Привидение кошки, живущее в библиотеке
"Советский детектив. В.Ардаматский". Ну... детектив тут как бы сильно условно... Скажем так - военные приключения. 
Советская литература.
Это сборник из трех повестей - указанного автора. "Ленинградская зима", "Я 11-17" и "Ответная операция".
"Ленинградская зима". Вообще-то эту книжку я взяла в библиотеке именно из-за этой повести - прочитала по каталогу, что здесь вроде как рассказывается о работе силовых структур в блокадном Ленинграде... Интересно. Мои ожидания были - ну... что-то вроде повести о буднях милиции в осажденном городе, в суровое военное время... (что это было определенно драматичное и интересное я уже уловила, прочитав обзорный труд "Оборона Лениграда", где, в том числе, говорилось и о милиции). Начала читать и обнаружила, что автор заходит издалека - типа еще в 30-е в нашу страну был направлен резидент нацистской разведки, чтобы завербовать агентов, создать диверсионную сеть, все такое... Ага, подумала я - значит, это, видимо, будет шпионский роман. Не про милицию, а про разведку. Ну, тоже интересно...
Но дальше - автор слегка коснулся работы чекистов (или как они в те годы именовались), и все стало тянуться, тянуться... читать дальшеНу, на мой взгляд, так как я все ожидала - по канонам жанра - чтобы перешли к чему-нибудь. К диверсиям врагов или к их разоблачению и поимке. А тут автор все рассказывал то об одном таком завербованном и скрытом агенте, то о другом... Так что в итоге, получился, на мой взгляд, скорее просто э... роман нравов? изобличающий нехороших - или просто политически близоруких - граждан.
В общем, довольно таки не то, что я ожидала по подаче и описанию. Ну, это, конечно, мои проблемы, чего я ожидала... 
Но, с другой стороны, по тем небольшим фрагментам, где все-таки автор рассказывал о работе спецслужб, чувствовалось, что если бы повествование шло только с этой стороны, то было бы гораздо более интересно. На мой взгляд. 
Но автор почему-то решил сосредоточиться именно на описании этого самого... политически враждебного и несознательного элемента. История, как тот или иной персонаж дошел до жизни такой, морально-нравственный облик и т.д. Поскольку все изложено с кондовых советских идеологических позиций, то особо сильно в изложенное не верится. В смысле, понятно, как они будут изображены, тут сюрпризов ждать не приходится. Изобличение, изобличение и еще раз изобличение, ага. 
Тем не менее, это было познавательное чтение - и вот по какой причине. Чисто художественный текст автор разбавлял выдержками из собственного - как я поняла - дневника, когда он работал корреспондентом в блокадном Ленинграде. И вот это было в романе самым интересным - ради этого блокадного дневника и стоит читать это все. Хотя, в общем, выглядит все довольно странно: с одной стороны - довольно казенное, официозное повествование, почти без проблесков жизни - сплошные идеологические штампы и плакатные образы. С другой - пронзительная живая проза, написанная выразительным языком... Надо же, оказывается, автор вполне может писать хорошо... Зачем это все понадобилось автору - я просто теряюсь в догадках.
Учитывая, что при сопоставлении возникает просто убийственный эффект для плакатно-идеологического романа... Странно, непонятно. (У меня даже возникли конспирологические версии, что автор специально это все затеял, чтобы опубликовать именно эти дневниковые записи... Ну, кто его знает, может, в те годы это еще было не принято, а тут вроде как часть романа. не знаю, в общем).
"Я 11-17". Тут все проще и бодрее. Небольшая повесть, исключительно приключенческая. О работе военных разведчиков. Конец войны, в одном из городов в Прибалтике сконцентрировались остатки гитлеровских войск, и вот в этот город забрасывают нашего разведчика, чтобы он сообщал о происходящем и корректировал действия нашей наступающей армии. Живо, энергично... приятно читается.
Разведчик наш, конечно, проявляет себя по всем жанровым канонам - от Штирлица до Джеймса Бонда. Ну что поделаешь - так и положено. Вполне симпатично.
"Ответная операция" - тут уж точно шпионский роман. В советском исполнении, идеологически выдержанном.
Первые послевоенные годы, в Берлине пропадает советский офицер - из числа военной администрации. Возникают разные версии - от предательства, до похищения западными спецслужбами с целью организации провокации. За дело берется наша разведка...
Та же история, что и с "Ленинградской зимой", только еще гораздо хуже. Ну да, тут же нет авторских дневников... В общем, в начале немного дается информации о положении дел в послевоенном Берлине - но на этом и все. Дальше только чистая агитка - все те же плакатные образы и изобличение нехорошего морально-нравственного облика врага. Читается, как по мне, чрезвычайно тяжело - особенно в нынешнее время...
Вот такие остались впечатления от сборника - серединка на половинку. Кстати, я тут еще подумала - вот если взять книжку Е.Ржевской, которую я тоже параллельно читала - так это же просто небо и земля... В плане текста и подачи материала. Хотя, судя по дневниковым записям, автор вполне может писать - ничуть не хуже Ржевской. так, может, тут помешало то, что Ардаматский как бы повествует о деятельности спецслужб? Вроде в советское время такие книги отправлялись на рецензирование в соответствующие ведомства? судя по тому, что написано в воспоминаниях о Пикуле, что на его романы писали отзывы то историки, то адмиралы - а без этого книги не брали к изданию, в смысле, если отзыв не будет положительный. А тут, значит, должны были отправлять романы в КГБ и ГРУ (и что там еще было в этом сегменте). Может, это их требования, чтобы работа их структур изображалась именно так?
«Они дружат семьями, хотя живут в разных концах города, пойти в гости друг к другу у них называется – произвести замер города с юга на север или наоборот, в зависимости от того, кто к кому шел».
«Очередная остановка в лесу – появились самолеты. Черные кресты на крыльях. Я уже видел их в Риге, но на этот раз самолеты были видны как-то особенно ясно – горбатые, спереди блестят стекла и струятся круги от винтов, на крыльях – кресты. Они летели низко… Мы стояли и смотрели на них. Поражала мысль, что там, в кабинах самолетов – люди, что они сейчас смотрят оттуда на нас и что у них сейчас одна мысль – как поскорее нас убить. А ведь они знают нашего Пушкина, а мы – их Гете. И наконец, поразительно, просто невероятно, что все это происходит в ХХ веке, когда мы по радио можем услышать Бетховена с той стороны земли…»
«Езжу с оказиями на фронт, но толком ничего не вижу и не понимаю, что там происходит. Военные, с которыми приходится говорить, - одни темнят, другие сами ничего не знают, третьи паникуют, четвертые грозятся в недалеком будущем разгромить врага. Поди разберись во всем этом…»
«Два дня находился при штабе дивизии. Они девятый день твердо держат оборону. Хочу написать на тему «Остановить врага во что бы то ни стало». Все командиры тему одобряют, но, когда говорю, что хочу показать опыт их дивизии, они решительно уходят от разговора».
«Я, видать, еще мало и мелко думал о войне. Как-то недавно Светлов шутил, что редакция требует с него «подвальную корреспонденцию», но чем он может заполнить целый газетный подвал, если он сам, сидя в подвале бомбоубежища, про эту великую войну знает точно только одно – что там убивают… Сегодня он вернулся с фронта. «Чем дальше туда, чем ближе к бойцу, тем спокойнее на душе, и, очевидно, чтобы обрести полный покой, просто надо самому стать солдатом. Правда, там часто убивают, но, ей-богу, лучше быть убитым, чем жить в неведении, трясущимся неврастеником», - сказал он, и, как всегда, было непонятно, смеется он или всерьез».
«- Я ведь как соображаю: если уж немец прорвется сюда, то прорвется и в город, не удержали его на дороге в тысячу километров, что говорить про эти сорок?»
« - Побегу догонять. Спасибо. До свидания. А вы-то? – торопливо говорила она, направляясь к калитке.
- Успеем… - ответил Давыдченко.
- Глядите, глядите… - повернулась к нему женщина. У нее было совсем молодое, красивое лицо, а черные волосы были тронуты серым налетом – не то пыли, не то седины. – А то увидите, что я повидала. Дождалась их, иродов, все не знала, как больную мать тащить. Они пришли, гогочут на всю деревню, мочатся посреди улицы, кур ловят. А потом пошли по домам. За какой-то час половину деревни перестреляли… и маму… тоже… - красивое лицо ее искривилось, и она бегом побежала к калитке».
«Попали под зверскую и ,как говорится, персональную бомбежку. Отлеживались в болоте. Когда рвалась бомба, болото колыхалось. Как будто земля под твоим животом ходит огромными волнами. Страшно – дико».
«Был на приемном пункте санбата. Слышал, как раненые солдаты возбужденно матерились, как рассказывали про бой. Так ведут себя люди, которых вырвали из драки, а они еще не додрались».
«Они вместе наблюдали за одним приезжим немцем… Ну и работа, скажет кто-то, каждый человек этим в детстве занимался и не называл это работой, то была игра в прятки. Может быть, поэтому Дмитрий первое время, выполняя задание, стеснялся уличной толпы, боялся, что его увидит кто-нибудь из знакомых. Потом это прошло, а Борин еще научил его, как самому «не видеть» знакомого, когда на самом деле ты его видишь…»
«Начальник отдела сказал, что при всех совершенных ошибках Гладышев сделал и одно полезное дело – заставил немца показать профессиональное умение уходить от наблюдения, то есть раскрыться: теперь мы знаем, что он за ученый и где учился…»
«Даже самые опытные работники, бывает, не могут объяснить, почему они вдруг в толпе угадали интересовавшего их человека. Наверно, это предопределяется двумя обстоятельствами: тот, кто хочет скрыться в толпе, даже подсознательно делает для этого какие-то усилия, а тот, кто его ищет, именно эти, даже подсознательные, усилия замечает».
«Я перестал торопиться в укрытия, увидев однажды, что стало с бомбоубежищем, в которое попала 500-килограммовая штука».
«Над городом шел ночной воздушный бой. Мы стояли во дворе военной комендатуры. Среди нас был летчик, который объяснял, что происходит в небе. Приходилось верить ему на слово, так как на самом деле мы видели только нервно бегавшие по небу лучи прожектора, и иногда в них начинали сверкать и быстро гасли фигурки самолетов».
«Где-то на крышах, в гулкой тишине пустого с ночи города переговаривались бойцы противовоздушной обороны. Казалось, разговаривали дома.
- Спокойная ночь, - сказал один дом женским голосом.
- Наверное, на подступах отбили, - сказал другой дом мужским голосом.
- Обстреливали близко к Исаакию… - сказал еще один дом.
- Опять у вас на третьем этаже в крайнем окне свет проглядывал, - сказал дом с другой стороны улицы.
- Подадим сегодня на штраф, а то и похуже, пусть знают…»
«- Жму на гашетку, и ничего нет – кончился боезапас. Мне прямо умереть захотелось от горя! Я же клятву партии дал! И решил: рубану его винтом по хвосту. Прибавил оборотов и р-р-раз!... И опять – летит, гад, дальше, будто ничего не случилось. А я же видел – у него стабилизатор к черту. Но недалеко он летел, гляжу, завалился через крыло и, как лист с дерева, вниз! – возбуждение у летчика вдруг погасло, и он добавил негромко: - Но и моя машина погублена. Такое дело получилось. Хотя не знаю, что важнее – дать ему бомбить город или… это…»
«Радио работает, как часы, никаких перебоев, кроме тревог. Город в курсе жизни всего мира и в первую очередь – своей Родины. Мне думается, что в спокойной уверенности города радио играет очень большую роль».
«Видел: трое солдат ломами ковыряли мерзлую землю. Спросил: зачем здесь окоп? «Могила», - ответил один из них…»
«Вот недописанное письмо немецкого солдата домой, очевидно, отцу: «Холод проникающий до костей, и насекомые в белье, которые жрут тебя, как звери, - одного этого вполне достаточно, чтобы доброе настроение, которого ты от меня ждешь, испарилось безвозвратно. Твоя война была совсем другой, и, наверно, всегда войны отцов их сыновьям кажутся до смешного легкими. Нашу войну не дай бог никому. И тяжелее вряд ли может быть…»
«Стояла тихая морозная ночь. Все было неподвижно. Даже подвешенная в стоячем воздухе снежная пыль. Ее можно было тронуть рукой, как полог, и тогда она искрилась. Недвижно вмерзла в небо над Литейным бледно-зеленая луна, и все вокруг замерло под ее мертвенным светом. На каждом перекрестке Гладышев останавливался и, пораженный, смотрел вокруг – никогда он не видел свой город таким красивым и таким страшным».
«- Поесть можешь забыть, а мыться – никак! Утром не умылся, значит, уже не человек. Товарищей не уважаешь, на службу плюешь».
«Глаза матери, голубые, в сеточке морщин, сейчас были глубоко запавшие, и было в них что-то незнакомое. «Война, конечно, война», - подумал Дмитрий».
«Приходили девчата из «бытовки». «Все возим да возим, ничего нового… - говорит Лена.- Вот созывали нас на совещание о весне. Когда все оттает, представляете, что будет?»
Говорили про всякую всячину. Про бога и, если он есть, его должны судить за то, что он допустил на земле».
«Он с досадой думал, что ему предстоит сейчас допрашивать еще одного истерика. Весь вопрос только в том, какая истерика у этого: «Хайль Гитлер» или «Гитлер капут»? Дементьева одинаково раздражали и те и другие, он не верил ни тем, ни другим».
«- При каких обстоятельствах вы взяты в плен?
- При самых обыденных, - немец грустно улыбнулся. – Я возвращался с передовых позиций, в моем мотоцикле заглох мотор. Я разобрал карбюратор, а собрать его мне помешали ваши солдаты. Вот и все…
- Видно, война в том и состоит, - усмехнулся Дементьев, - что солдаты обеих сторон мешают друг другу жить».
«- Еще раз говорю тебе – не волнуйся. Гитлер не предусмотрел многого. И, в частности, он явно забыл изготовить пулю для моей персоны».
«Вот досада – забыл отчитать лейтенанта Козырькова за неопрятный вид. Просто удивительно, как не понимает парень, что внешний вид офицера – это его второе удостоверение личности».
«Дементьев вошел в город, когда налет прекратился. Зенитчики еще продолжали расстреливать черное небо. Но вот стрельба внезапно оборвалась, и прожекторы погасли, будто город почуял, что Дементьев вошел в него, и затаился перед этой новой для него опасностью, еще не зная, как против нее действовать».
«- Вы не удивляйтесь, что я сразу с вами разоткровенничался. Я люблю людей с открытыми лицами и слепо им верю. Может быть, зря?
- Бывают лица, которые открыты умышленно, - усмехнулся Дементьев».
«- Пока я бродил по болотам, у меня не было расходов и появились сбережения.
- Предпочитаю сбережения без блуждания по болотам».
«- Мне нужна комната.
- Но…
- Не торопитесь говорить «но», сейчас не то время, когда офицеры рейха могут спокойно это выслушивать».
«- Это ваш Железный крест лежит там на столе? Почему вы не сказали мне об этой вашей награде?
- Солдаты орденами не хвастают, они их хранят как воспоминания о битвах».
«- Молодцы ваши коллеги! За десять дней опоясали Берлин неприступным поясом из стали и бетона.
Офицеры молча переглянулись. Потом один из них задумчиво сказал:
- Нашим коллегам там хорошо, у них в руках вся техника. Попробовали бы они действовать голыми руками, когда вместо техники тебе дают приказ, полагая, очевидно, что это бумажка всесильна…»
«Да, разведчики – люди особого склада характера и ума. Говорят, во Франции один художник предлагал на безымянной могиле разведчиков установить такой памятник: узкая тропа на гранитной скале, повисшей над пропастью, по тропе навстречу друг другу идут Человек и Смерть, пристально глядят друг на друга и… улыбаются».
«- Каждый из нас делает свое дело. Нужно только не мешать друг другу.
- Но все-таки нужно предусматривать все, что можно предусмотреть в смысле заботы о жизни наших солдат.
- Тогда надо начать с того, чтобы запретить русским пользоваться авиацией!».
Советская литература.Это сборник из трех повестей - указанного автора. "Ленинградская зима", "Я 11-17" и "Ответная операция".
"Ленинградская зима". Вообще-то эту книжку я взяла в библиотеке именно из-за этой повести - прочитала по каталогу, что здесь вроде как рассказывается о работе силовых структур в блокадном Ленинграде... Интересно. Мои ожидания были - ну... что-то вроде повести о буднях милиции в осажденном городе, в суровое военное время... (что это было определенно драматичное и интересное я уже уловила, прочитав обзорный труд "Оборона Лениграда", где, в том числе, говорилось и о милиции). Начала читать и обнаружила, что автор заходит издалека - типа еще в 30-е в нашу страну был направлен резидент нацистской разведки, чтобы завербовать агентов, создать диверсионную сеть, все такое... Ага, подумала я - значит, это, видимо, будет шпионский роман. Не про милицию, а про разведку. Ну, тоже интересно...
Но дальше - автор слегка коснулся работы чекистов (или как они в те годы именовались), и все стало тянуться, тянуться... читать дальшеНу, на мой взгляд, так как я все ожидала - по канонам жанра - чтобы перешли к чему-нибудь. К диверсиям врагов или к их разоблачению и поимке. А тут автор все рассказывал то об одном таком завербованном и скрытом агенте, то о другом... Так что в итоге, получился, на мой взгляд, скорее просто э... роман нравов? изобличающий нехороших - или просто политически близоруких - граждан.
В общем, довольно таки не то, что я ожидала по подаче и описанию. Ну, это, конечно, мои проблемы, чего я ожидала... Но, с другой стороны, по тем небольшим фрагментам, где все-таки автор рассказывал о работе спецслужб, чувствовалось, что если бы повествование шло только с этой стороны, то было бы гораздо более интересно. На мой взгляд. Но автор почему-то решил сосредоточиться именно на описании этого самого... политически враждебного и несознательного элемента. История, как тот или иной персонаж дошел до жизни такой, морально-нравственный облик и т.д. Поскольку все изложено с кондовых советских идеологических позиций, то особо сильно в изложенное не верится. В смысле, понятно, как они будут изображены, тут сюрпризов ждать не приходится. Изобличение, изобличение и еще раз изобличение, ага. Тем не менее, это было познавательное чтение - и вот по какой причине. Чисто художественный текст автор разбавлял выдержками из собственного - как я поняла - дневника, когда он работал корреспондентом в блокадном Ленинграде. И вот это было в романе самым интересным - ради этого блокадного дневника и стоит читать это все. Хотя, в общем, выглядит все довольно странно: с одной стороны - довольно казенное, официозное повествование, почти без проблесков жизни - сплошные идеологические штампы и плакатные образы. С другой - пронзительная живая проза, написанная выразительным языком... Надо же, оказывается, автор вполне может писать хорошо... Зачем это все понадобилось автору - я просто теряюсь в догадках.
Учитывая, что при сопоставлении возникает просто убийственный эффект для плакатно-идеологического романа... Странно, непонятно. (У меня даже возникли конспирологические версии, что автор специально это все затеял, чтобы опубликовать именно эти дневниковые записи... Ну, кто его знает, может, в те годы это еще было не принято, а тут вроде как часть романа. не знаю, в общем)."Я 11-17". Тут все проще и бодрее. Небольшая повесть, исключительно приключенческая. О работе военных разведчиков. Конец войны, в одном из городов в Прибалтике сконцентрировались остатки гитлеровских войск, и вот в этот город забрасывают нашего разведчика, чтобы он сообщал о происходящем и корректировал действия нашей наступающей армии. Живо, энергично... приятно читается.
Разведчик наш, конечно, проявляет себя по всем жанровым канонам - от Штирлица до Джеймса Бонда. Ну что поделаешь - так и положено. Вполне симпатично."Ответная операция" - тут уж точно шпионский роман. В советском исполнении, идеологически выдержанном.
Первые послевоенные годы, в Берлине пропадает советский офицер - из числа военной администрации. Возникают разные версии - от предательства, до похищения западными спецслужбами с целью организации провокации. За дело берется наша разведка... Та же история, что и с "Ленинградской зимой", только еще гораздо хуже. Ну да, тут же нет авторских дневников... В общем, в начале немного дается информации о положении дел в послевоенном Берлине - но на этом и все. Дальше только чистая агитка - все те же плакатные образы и изобличение нехорошего морально-нравственного облика врага. Читается, как по мне, чрезвычайно тяжело - особенно в нынешнее время...
Вот такие остались впечатления от сборника - серединка на половинку. Кстати, я тут еще подумала - вот если взять книжку Е.Ржевской, которую я тоже параллельно читала - так это же просто небо и земля... В плане текста и подачи материала. Хотя, судя по дневниковым записям, автор вполне может писать - ничуть не хуже Ржевской. так, может, тут помешало то, что Ардаматский как бы повествует о деятельности спецслужб? Вроде в советское время такие книги отправлялись на рецензирование в соответствующие ведомства? судя по тому, что написано в воспоминаниях о Пикуле, что на его романы писали отзывы то историки, то адмиралы - а без этого книги не брали к изданию, в смысле, если отзыв не будет положительный. А тут, значит, должны были отправлять романы в КГБ и ГРУ (и что там еще было в этом сегменте). Может, это их требования, чтобы работа их структур изображалась именно так?
«Они дружат семьями, хотя живут в разных концах города, пойти в гости друг к другу у них называется – произвести замер города с юга на север или наоборот, в зависимости от того, кто к кому шел».
«Очередная остановка в лесу – появились самолеты. Черные кресты на крыльях. Я уже видел их в Риге, но на этот раз самолеты были видны как-то особенно ясно – горбатые, спереди блестят стекла и струятся круги от винтов, на крыльях – кресты. Они летели низко… Мы стояли и смотрели на них. Поражала мысль, что там, в кабинах самолетов – люди, что они сейчас смотрят оттуда на нас и что у них сейчас одна мысль – как поскорее нас убить. А ведь они знают нашего Пушкина, а мы – их Гете. И наконец, поразительно, просто невероятно, что все это происходит в ХХ веке, когда мы по радио можем услышать Бетховена с той стороны земли…»
«Езжу с оказиями на фронт, но толком ничего не вижу и не понимаю, что там происходит. Военные, с которыми приходится говорить, - одни темнят, другие сами ничего не знают, третьи паникуют, четвертые грозятся в недалеком будущем разгромить врага. Поди разберись во всем этом…»
«Два дня находился при штабе дивизии. Они девятый день твердо держат оборону. Хочу написать на тему «Остановить врага во что бы то ни стало». Все командиры тему одобряют, но, когда говорю, что хочу показать опыт их дивизии, они решительно уходят от разговора».
«Я, видать, еще мало и мелко думал о войне. Как-то недавно Светлов шутил, что редакция требует с него «подвальную корреспонденцию», но чем он может заполнить целый газетный подвал, если он сам, сидя в подвале бомбоубежища, про эту великую войну знает точно только одно – что там убивают… Сегодня он вернулся с фронта. «Чем дальше туда, чем ближе к бойцу, тем спокойнее на душе, и, очевидно, чтобы обрести полный покой, просто надо самому стать солдатом. Правда, там часто убивают, но, ей-богу, лучше быть убитым, чем жить в неведении, трясущимся неврастеником», - сказал он, и, как всегда, было непонятно, смеется он или всерьез».
«- Я ведь как соображаю: если уж немец прорвется сюда, то прорвется и в город, не удержали его на дороге в тысячу километров, что говорить про эти сорок?»
« - Побегу догонять. Спасибо. До свидания. А вы-то? – торопливо говорила она, направляясь к калитке.
- Успеем… - ответил Давыдченко.
- Глядите, глядите… - повернулась к нему женщина. У нее было совсем молодое, красивое лицо, а черные волосы были тронуты серым налетом – не то пыли, не то седины. – А то увидите, что я повидала. Дождалась их, иродов, все не знала, как больную мать тащить. Они пришли, гогочут на всю деревню, мочатся посреди улицы, кур ловят. А потом пошли по домам. За какой-то час половину деревни перестреляли… и маму… тоже… - красивое лицо ее искривилось, и она бегом побежала к калитке».
«Попали под зверскую и ,как говорится, персональную бомбежку. Отлеживались в болоте. Когда рвалась бомба, болото колыхалось. Как будто земля под твоим животом ходит огромными волнами. Страшно – дико».
«Был на приемном пункте санбата. Слышал, как раненые солдаты возбужденно матерились, как рассказывали про бой. Так ведут себя люди, которых вырвали из драки, а они еще не додрались».
«Они вместе наблюдали за одним приезжим немцем… Ну и работа, скажет кто-то, каждый человек этим в детстве занимался и не называл это работой, то была игра в прятки. Может быть, поэтому Дмитрий первое время, выполняя задание, стеснялся уличной толпы, боялся, что его увидит кто-нибудь из знакомых. Потом это прошло, а Борин еще научил его, как самому «не видеть» знакомого, когда на самом деле ты его видишь…»
«Начальник отдела сказал, что при всех совершенных ошибках Гладышев сделал и одно полезное дело – заставил немца показать профессиональное умение уходить от наблюдения, то есть раскрыться: теперь мы знаем, что он за ученый и где учился…»
«Даже самые опытные работники, бывает, не могут объяснить, почему они вдруг в толпе угадали интересовавшего их человека. Наверно, это предопределяется двумя обстоятельствами: тот, кто хочет скрыться в толпе, даже подсознательно делает для этого какие-то усилия, а тот, кто его ищет, именно эти, даже подсознательные, усилия замечает».
«Я перестал торопиться в укрытия, увидев однажды, что стало с бомбоубежищем, в которое попала 500-килограммовая штука».
«Над городом шел ночной воздушный бой. Мы стояли во дворе военной комендатуры. Среди нас был летчик, который объяснял, что происходит в небе. Приходилось верить ему на слово, так как на самом деле мы видели только нервно бегавшие по небу лучи прожектора, и иногда в них начинали сверкать и быстро гасли фигурки самолетов».
«Где-то на крышах, в гулкой тишине пустого с ночи города переговаривались бойцы противовоздушной обороны. Казалось, разговаривали дома.
- Спокойная ночь, - сказал один дом женским голосом.
- Наверное, на подступах отбили, - сказал другой дом мужским голосом.
- Обстреливали близко к Исаакию… - сказал еще один дом.
- Опять у вас на третьем этаже в крайнем окне свет проглядывал, - сказал дом с другой стороны улицы.
- Подадим сегодня на штраф, а то и похуже, пусть знают…»
«- Жму на гашетку, и ничего нет – кончился боезапас. Мне прямо умереть захотелось от горя! Я же клятву партии дал! И решил: рубану его винтом по хвосту. Прибавил оборотов и р-р-раз!... И опять – летит, гад, дальше, будто ничего не случилось. А я же видел – у него стабилизатор к черту. Но недалеко он летел, гляжу, завалился через крыло и, как лист с дерева, вниз! – возбуждение у летчика вдруг погасло, и он добавил негромко: - Но и моя машина погублена. Такое дело получилось. Хотя не знаю, что важнее – дать ему бомбить город или… это…»
«Радио работает, как часы, никаких перебоев, кроме тревог. Город в курсе жизни всего мира и в первую очередь – своей Родины. Мне думается, что в спокойной уверенности города радио играет очень большую роль».
«Видел: трое солдат ломами ковыряли мерзлую землю. Спросил: зачем здесь окоп? «Могила», - ответил один из них…»
«Вот недописанное письмо немецкого солдата домой, очевидно, отцу: «Холод проникающий до костей, и насекомые в белье, которые жрут тебя, как звери, - одного этого вполне достаточно, чтобы доброе настроение, которого ты от меня ждешь, испарилось безвозвратно. Твоя война была совсем другой, и, наверно, всегда войны отцов их сыновьям кажутся до смешного легкими. Нашу войну не дай бог никому. И тяжелее вряд ли может быть…»
«Стояла тихая морозная ночь. Все было неподвижно. Даже подвешенная в стоячем воздухе снежная пыль. Ее можно было тронуть рукой, как полог, и тогда она искрилась. Недвижно вмерзла в небо над Литейным бледно-зеленая луна, и все вокруг замерло под ее мертвенным светом. На каждом перекрестке Гладышев останавливался и, пораженный, смотрел вокруг – никогда он не видел свой город таким красивым и таким страшным».
«- Поесть можешь забыть, а мыться – никак! Утром не умылся, значит, уже не человек. Товарищей не уважаешь, на службу плюешь».
«Глаза матери, голубые, в сеточке морщин, сейчас были глубоко запавшие, и было в них что-то незнакомое. «Война, конечно, война», - подумал Дмитрий».
«Приходили девчата из «бытовки». «Все возим да возим, ничего нового… - говорит Лена.- Вот созывали нас на совещание о весне. Когда все оттает, представляете, что будет?»
Говорили про всякую всячину. Про бога и, если он есть, его должны судить за то, что он допустил на земле».
«Он с досадой думал, что ему предстоит сейчас допрашивать еще одного истерика. Весь вопрос только в том, какая истерика у этого: «Хайль Гитлер» или «Гитлер капут»? Дементьева одинаково раздражали и те и другие, он не верил ни тем, ни другим».
«- При каких обстоятельствах вы взяты в плен?
- При самых обыденных, - немец грустно улыбнулся. – Я возвращался с передовых позиций, в моем мотоцикле заглох мотор. Я разобрал карбюратор, а собрать его мне помешали ваши солдаты. Вот и все…
- Видно, война в том и состоит, - усмехнулся Дементьев, - что солдаты обеих сторон мешают друг другу жить».
«- Еще раз говорю тебе – не волнуйся. Гитлер не предусмотрел многого. И, в частности, он явно забыл изготовить пулю для моей персоны».
«Вот досада – забыл отчитать лейтенанта Козырькова за неопрятный вид. Просто удивительно, как не понимает парень, что внешний вид офицера – это его второе удостоверение личности».
«Дементьев вошел в город, когда налет прекратился. Зенитчики еще продолжали расстреливать черное небо. Но вот стрельба внезапно оборвалась, и прожекторы погасли, будто город почуял, что Дементьев вошел в него, и затаился перед этой новой для него опасностью, еще не зная, как против нее действовать».
«- Вы не удивляйтесь, что я сразу с вами разоткровенничался. Я люблю людей с открытыми лицами и слепо им верю. Может быть, зря?
- Бывают лица, которые открыты умышленно, - усмехнулся Дементьев».
«- Пока я бродил по болотам, у меня не было расходов и появились сбережения.
- Предпочитаю сбережения без блуждания по болотам».
«- Мне нужна комната.
- Но…
- Не торопитесь говорить «но», сейчас не то время, когда офицеры рейха могут спокойно это выслушивать».
«- Это ваш Железный крест лежит там на столе? Почему вы не сказали мне об этой вашей награде?
- Солдаты орденами не хвастают, они их хранят как воспоминания о битвах».
«- Молодцы ваши коллеги! За десять дней опоясали Берлин неприступным поясом из стали и бетона.
Офицеры молча переглянулись. Потом один из них задумчиво сказал:
- Нашим коллегам там хорошо, у них в руках вся техника. Попробовали бы они действовать голыми руками, когда вместо техники тебе дают приказ, полагая, очевидно, что это бумажка всесильна…»
«Да, разведчики – люди особого склада характера и ума. Говорят, во Франции один художник предлагал на безымянной могиле разведчиков установить такой памятник: узкая тропа на гранитной скале, повисшей над пропастью, по тропе навстречу друг другу идут Человек и Смерть, пристально глядят друг на друга и… улыбаются».
«- Каждый из нас делает свое дело. Нужно только не мешать друг другу.
- Но все-таки нужно предусматривать все, что можно предусмотреть в смысле заботы о жизни наших солдат.
- Тогда надо начать с того, чтобы запретить русским пользоваться авиацией!».
@темы: Книги
Почему ему должно быть стыдно? 
Как тут не порадоваться за свой ромфант. 
Но здесь автор уверяет, что дневники совсем неинтересные. Не знаю, но по приведенным фрагментам так оно и выглядит... 
Ладно, в общем, я подумала, что было бы интересно глянуть. Проверила по каталогу нашей библиотеки - там той самой книжки из статьи не оказалось, зато была вот эта. Ну, мне какая разница... 
Тут тоже воспоминания, плюс еще беллетристика, ага. Сходила в библиотеку, затребовала - вынесли мне небольшой томик...
Ну, не люблю я антисоветчину, что же тут поделать. А тут ее выше крыши... То есть, то, что здесь будет антисоветчина, никаким сюрпризом для меня не было - все-таки издательство "Время", которое специализируется исключительно на такой литературе. Но все-таки бывают и у них э... колебания, так сказать, в количественном содержании. Здесь, по моим ощущениям, это содержание просто зашкаливало. Из-за этого мне и читалось все медленнее и медленнее... А автор вызывал все больше отторжения... 
Тем более, что он так все строил - ну вот прямо без него нигде не могли обойтись, ни Лиля Брик, ни какие-то знаменитые драматурги и режиссеры...
