочных... Вот вам Петров, который рисует комиксы для собственного удовольствия, а так он автослесарь, вот вам Петрова, которая убивает мужчин, сама не знает, почему, а так она библиотекарша, вот вам Петров, который отправляется на новогоднюю елку и пляшет там с монструозной Снегурочкой - и в последнем случае лично я начисто затрудняюсь определить, где там речь идет о Петрове, где о сыне Петрова, как-то они сливаются до неразличимости, а автор специально ничего не уточняет. И т.д. Тут можно рассматривать это все, как цикличность времени, или как некий отрезок времени вдруг закольцевался сам на себя и повторяется раз за разом, неизвестно почему... или еще что-нибудь...
Лично у меня - даже без специальных усилий с моей стороны! просто так получилось! - под влиянием ранее прочитанного "Отдела" все стало складываться следующим образом. По мне так эти книжки связаны между собой! как две половинки одного целого. То есть, их можно разъединить и рассматривать по отдельности - и там будет складываться какая-то своя картинка - но если их соединить, то они дополняют друг друга и складываются в одно. Так что все странности и непонятности "Отдела" находят свое объяснение в "Петровых в гриппе", и, соответственно, наоборот.
Так вот, к примеру, можно увидеть, что многие персонажи и там, и там повторяются. Странный знакомый Петрова Игорь - является центральным героем и рассказчиком в "Отделе", еще более странный знакомый Игоря, к которому тот его привозит на катафалке - является тем старым жутким оперативником из Отдела (забыла, как его звали, но личность незабываемая). Автослесарь Петров из "Петровых" является соответственно автослесарем (безымянным) из "Отдела" (тот самый, операция с которым была первой для Игоря), Петрова и сын Петрова из "Петровых" являются безымянными женщиной с ребенком из "Отдела"... Ну и, на основании этого, выстраивается картинка: в "Отделе" нам показывали, как некая очень секретная силовая структура занималась тем, что в каком-то странном порядке - типа получая от своего еще более секретного руководства конкретные задания - задерживала и подробно опрашивала каких-то людей, тщательно все документируя, а потом их убивала. В этом была главная загадка, которая в "Отделе" так и осталась непроясненной - автор только ограничился версиями сотрудников Отдела, которые и сами затруднялись уразуметь суть своей работы. А когда начинаешь читать "Петровых", то сразу встречаешь уже описанных персонажей - и всю семью Петровых, и Игоря со старым опером. Но ты же уже знаешь, что все Петровы мертвы! только что же прочитал подробное описание, как их всех убили. То есть, получается, что в "Петровых" Петровы вовсе не болеют гриппом, как им кажется - они попросту мертвые! Но несмотря на это они продолжают жить, как жили, бессмысленно совершая все тот же замкнутый круг действий - Петров продолжает рисовать свои комиксы, Петрова продолжает убивать каких-то мужиков, сын Петрова продолжает посещать новогодние елки... То есть, сотрудники Отдела, получается, выслеживают вот таких мертвецов, которые, несмотря на то, что они давно умерли, продолжают находиться в нашей реальности. Пытаются их вычистить из нашей реальности и отправить наконец туда, куда следует - Игорь себя провозглашает Петрову богом подземного мира мертвых! Хотя это, конечно, шутка и сарказм. Тогда эти странные наборы вопросов, которые непременно нужно задать "задержанным" и тщательно зафиксировать их ответы, с применением специальной аппаратуры, которая что-то там, наверно, определяет - можно объяснить тем, что параллельно с процессом устранения из нашей реальности мертвецов, кто-то пытается собрать сведения, понять, что для них характерно, как их можно определить, в таком роде. И деятельность Отдела выходит абсолютно необходимой, потому что - не позволять же мертвецам так и оставаться среди живых... к тому же, что касается конкретно Петровых, то они еще как-то влияют на нашу реальность. Как показано. Ну и остальные подобные мертвецы, видимо, тоже...
А далее - уже чисто из моего желания - у меня выстраивается линия: то, с чего начинаются "Петровы в гриппе", когда Петров едет в троллейбусе, а его останавливает Игорь на автомашине и увлекает с собой, втягивая в разные безумные действия, вплоть до похищения катафалка. Получается, что Игорь специально спустился в эту страну мертвых, куда они с Отделом все-таки отправили Петровых? В финале "Отдела", что характерно, рассказывается, как пьяный Игорь возвращается с... как бы поминок... и отрубается в сугробе... А зачем он туда спустился? - размышляю я... и заключаю с восторгом - не иначе, чтобы найти Фила! Это же был самый топовый и жуткий момент в "Отделе", когда Фил вдруг помирает, точнее даже, сотрудникам Отдела их руководство объявляет, что он умер и его уже увезли... Но они его даже не видели мертвым... Что, если представить, что Игорь и отправился в подземный мир мертвых, чтобы там отыскать Фила? Фил реально умер и ушел туда, Игорь его хочет воскресить... или Фила каким-то образом просто скинули туда живым, тогда он хочет его спасти... И когда в финале "Петровых" упоминается про некоего исчезнувшего покойника - то среди меня наступило полное довольство и удовлетворение. Отлично, то есть, именно так я и могу это все воспринимать!

«Старички медленно разошлись в разные стороны, спокойные и отстраненные от всего, как до спора, так и не вспомнив, при ком был самый сахар: при Брежневе или при Брежневе».

«… И спокойствие за самого себя, потому что сам Петров никаких особых амбиций не имел даже в прошлом, от чего не мог испытать разочарования в жизни никаким образом».

«Действительно, оказались в похоронной конторе и писатель, и художник. Писатель, а точнее, поэт уже бесконечно долго посещал литературную студию «Строка» где-то в библиотеке на Уралмаше.
- Это, по ходу, где у меня жена работает, - сказал Петров. – Она говорит, что так жалко всех этих людей, что там раз в неделю собираются, что хочется заколотить их в конференц-зале и сжечь библиотеку, чтобы они не мучились.
- А художник что? – спросил Игорь.
Художник, по словам водителя, был не так уж плох, но не мог рисовать ничего, кроме уральского леса, и ладно бы любого леса, нет, художник рисовал только осенние уральские пейзажи… Говорил, что тема уральской осени неисчерпаема. По основной своей специальности художник был плотник, сколачивал гробы».

«- Ну ладно, нет так нет. Мы приедем, посмотрим, может, ты еще переменишь свое мнение, а если не переменишь, то постоим на пороге, как девочки со спичками, припадем к твоему окну, продышим глазок и будем смотреть на твое счастье… Нет, меня не пугает, что второй этаж, ты меня знаешь. Пускай тебя это пугает».

«Сказанное слово может размножаться в человеческой среде как живое, по сути дела слово – это как квант света, имеет сразу несколько сущностей. Вообще интересно, ведь на квантовом уровне, грубо говоря, голова не отличается от жопы, среда, в которой мы существуем, не отличается от нас самих, воздух, который мы вдыхаем, еда, которую мы едим, становится нами, где эта граница между нами и средой? Почему мы, по сути дела, абстрактное облако элементарных частиц, можем передвигать облако элементарных частиц, которое является нами, а не можем, допустим, двигать горы таким же образом? Ведь никакой границы не существует».

«Все равно нет гарантии, что человека выбрали не потому, что у него пиарщики хорошо поработали. Получается, что выбирают не тех, кто может управлять страной, а тех, кто хочет ей управлять. А это две большие разницы».

«Даже не отягощенному медицинским образованием Петрову было видно, что Игорь, кажется, действительно считает себя античным богом подземного мира. Таких фокусов от людей вне троллейбуса Петров раньше не наблюдал».

«Они излучали энергию бесполезности, безвестности и амбиций».

«Английский Петрова знала не очень хорошо, но сомневалась, что какой-нибудь убогий английский или американский писатель обладал большим словарным запасом, чем она».

«Раньше городские жители были похожи на тараканов, потому что бежали на какие-то халтуры, спешили в какие-нибудь места, где можно было подешевле купить вещи и продукты, торопились на автобус так, будто это вообще последний автобус по этому рейсу, спешили вернуться домой, чтобы не пересечься в темном подъезде с каким-нибудь шальным наркоманом. Теперь все ходили по городу, как коты по квартире».

«… Он не мог понять, что это такое, потому что ткань пальто и рукавицы скрадывали форму ножа, а руку, которую внук пытался засунуть в карман и посмотреть, что же там такое, Петрова аккуратно отводила в сторону.
- Это у вас линейка там? – спросил внук. – А зачем?
- Я учитель математики, - сказала Петрова, - у нас так положено, линейку везде с собой таскать».

«Петрова подозревала, что создатели компании «Мотив» специально назвались так, чтобы снять с себя всякую ответственность за происходящее с подключенными к ним телефонами, типа, мотив же – это что-то такое неуловимое, игриво витающее в воздусях».

«…Ввалился Петров, трезвый, но пока еще не уверенно трезвый».

«Петров не понимал, почему вообще Сергей тратит время на литературу, в руках Сергея литература выглядела как не очень сильное, чтобы не пораниться, самобичевание перед зеркалом, как тайное переодевание в женскую одежду без выхода в свет».

«Хорошо было людям в девятнадцатом веке, им не с кем было себя ежедневно сравнивать, кроме как с Александром Македонским и Бонапартом».

«Как-то не особо было заметно, чтобы поливаемые огурцы, и помидоры, и картошка со вскопанных грядок оказывались у них на кухне, все выращенное бабушка куда-то девала, возможно, продавала и копила на похороны. По расчетам Петрова, это тогда должны были быть шикарные похороны: с гробом из горного хрусталя, восьмеркой запряженных в катафалк черных коней, тремя составами местных филармоний в качестве оркестра, а еще во время того как бабушка отправится в последний путь, над похоронной процессией должно будет пролететь звено истребителей».

«…Кофта – полосатая и с оленями одновременно. Что за бзик на оленей был в семидесятые и начале восьмидесятых, когда, вероятно, эта кофта была связана, - Петров не понимал, но предполагал, что это было такое ритуальное призывание автомобиля «Волга» в семью».

«На крыльце продолжался гендерный спор. Женщина с красной прической говорила:
- Вы меня этим своим приличным костюмом не обманете. У меня муж тоже все время в костюме».

«…И сразу ввалился в машину, сразу заполнил ее некой энергией, перед которой все веселье радиоведущих меркло, потому что энергия, которую излучал собой Игорь, была энергия неизбежности».

«- Странно это все у вас, у людей, устроено.
- А ты кто, инопланетянин, что ли? – раздраженно спросил Петров.
- Если учесть, как люди поменялись всего за пятнадцать лет после того, как Союз распался, - да. Просто пришелец из космоса. Я бы даже сказал – из осмоса, если учесть, как ко мне все просачивается».

«- И вот, когда я понимаю, что вся жизнь моя наперед расписана, как бы набросана карандашом, и только контуры осталось обвести – вот от этого тяжело».

«- Писатели у нас все список смертных грехов расширяют. Булгаков вроде трусость добавил туда. Кто-то еще – неблагодарность. Был бы я писателем, я бы туда вписал страх казаться смешным».

«Ни одна из человеческих задумок не проходит так, чтобы получилось безукоризненно. По-настоящему доброе или злое дело люди могут делать только несознательно».

«Все стремятся к некоему идеалу жизни, который пытаются достигнуть через определенные маяки, при том что жизнь бушует вокруг этих маяков, совершенно непредсказуемая и неостановимая».

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Дж.Харрис. Кошка, шляпа и кусок веревки.
«Вдруг она снова расплакалась, закрыв лицо руками, точно маленькая девочка и прижимая к груди подаренный зонтик.
- Ох, извините, - еле вымолвила она, когда чуточку успокоилась, - это все из-за дождя. Я совершенно его не выношу! Он такой холодный, противный! И вокруг от него делается так темно…
Я заставил умолкнуть собственную гордость. Ведь гордость есть даже у бога дождя, знаете ли; к тому же, признаться, я всегда считал мощный ливень одним из лучших произведений своего искусства.
- Просто вы, наверное, подцепили эту печальную штуку – как она там называется? – сезонная депрессия…
- Наверное, вы правы, - она снова улыбнулась, и ее улыбка была как рассвет. Вокруг сразу запели птицы, расцвели цветы, птицы и звери оживились, защебетали, заиграли, забегали в весеннем лесу…
- Посмотрите-ка, - сказал я. – А дождь-то перестал.
С какой же душевной болью я его останавливал! Но оно того стоило – одна ее улыбка искупала все. Я шевельнул большим пальцем, и тучи расступились. Зато люди, работавшие на пшеничном поле в Канзасе, страшно удивились, увидев, как из синего и абсолютно безоблачного неба вдруг повалили крупные тяжелые хлопья снега. А над нашими головами затрепетало над землей одно-единственное перышко солнечного света.
- Глядите, радуга! – радостно воскликнула Санни.
Я чуть приподнял мизинец, и в Киншасе сезон дождей начался почти на три месяца раньше обычного. Зато на Манхэттене радуга сперва ярко вспыхнула, затем удвоилась и осветила полгорода своим великолепным сиянием. Санни ойкнула и даже затаила от восторга дыхание.
- Вот только радуги, к сожалению, без дождя не бывает, - негромко заметил я.
- А нельзя ли нам прогуляться под этой радугой?
- Разумеется, если хотите.
В ту же минуту на японский город Окинава обрушился непонятный вихрь, разгромивший торговый центр, нанеся ущерб в четырнадцать миллионов долларов. А на Манхэттене радуги танцевали вокруг нас, точно безумные дервиши».

Н.Мамаева. Светлые и темные.
«Все-таки правду нужно дозировать, иначе к ней в комплект обязательно добавятся оскорбленные убеждения (чьи-то) и синяки (твои)».
***
«Ничто так не отвлекает от глобальных задач, как решение мелких бытовых проблем».
***
«Я же, демоны меня раздери, светлая добрая чародейка! И если я творю зло, то не нарочно».
***
«Ее логику можно было использовать вместо дубины. Оглушала она здорово. И знатно разбивала стереотипы о причине и следствии».
***
«В битве главное не победа. Главное – вообще в ней не участвовать».
***
«Меня кольнуло… Нет, не тревога, а ощущение, что все идет хорошо, но противоположным от меня маршрутом».
***
«- Вот сейчас я тебя зауважала еще сильнее: сказать чистую правду так, чтобы в нее никто не поверил, - это талант».
***
«Она обняла свое брюшко и обреченно произнесла:
- Ну все, я набрала лишний вес. Теперь придется беситься с жиру».
***
«- Предлагаю сотрудничество.
- Как оригинально ты произносишь слово «эксплуатация».
***
«Удача бывает внезапной, поэтому, если повезло, терпи».
***
«Нет недостижимых целей, есть длинный перечень отговорок, большой процент нежелания или недостаточный стимул».
***
«Они решили вести себя в лучших традициях удачи: были на моей стороне, но не вмешивались».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Оставлю тут просто себе на заметку, чтобы не потерялось. А то я в телеграме в последние дни периодически натыкаюсь, иду туда, хочу послушать - а потом как всегда - уже пора спать ложиться, я так и не добралась... Потом через какое-то время опять натыкаюсь в телеграме - и все по новой.
Ну, надеюсь, что хоть так прослушаю. (однако количество комментов у ролика поражает воображение - 53943! )

---

Читательский дневник

А.Вертинский. Письма.
«Л.В.Вертинской. 31 мая 1952г.
В Минск приехал вчера, в 6.13 вечера, в вагоне мы нашли минскую газету и прочли в ней, что в Опере у них танцует Уланова. «Лебединое озеро». Я никогда ее не видел и решил превозмочь свою лень и пойти. И… я был потрясен! Это какое-то чудо! Ни в России, ни за границей – никогда я не видел такой танцовщицы. Сравнить ее не с кем. Разве только с Анной Павловой, но я застал ее уже в преклонном возрасте в Париже, и это было уже не то. Как она танцует! Ее тело поет как соловей – каждый жест, каждое движение, каждый мускул! Забываешь обо всем. Уже не думаешь о том, какого дьявольского труда стоит эта легкость, эта воздушность! Ее техника – невидимка! Она исчезает – растворяется в каком-то огромном вдохновении, которое зажигает все. Она пляшет, как пылающее пламя факела. Я ничего подобного не видел в жизни! Боже, каких вершин и высот может достигнуть творчество. Это точно дух Божий! Я сидел и ревел от восторга и испуга перед этим страшным искусством! Так потрясать мог только Шаляпин! Это был даже не танец, а пение! За много лет я впервые был потрясен. Почему я ее не видел раньше? Нельзя передать словами это впечатление. Тысячи мыслей были у меня в голове. Как удержать, сохранить на земле это чудо? Как оставить потомкам это Евангелие для грядущих веков, чтобы учились у нее этому высочайшему божественному искусству? Нельзя. Ни записать, ни зарисовать, ни запомнить! Вот в чем ужас людей ее профессии. А век? Балетный век? Ей 42 года, и она уже уходит со сцены. Она сказала, что через год отпразднует свой 25-й юбилей и уйдет в расцвете сил. Я бы запретил это приказом Совета Министров! Как можно уходить в расцвете? Но говорят, что она не хочет пережить свой успех, как многие, и уйдет вовремя. Со сцены она молода, красива и воздушна. В антракте мы пошли к ней за кулисы. Я сидел в первом ряду – она мне кланялась отдельно, зная, что я в театре. Мы вошли к ней в уборную. Перед нами стояла небольшая, очень худая женщина – вся в мелких капельках пота, с дрожащими руками и, о ужас, немолодым уже лицом и тяжело дышала. Я чуть не расплакался. Мне стало жаль и ее и себя, и это бессилие нашего проклятого искусства! Жечь себя дотла, до дна, сгорать на медленном огне на глазах у всех и уйти в пустоту, ничего после себя не оставив! Воистину мы дети Каина, и на нас лежит печать Божьего проклятия! Нельзя страшней наказать человека! И еще знаешь что? Она была как-то странно похожа на постаревшую Настеньку //дочь//. Я выскочил из уборной, как сумасшедший. Со спектакля я вернулся больным. С этой минуты я все думаю о том, как серьезно надо подумать, прежде чем отдавать наших девочек в балетную школу».

З.Гаврик. Новая хозяйка блуждающей лавки.
«Я двинулась вслед за Эйзом по дорожке, с восторгом рассматривая огромные яркие цветы с махровыми сердцевинами размером с кровать.
- Знаешь, в них очень сладко спится, - подмигнул он, проследив мой взгляд. – По ночам венчики закрываются и внутри образуется что-то вроде очень уютной комнатки.
- А гигантский пчел нет? – спохватилась я.
- Нет. Есть мохнатые бабочки. Но они большие и безобидные. На них можно покататься. Опасных существ здесь вообще не водится. Бояться некого.
- Удивительное место, - от всего сердца сказала я.
- Подожди удивляться. Вот сейчас увидишь одну полянку…
Заросли кончились, и я остановилась как вкопанная. Зрелище, которое мне открылось, способно было поразить даже самое закаленное воображение.
- Бог мой… - сдавленно сказала я. – Это… это… ватрушковое дерево? А вон там леденцовое? Боже, а это что? Ша… шарики мороженого? Они же… прямо на ветках растут! Как они не тают?
- Будут таять, когда сорвешь. Хотя можно есть прямо с дерева. Здесь где-то ложечный куст был. А, вон он!
- Как это возможно?!
- Этот мир заполнен энергией жизни. Подозреваю, что здесь когда-то был мощный всплеск энергии чистого созидания. Поэтому в этом мире кипит жизнь. А все, что посажено в землю – прорастает. Как видишь, я много экспериментировал, собирая сюда любимые лакомства из разных миров».

---

Вот смотрю - в телеграме в нашем местном канале опубликовали предупреждение -

Сильный грохот и свечение в небе можно будет наблюдать в эти выходные на севере региона. Виной всему запуск ракеты.
31 марта или 1 апреля с космодрома Байконур планирую запустить «Союз-2». Части космического корабля упадут в районе Карпинска.

С 29 по 1 апреля запрещено находиться в следующих местах:

— в 20 километрах севернее поселка Кытлым;

— в 10-12 километрах северо-западнее поселка Каквинские Печи;

— в 17 километрах западнее поселка Сосновка;

— в 4-5 километрах южнее границ заповедника «Денежкин камень»;

— в 2-3 километрах севернее Конжаковского горного массива.

Также чиновники предупредили, что во время падения обломков будет сильный грохот.

Это я к чему - еще в советские времена читала в нашем каком-то региональном журнале разбор про перевал Дятлова, и там в итоге пришли к версии, что это было падение ракетных обломков. Лично я до сих пор считаю, что это самая вероятная и вменяемая версия. Вон, пожалуйста - предупреждение...

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Новелла Матвеева.
Архивариус.
Его стихия - старая бумага.
"За что страдает? В чем он виноват?
И ведь какой безропотный, бедняга!" -
Непосвященный скажет наугад.
И ты спроси, чего "бедняге" надо
И чем он только, "бедный", не богат!
Одна строка - и найден ключ от клада,
Строка другая - найден самый клад.

Сидит у лампы труженик архива.
Раскопок ждут бумажные пласты,
И вторят ветра зимнего порывы
Порыву вдохновенья и мечты.
Читает он с глубоким видом мага...
Мгновение - и старый документ,
Как заклинанье, выудит из мрака
Гиганта с волосами из комет.
Так кажется. А разве вправду нет?

А разве не историк разрушает
Кащеевы пещеры, силы сна?
А разве не историк воскрешает
Эпохи, государства, племена?
Или не он стучит без передышки
В глухие и отзывчивые крышки
Полузабытых кладов и гробов?
(А иногда - в дубовые кубышки
На вздоре упирающихся лбов. )
Кто что терял? Отыщется в архивах.

Кто лгал завзято? Кто - не разобрав?
Архив на страже, тихо вправит вывих
Истории достойный костоправ.
В нутро породы, заспанной и мрачной,
Вонзает он исследованья лом
И делает историю прозрачной,
Чтоб разглядеть грядущее в былом.

В.Пылаев. Волковъ. Гимназия №6.
«Странно. Уж не знаю, что и почему тут случилось, но Петербург словно откатился в одна тысяча девятьсот девятый год из будущего – почти как я сам.
Мои размышления прервал вой автомобильного клаксона. Вагон трамвая содрогнулся от удара, качнулся и замер – кажется, соскочил с рельсов. Я успел покрепче вцепиться за поручень и удержался на месте, а вот остальным пассажирам повезло меньше: те, кто стоял, дружно попадали. Солидный господин с газетой потерял очки и шляпу, а ворчливая старушенция скользнула по скамейке и плюхнулась в проход. От ее визга закладывало уши, но даже он не мог заглушить раздавшийся снаружи рев.
Судя по звукам, где-то там голосило что-то вроде льва или тигра – а может, и какая-нибудь хищная ящерица… только размером немногим меньше трамвая. Поэтому я почти не удивился, когда в темноте зажглись два огромных глаза, а стекло напротив брызнуло мелкой крошкой.
И прямо ко мне через разбитое окно потянулась огромная когтистая лапа».