Читательский дневник

Дж.Д.Карр. Четыре орудия убийства.
«- Постойте! – воскликнул молодой адвокат. – Вы говорите, что знаете, кто убийца, можете это доказать и поэтому будете молчать? Вы же противоречите сами себе!
- Нисколько. То, что я вычислил убийцу, чести мне не делает. Я искал доказательства и нашел их. В этом мне помогли несколько улик. Если вы считаете, что я несу чепуху, то позвольте рассказать вам об аналогичном случае.
Предположим, вы читаете детективный рассказ с захватывающим сюжетом. К примеру, в кресле возле окна находят задушенного мужчину. На нем маска домино. Все часы в доме повернуты циферблатом к стене. Автор рассказа постепенно заставляет вас думать, что ключом к разгадке убийства служит найденная в кармане жертвы чайная ложка и что только с ее помощью можно назвать имя преступника. Вы следите за моими словами? Ни о каких других уликах, кроме нее, он не говорит.
- И что это объясняет? – спросил Брюс.
Банколен бросил на него проницательный взгляд:
- А над этим вы подумайте сами. Постарайтесь догадаться, кто убил мадам Клонек. Например, в рассказе о задушенном вы стараетесь по маске, часам и чайной ложке определить убийцу. Но не можете. И тут на последней странице убийцу находят по отпечаткам пальцев на воротничке убитого. Каковы ваши ощущения? Конечно же, вы чувствуете себя обманутым. В этот момент вы готовы задушить автора детективного рассказа, линчевать его издателя и застрелить продавца, всучившего вам эту книгу. Но чем вы недовольны? Вы же в итоге узнали, кто совершил преступление. Не так ли?
Сыщик говорил на английском. При этом лицо его оставалось неподвижным.
- Мало, - посмотрев на официанта, произнес он. – Но мне теперь гораздо лучше. Дружок, принеси еще коньяку.
- Месье заболел? – с тревогой в голосе спросил тот.
- Просто устал от книг».

А.Горбов. Сам себе властелин. Наследник для Калькуары.
«- Ужинать будешь? Пойдем обратно, а то темнеет уже.
Мы вернулись на кухню. При виде грязной посуды на столе мумий нахмурился, что-то пробормотал и щелкнул пальцами. Пронесся маленький фиолетовый вихрь, всасывая беспорядок, и с хлопком исчез. Пожалуй, такая магия мне бы пригодилась.
- Сейчас попробую что-нибудь наколдовать.
Мумий опять что-то зашептал. На этот раз у него вышло получше: миска с пельменями, блюдце со сметаной, вазочка с конфетами и сиреневая колбаса.
- Рандом, - пожал я плечами.
- Что?
- Я говорю, еда все время разная.
- Ну да, заклинание такое. Тащит первую попавшуюся еду из ближайших миров.
- То есть мы ограбили какого-то человека, решившего закусить пельмешками?
- Фу, - мумий поджал губы, - не ограбили, а магия справедливо распределила пищу между голодными.
- Не волшебство, а коммунизм какой-то, - тихонько шепнул я, чтобы не обижать старика. Но от еды отказываться не стал, все равно не знаю, куда возвращать. А пельмени оказались вполне съедобными».

---

Читательский дневник

Федор Сологуб.

В одном из наших городов
Жил-был смиренный обыватель.
Он после праведных трудов
Был рад добраться до кровати.

Послушен власти, исполнял
Он все приказы и декреты,
И никого не затруднял
Он подозрительным секретом.

Как все, служил, как все, молчал,
В обыкновенной жил квартире,
Но налетел однажды шквал
И опыт жизненный расширил.

К нему Трагедия пришла,
Бледна, как смерть, с грозой во взоре,
В его квартире пролила
Она и слез, и воплей море.

А он, забившися в углу,
Не знал, смеяться или плакать,
И слезы на его полу,
Поспешно превращались в слякоть.

Придя на вопли, управдом
Сказал: - Здесь, кажется, бранятся?
Кто вы, гражданка? И притом
Я попрошу не выражаться.

Но бесконечный монолог
Трагедии о стены бился.
И как бы взять с нее налог
Губфининспектор ухитрился?

И кто бы ей вручил патент
Какой профессии свободной?
Сам управдом, как монумент,
Стоял пред ней в тоске холодной.

В ее растрепанной косе
Шипели змеи цвета меди…
Ах, если хочешь жить, как все,
Так не пускай к себе трагедий!
1923г.

Дж.Доу. Опекун для Золушки.
«Едва принц представил всех «аленьких цветочков» почтенной публике и объявил начало отбора, как стена раздвинулась, открыв вход в темное помещение, подсвеченное тусклыми магическими огоньками. Туда своих потенциальных невест и отправил белокурый мерзавец, заявив на прощанье, что настоящая принцесса всегда должна выглядеть по-королевски.
Если сначала смысл его слов был непонятен, потому что практически каждая участница явилась в роскошном наряде, с шикарной прической и драгоценностями на всех положенных местах, после того, как мы переступили порог смежного зала, все встало на свои места. Вернее, перевернулось с ног на голову, ибо наши платья в мгновение ока превратились в грязные лохмотья, открывающие большую часть измазанного сажей тела, волосы – в разноцветное подобие вороньих гнезд, а ювелирные украшения – в сальные шнурки и обычные камни, коих полно на речном берегу. Неизменными остались только маски. Девушки заохали, заахали, кто-то нецензурно выругался, забыв о манерах, одна даже в обморок упала… я же нервно хихикнула, вспомнив сказку о Золушке.
Фея, судя по всему, к этой версии не прилагалась, зато была огромная куча тряпья, возвышающаяся посреди зала, на нее-то и нацелились мои подруги по несчастью. И ладно бы просто кинулись разгребать завалы, так нет же!. В силу своей торопливости (или, скорее, подлости) «благородные» леди расталкивали друг друга локтями, наступали на ноги, кричали, обвиняя конкуренток в том, что с успехом делали сами. Не все, конечно, но многие. И Глория с Агатой в том числе. Хотя надо отдать мачехе должное, она в первых рядах штурмовать гору не стала, предпочла понаблюдать, прицелиться и уже потом сделать изящную подножку сопернице, чтобы добраться до приглянувшегося куска ткани.
Я же так и стояла, глядя на творившееся вокруг безобразие. Конечно, ощущать себя замарашкой было очень неприятно, но и устраивать цирк на потеху принцу и его гостям тоже не хотелось».

---

Читательский дневник

Дж.Д.Карр. Отравление в шутку.
«- Нарисуйте картинки! Неужели вы не понимаете всей важности этой процедуры? Н понимаете глубокого психологического воздействия, которое она окажет на раскрытие дела?
- Будь я проклят, если понимаю, - сказал окружной детектив. – Какие картинки нам рисовать?
- Любые, - ответил Росситер.
- О боже! – сказал Сарджент, бросив карандаш.
- Но какой в этом смысл? – спросил я, стараясь говорить спокойно. – Я не умею рисовать. Думаю, Сарджент тоже.
- Но в том-то все и дело! – Росситер повернулся ко мне. – Если бы вы умели рисовать, я бы не просил вас это делать.
Чувство юмора Сарджента испарилось полностью. Его глаза злобно сверкали. Но думаю, в глубине души он подозревал, что это может быть какой-то внешне безумный английский метод полицейской работы, в котором скрывается глубокий смысл. Таковы наши нынешние убеждения. Мы стали настолько просвещенными и прогрессивными, что отвергаем все суеверия, если только они не научные, поэтому создали пугало под названием «современная психология» и дрожим перед его пророческим жезлом. В наш век самопознания шарлатанство обрело респектабельность, неведомую знахарству прошлого.
- Ладно, - сказал я. – Давайте попробуем. Полагаю, это психологический тест?
- Господи, конечно, нет! – воскликнул Росситер. – Насколько я знаю, эти тесты всегда оканчиваются результатом, нужным тому, кто задает вопросы, как бы вы на них не отвечали. Весьма односторонний метод, не так ли? Вас излечивают от болезней, которыми вы никогда не страдали, а потом отсылают с уверенностью, что они по-прежнему у вас имеются… Нет-нет, это не тест. Это ключ».

О.Осинская. Знакомые незнакомцы. Обратная сторона маски.
«Я задумалась. Что-то в объяснении Кира осталось неясным… А, ну конечно!
- Кир, а как он собирается нарушить структуру стены?
- Ну… я мало в этом понимаю. Я и саму-то стену увидеть не могу, разве что в виде иллюзии Сорби показывал. Но идею ты ему когда-то дала, указав, что стена имеет упорядоченное плетение, будто вязаная ткань, - стоит разорвать пару ниточек, остальное само распустится.
- Тронуть пару ниточек?! – я резко вскочила, стряхнув руку Кира и бросив куда попало кружку, помчалась на выход и… с разбега впечаталась в гибкую, пружинистую воздушную стену.
Отбросило так, что перелетела обратно едва не через всю комнату. С недоумением посмотрела на дверной проем и опять попыталась пройти, только уже медленнее. И уперлась в невидимую преграду. Качнула сломанную дверь – та свободно прокрутилась наружу и вернулась обратно. И Кир тоже без проблем утром вошел. Я зло сощурила глаза.
- И что это значит?! – ткнула я пальцем в сторону выхода.
- Это значит, - без тени улыбки, жестко отозвался Кир, - что ты не можешь выйти отсюда, пока Джек не закончит. Он сначала хотел на тебя какое-нибудь заклинание наложить, но вовремя вспомнил, что оно не подействует, поэтому создал вокруг комнаты стену. А потом еще и Ленси привел, чтобы тот укрепил ее на всякий случай.
- Но… - я беспомощно развела руками и состроила обиженную мордочку, пытаясь разжалобить принца, - как же так?.. Кир, пойми, я волнуюсь! А если что-то случится?
- Вот именно! Тебе полезно понервничать – будешь в следующий раз думать, прежде чем волновать других.
У меня возникло ощущение, что Кир говорит, словно с маленьким ребенком».

---

Читательский дневник

А.Кончаловский. Низкие истины.
«Лет с семнадцати хочется убежать подальше от родителей, не видеть их и не слышать – чего от них ждать, кроме неприятностей! Мы с друзьями сидим у меня в комнате, курим, выпиваем, открывается дверь – отец! Сигареты надо тут же выбросить, бутылку спрятать.
- Вы что, курите?! – спрашивает отец, нюхая воздух.
Вот зануда! Только и ищет повод, чтобы сказать гадость. И от мамы тоже хотелось бежать, ну разве что кроме тех случаев, когда надо было подластиться, поцеловать, что-то выпросить.
Лет с шестнадцати, когда у меня уже установился голос, он стал очень похож на отцовский. Так что и в консерваторские и во вгиковские годы у меня не было проблем с билетами ни в какой театр. Я звонил администратору, говорил с хорошо натренированным заиканием: «Это Михалков! М-моему сыну нужно два билета". Папину подпись в дневнике, куда, к счастью, он и мама почти не заглядывали, я подделывал идеально. И не только в дневнике. На бланках «Депутат Верховного Совета СССР Сергей Михалков» я подписывался под такими ходатайствами, о которых он не имел ни малейшего представления. Все эти безобразия творились запросто, с легким сердцем. С точки зрения морали поведение мое лучше не оценивать – все, какие ни на есть заповеди (кроме разве что первой – «не убий»), нарушались постоянно. Впрочем, из всех заповедей важнейшей я почитал одиннадцатую, в Библии не упомянутую, - «не попадись». Нарушай хоть все десять разом, только не попадайся.
Однажды я позвонил в театр (кажется, Большой), все с тем же заиканием сказал, что я – Михалков, что мой сын придет сегодня на спектакль, нужно два билета.
- Одну секундочку, - сказал голос на том конце телефона. И тут же в трубке раздался голос отца:
- Кто это?
Оказалось, он в этот момент сидел у администратора. Скандал!»

А.Каменев. Алхимик.
«На первый взгляд конструкция напоминала аквариум, окруженный диковинными механизмами. Пузатая емкость имела впечатляющие размеры и была почти до краев наполнена водой салатового цвета. Стеклянный сосуд со всех сторон обвивала запутанная система медных трубочек. Что-то бурлило и клокотало. Потрескивала горелка, исходила паром подвешенная над пламенем большая колба.
Но поразила не сама конструкция, нечто подобное вполне ожидаешь встретить в алхимической лаборатории, а то, что плавало внутри аквариума. Существо со склизкой кожей, покрытое наростами, не походило ни на что виденное ранее. Какая-то жуткая помесь жабы-переростка, гусеницы, мутанта-улитки и еще черт знает чего. Я затаил дыхание, наблюдая за ужасающей тварью. Три продолговатых глаза на приплюснутой голове одновременно моргнули, стоило Гренвиру сделать шаг, обходя мое застывшее тело.
- Что это? – мой голос предательски дрогнул.
Волшебник невозмутимо прошествовал к одному из сосудов, в бурлящую жидкость погрузилась тонкая лопатка, началось неторопливое помешивание.
- Йогар-гал, - равнодушно бросил старик. – Божок из низших.
Я выпучил глаза от изумления. Божок?!
- Точнее, его личинка на ранних стадиях созревания, - пояснил алхимик. – А если быть еще более точным, то его эфирный зародыш, помещенный в специально выращенную тварную оболочку. Выловленный до момента входа в полную силу.
Я прикусил губу. Уродец в огромной банке совсем не походил на божественное создание. Скорее на монстра из самых сильных кошмаров.
- Кххоогоо тыыы мммннее прииивеееллл? – вдруг заговорила тварь шипящим голосом, растягивая слова.
От неожиданности я отскочил назад, прижимаясь к стене, правая рука дернулась к рукояти кинжала, а левая в отвращающем жесте выбросилась вперед. Сердце гулко забухало, разгоняя по венам океаны адреналина.
- Оно говорит! – заорал я, охреневший от всего увиденного».

---

Читательский дневник

Борис Пастернак.
Памяти Рейснер.

Лариса, вот когда посожалею,
Что я не смерть и ноль в сравненьи с ней.
Я б разузнал, чем держится без клею
Живая повесть на обрывках дней.

Как я присматривался к матерьялам!
Валились зимы кучей, шли дожди,
Запахивались вьюги одеялом
С грудными городами на груди.

Мелькали пешеходы в непогоду,
Ползли возы за первый поворот,
Года по горло погружались в воду,
Потоки новых запружали брод.

А в перегонном кубе все упрямей
Варилась жизнь, и шла постройка гнезд.
Работы оцепляли фонарями
При свете слова, разума и звезд.

Осмотришься, какой из нас не свалян
Из хлопьев и из недомолвок мглы?
Нас воспитала красота развалин,
Лишь ты превыше всякой похвалы.

Лишь ты, на славу сбитая боями,
Вся сжатым залпом прелести рвалась.
Не ведай жизнь, что значит обаянье,
Ты ей прямой ответ не в бровь, а в глаз.

Ты точно бурей грации дымилась.
Чуть побывав в ее живом огне,
Посредственность впадала вмиг в немилость,
Несовершенство навлекало гнев.

Бреди же в глубь преданья, героиня.
Нет, этот путь не утомит ступни.
Ширяй, как высь, над мыслями моими:
Им хорошо в твоей большой тени.

Б.Батыршин. Комонс. Игра в четыре руки.
«А вот когда прозвенел наконец звонок, и мы выскочили с облегчением в коридор – вторая перемена, аж четверть часа! – меня накрыло. Всерьез. Потому что… Мы, наш класс «А», был дружен – и в последние два года учебы, и потом, после школы. Встречались, общались, перезванивались. А раз в год, девятнадцатого октября, в «день лицеистов», собирались у памятника на Пушкинской. Кое-кто переженился, потом развелись, ясное дело… Другие пропали с концами, а кто-то и сохранил школьную связь на долгие годы.
И вот они. Все. Подумайте, каково это – видеть вокруг своих живых мертвецов, уже оплаканных и потерянных годы назад. Желтый лоб этого целовал на отпевании. Гроб того нес. Этому на могилу – нет, на плиту, под которой капсула с пеплом из горелого БТРа – приносил цветы. И они, живые, рядом, огрызаются, если случайно толкнул в суете большой перемены… А других, о которых услышал случайно: «Ада Михайловна… Помнишь первую учительницу? Умерла два года назад» - ты встречаешь в школьных коридорах, деловитых, грустных, веселых, не знающих о своей обреченности. Тот разбился на мотоцикле, этот попал в плен в Кандагаре, а через неделю его голову подкинули к блокпосту – без глаз, ушей и языка. Этот умер в сорок, этот в сорок три, от цирроза, спился, ясное дело… А этот – жив, но не выходит из дома, перенес четыре операции. И живы еще Высоцкий, Окуджава и Визбор. БГ – молод. Ни у кого нет ни смартфона, ни даже интернета. И друзья кричат тебе с дальнего конца школьной рекреации: «Женька, давай сюда!» - а ты поворачиваешься и видишь кучку стариков, мертвецов и предателей, в юных телах…
Нет уж, нафиг такое попаданство».

---

Читательский дневник

Григорий Поженян.
Бранденбургские кони.

Когда начинаются войны
и сыплются первые мины,
последних признаний достойны
в теплушки садятся мужчины.
Одною обувкой обуты,
едины одною заботой,
теперь они заняты будут
одною и той же работой.
Теперь они точно поделят
двухверстку земли на квадраты.
И будут по метру в неделю
ползти на обратные скаты.
И как бы земля ни дрожала,
и как бы она ни горела,
и сколько бы в ней ни лежало
упавших за правое дело.
Пока кровенеют закаты,
в дыму погребальной лощины —
садятся в теплушки мужчины,
ползут на обратные скаты.
О! Если б моря обмелели
и твердь обнажилась земная,
живым не хватило б молелен,
чтоб мертвых назвать, поминая,
живым не хватило бы зданий
для досок мемориальных.
Правительствам — оправданий
за лживость коней триумфальных.
***
Но свет фанерных звезд —
холмов печальный свет.
Но горький дым берез,
что стлался столько лет.
Но чернота ворон
над чернотой снегов.
И леденящий рев
недоенных коров.
С утра и до темна
горящие хлеба...
Не наша в том вина,
а наша в том судьба.
И сколько б тысяч дней
нам ни пришлось идти.
Над тенью их коней
лежал конец пути.
И догорал, как мог,
поверженный Берлин.
За горечь всех дорог
ушедших в бой мужчин.
За свет фанерных звезд —
холмов печальный свет.
За горький дым берез,
что стлался столько лет.

Е.Михалкова. След лисицы на камнях.
«Макар как-то странно покосился на него.
- Чего это ты зыркаешь?
- Серега, да ведь ты точно такой же. Красильщиков терем восстанавливает, ты преступников ловишь. Просто тебе повезло: ты раньше нашел свое призвание. А он позже, зато теперь – видишь, как нагоняет упущенное время!
- Что ты несешь?
- Тебя, куда ни помести, ты будешь ловить преступников. А Красильщиков везде будет из старого делать новое. Он жизнь вдыхает в почти умершее, а ты упорядочиваешь частицы этой жизни согласно закону, который у тебя в голове.
- Закон на бумаге писан, - буркнул Сергей.
- В голове, в голове, - сказал Макар. – У тебя уголовный кодекс преобразован в молекулу и встроен в твою ДНК. Ты генно-модифицирован под служение обществу!
- Иди в пень, - сказал Сергей. Рассуждения Илюшина ему смутно не нравились. – Себя модифицируй!
- Себя не хочу. А что тебе не нравится?
- Как-то это мерзко звучит: модифицирован…
- Что поделать, Серега: вы оба – идейные.
- А ты, значит, над схваткой?
- Я лишен скелета внутренней кристаллической решетки, ограничивающей меня в выборе действий.
- Это называется беспринципность!
- Это называется свобода!
- Недобрый ты, - помолчав, сказал Сергей. – Был веселый циник, а стал злой циник. Что с тобой происходит? На людей бросаешься…»

---

(задумчиво) День Победы, день Победы...
В телеграме Юзефович на голубом глазу рассказала памятную историю. Дескать, ее бабушка прошла войну э... в госпиталях... а дедушка в артиллерии... И вот, значит, уже идет штурм Берлина, а бабушка в госпитале оперирует раненых, так она даже не могла спокойно делать операции, потому что рядом работала артиллерия, и все тряслось. Поэтому бабушка "очень не любила артиллеристов". А потом, когда они встретились с дедушкой и создали семью, оказалось, что дедушка был именно в тех частях, которые вели артобстрел рядом с госпиталем бабушки, что мешало ей работать. Вот, заключает Юзефович, любовь сильнее смерти и все такое.
Что тут, собственно, примечательного? А то, что буквально недавно Юзефович исполняла традиционный номер нашей креативно-либеральной интеллигенции и трагически поведала, что у нее бабушка воевала, но ничего о войне не рассказывала.

Вот я как раз об этом. Задумайтесь, кто вбрасывает столько лет этот мем - "дедушка прошел войну, но никогда ничего о ней не рассказывал" - а потому что в СССР нам все врали про войну - и т.д.

@темы: Умозрительное и конспирологическое

---

Читательский дневник

Д.Артис. Дневник добровольца.
«Как героизм превращается в идиотизм? Очень просто.
Сначала «ноги» заносили по красной зоне две тонны взрывчатки, потом парни закладывали взрывчатку под позиции немцев. Ползком по узким трубам, наполненным водой. Третий этап. Оказалось, что неправильно рассчитали и в том месте взрывать нельзя. Парни вытащили взрывчатку. Да, назад по узким трубам, наполненным водой. Но это еще не предел человеческому идиотизму. Две тонны взрывчатки лежат на нашей позиции, которую постоянно обстреливают, и значит, что взрывчатка может в любой момент сдетонировать. Погибнут все. Все без исключения. Решили опять занести ее под немцев. Если уж сдетонирует, то лучше там. Смешно? Мне смешно. Смешно и страшно.. вот в такие моменты, когда понимаешь, что твоя жизнь в руках идиотов, начинаешь испытывать страх. Говорить на эту тему больше не хочется. Думать тоже. Иначе загоню себя в угол, из которого потом не выберусь.
Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Если мы с легкостью создаем такие проблемы себе, то представляю, какие проблемы можем создать другим. Это правильные мысли, правильный подход к оценке ситуации.
***
Начали переносить взрывчатку назад в трубу, под позиции немцев. Если бы мирняк видел, что порой творят защитники Отечества, разуверился бы в победе русской армии окончательно.
От некоторого идиотизма наших доблестных у меня у самого волосы встают в позу лотоса. И все же… побеждают именно так, никак иначе».

Едем на раздолбанных Камазах,
Тишину колесами размазав,
В сторону вчерашнего ристалища –
Забирать погибшего товарища.

Он один лежит на поле боя,
Всматриваясь в небо голубое
Белыми, как облако, глазищами,
Не двумя глазищами, а тыщами.

Едем по колдобинам и пашням
За как будто без вести пропавшим,
Чтобы от прекраснейшего воина
Было хоть чего-то похоронено.

---

С днем Победы, товарищи!
(картинки не грузятся)

---

Книжный столик

М.Рольникайте. Я должна рассказать.

«Изредка темноту рассекают перекрестные полосы прожекторов. Скользят по небу, словно обыскивая его. Папа говорит, что они ищут вражеские самолеты. Я крепко зажмуриваю глаза и не смотрю на небо. Тогда совсем не чувствую, что война. Тепло. Как в обычную летнюю ночь. Правда, обычно я бы в такое время уже давно спала».

«Оккупанты повесили за ноги нескольких человек. Кто-то донес, что они пытались эвакуироваться в глубь Советского Союза, но не смогли и вернулись. А если дворник и на нас донесет?»

«В городе снова вывешивают приказы… Очевидно, в их проклятом гестапо сидит какой-то дьявол и специально придумывает для нас новые беды».

«Семьи советских офицеров заперли в двух домах по улице Субачяус и держат. Правда, неизвестно, что с ними будет дальше. Фашистов вообще не поймешь: во всем мире военнопленных не убивают, а они в Понарах расстреляли четыре тысячи».

«Все прячут у знакомых литовцев или поляков свои вещи: фашисты могут их тоже описать, как описали мебель. Тогда не на что будет жить"»

«Люди ищут работу, потому что работающие получат удостоверение с немецким орлом, и «хапуны» их не тронут. Многие уже работают на ремонте дорог, на аэродроме и еще где-то. Но оказывается, что это почти не помогает. Бандиты разрывают предъявленное удостоверение и все равно уводят. Как они своевольничают! А пожаловаться некому. И сопротивляться нельзя. Одна женщина не давала увести мужа. Ее застрелили на месте, у него на глазах…»

«Сегоня 21 июля. Месяц с начала войны и мой день рождения. Мне 14 лет. Поздравляя и желая долгих лет, мама расплакалась. Сколько раз я слышала это обычное пожелание и ни разу не обратила внимания, какое оно значительное…»

«Нам запрещено ходить по тротуарам. Мы обязаны ходить по мостовой, придерживаясь правой стороны».

«Понемногу исчезает чувство временности. Гетто становится уже знакомым, почти своим. Ворота нашего гетто с внешней стороны «украшает» большая надпись: «Внимание! Еврейский квартал. Опасность заражения. Посторонним вход воспрещен».

«Йом-кипур. Старики постятся, молятся, просят божьей милости. Напрасный труд: если бы был бог, он бы не потерпел таких ужасов».

«Гестаповцы вывезли все более или менее ценные книги, а произведения советских авторов просто сожгли. Пригрозили, что часто будут проверять библиотеку. Если найдут «книгу коммунистического содержания», расстреляют не только персонал, но еще столько людей, сколько в этой книге страниц. Геттовская власть запретила держать в квартирах книги. Все обязаны сдать имеющиеся книги в библиотеку. Но когда в одной комнате живут несколько семей, читать книги почти немыслимо. А читать хочется! Хоть ненадолго забыть, где находишься».

«Второе гетто этой ночью совсем ликвидировали. Там было около 9 тысяч человек. Под утро недалеко от ворот нашего гетто нашли ползшую из того гетто роженицу. Не доползла, умерла, рожая на мостовой. А новорожденную, здоровую и кричащую, внесли в гетто. Назвали Геттой».

«Набожные люди уверяют, что земля не хочет принимать невинные жертвы и выбрасывает их назад. Поэтому из земли торчат руки… Но, как объяснила мама, все гораздо проще: большинство расстрелянных валятся в яму ранеными. Они задыхаются и распухают. Их очень много – слой земли, которым засыпаны ямы, лопается. Вот в трещинах и виднеются руки, ноги, головы. Поэтому теперь тела заливают негашеной известью».

«Получен приказ гебитскомиссариата: евреям запрещено рожать детей. Народ, обреченный на истребление, не должен рожать новое поколение».

«Работать на аэродроме – настоящее несчастье. Там есть страшный гитлеровец, для которого самое большое удовольствие – заставлять усталых и замерзших людей после работы до самой ночи ползать на животе по аэродрому».

«Вот и наступил новый, 1942-й год. Люди даже не поздравляют друг друга. Потому что этот год может быть нашим последним. Рассказывают, что Гитлер в своей новогодней речи по радио заявил, что в канун следующего нового года еврея уже можно будет увидеть только в музее в виде чучела. Если Гитлера не разобьют на фронте, он свои угрозы осуществит…»

«На днях соседка спросила Рувика, что он ест. А он, даже не моргнув, ответил: «Рукав от ночной сорочки».

«Теперь геттовская полиция тщательно проверяет в квартирах полки, кастрюли и шкафы. До сих пор тайники были необходимы для людей, теперь они нужны для пищи».

«Свои записки я тоже спрятала. Не дай бог, найдут – всех заберут. Мама говорит, что надо записывать не все. Советует выучить все самое важное наизусть, потому что, возможно, записи придется уничтожить. Она не намерена ради моих записей рисковать жизнью детей и нас самих. Да я и так помню все почти наизусть».

«Земля тяжело дышит: ее давят трупы невинных людей».

«На место Мурера назначен Китель, уже прославившийся своими зверствами, уничтоживший несколько гетто и рабочих лагерей. Выходит, что акции и жестокости Мурера были ничто по сравнению с тем, что нас ждет…»

«Сколько уже освобожденных городов! Но все они далеко от Вильнюа. Взрослые говорят, что здесь Красная Армия тоже может быть только через полгода, не раньше. Еще целых шесть месяцев… А может, даже больше. Нет, нет, не думать об этом! верить, только верить!»

«Слышали, что на вокзале вывешена надпись “Juden frei”. Это значит, что в городе больше нет евреев…»

«Стою у окна. Во дворе грязь. А весной здесь будет сухо. Будет белеть яблоневый цвет. От ветра лепестки будут шевелиться словно живые. А небо будет голубое-голубое. И бесконечно большое. Как хорошо было бы на него смотреть! Или приколоть к волосам цветочек. Я-то уж умела бы радоваться, если бы осталась в живых!»

«Раечка совсем замучила маму вопросами: нас погонят в Понары? А как – пешком или повезут на машинах? Может, все-таки повезут в лагерь? Куда мама хотела бы лучше – в Шяуляй или в Эстонию? А когда расстреливают – больно? Мама что-то отвечает сквозь слезы».

«Хлеб для всех получает старшая стола. Горбушки она дает по очереди (их хотят получить все, потому что они твердые и можно дольше жевать), а другие порции – по жребию».

«Выпал первый снег. Наконец-то нам выдали чулки. Правда, они не очень похожи на настоящие чулки. Это носки, большей частью мужские, разноцветные, к которым пришиты куски старых женских чулок или даже просто тряпки. Но когда на носу декабрь, приходится радоваться и таким».

«Когда-то так часто бывали оттепели, а теперь, как нарочно, изо дня в день безжалостный мороз. Колени синеют и больно горят. На поверке унтершарфюрер нарочно не спешит выйти, и мы должны стоять на таком морозе, даже не шевелясь. А если ему при пересчете покажется, что кто-то шевельнулся, он в наказание оставляет стоять на морозе до полуночи. В блоке теплее, спит много людей. А накрываться одеялом соседки Ганс не разрешает: надо «закаляться». Ночью приходит проверять, как мы спим. Найдя кого-нибудь под двумя одеялами – выгоняет голой во двор».

«Ганс придумал новый вид издевательства – «проветривание легких». Фабрики по воскресеньям не работают. Ганс заставляет с раннего утра маршировать по лагерю и петь. Особенно Ганс любит одну, специально для нас переделанную песню: «Мы были господами мира, теперь мы вши мира». Чем сильнее мороз, тем дольше Ганс заставляет маршировать».

«В субботу во время акции увезли 60 жертв – 41 ребенка и 19 пожилых женщин и мужчин».

«Лизе одна латышка на работе рассказала, что в Вильнюсе фашистов уже давно нет, только они не признаются. Неужели это правда? Неужели ни на одной вильнюсской улице нет гитлеровцев, и никто не задерживает, не гонит в Понары, можно идти куда хочешь, да еще без звезд и по тротуару? И в Понарах тихо… Если бы все встали из ям и вернулись в свои дома, могло бы показаться, что все это было только долгим, очень страшным сном. Но из Понар никто не вернется…»

«Сегодня нас регистрировали. Ганс уверяет, что приводят в порядок картотеку, потому что в последнее время в лагере произошло много изменений (так цинично они называют увоз на расстрел!), а в картотеках это не отмечено. Неясно, кто в лагере есть, кого нет. Так ли это?..
Предчувствие меня не обмануло. Во время вечерней поверки унтершарфюрер стал вызывать по списку. В нем были записаны только пожилые люди. Вызванных выстроили, сосчитали, и конвоиры вывели их за ворота… Нам велели заново выстроиться и выровняться для поверки. Мне пришлось перейти в соседний ряд, где всего несколько минут назад стояла одна рижанка – невысокая, седеющая, очень интеллигентной внешности. Остались только ее следы на песке. Но я должна была встать точно на то место, и не стало даже этого следа…»

«Вывезли много мужчин. Говорят, их погонят разминировать дороги и поля. Я спросила у своей соседки Рут, как это делается. Она только вздохнула и ничего не ответила. А Лиза мне объяснила, что несчастные просто должны будут идти по заминированному полю, пока не нарвутся на мину и не взлетят на воздух, разорванные на куски. Уму непостижимо, как это чудовищно!»

«Ганс нас трижды пересчитал и отрапортовал унтершарфюреру, что в лагере 520 заключенных. А вчера таким же тоном рапортовал, что в лагере 1300 заключенных».

«Утром принесли хлеб. Раздавать поленились, просто бросили. Одни поймали по несколько кусков, другие (в том числе, конечно, я) ничего».

«На днях одна женщина не выдержала и бросилась на проволочную ограду. Это единственный способ покончить жизнь самоубийством. Но женщину только сильно тряхнуло. Девушки предполагают, что постовой заметил и успел выключить ток. Узнав об этом, надзирательница сильно избила несчастную. Орала, что никто не имеет права так поступать: «Жизнь принадлежит господу богу!» А ведь осенью, когда мы работали в деревне, эта же надзирательница придумала такое воскресное «развлечение»: приходила после обеда вместе с другими надзирательницами, выбирала какую-нибудь женщину и толкала ее на ограду. Между собой они бились об заклад – с которого раза заключенная повиснет на проволоке мертвой (иногда от тока только начинало трясти и отбрасывало)».

«Ужасно грязно. Воды не дают. Умывальни закрыты. Не перестает мучить страшная жажда. Мы сосем грязный, вытоптанный снег. А ведь тут же вырыта яма, заменяющая туалет. Досок, чтобы ее закрыть не дают. Край скользкий. Одна женщина недавно упала в яму. Мы ее еле вытащили».

«Я начала опухать. Та сторона, на которой ночью лежу, отекает, заплывает глаз, до полудня не могу его открыть. А на ноги даже смотреть страшно: они так распухли, что еле влезают в те большие мужские башмаки, в которых я когда-то напихивала столько бумаги. Боюсь, что в какое-нибудь утро я их совсем не всуну в башмаки. Но не идти же босиком по снегу!»

«Одна женщина слышала, как один конвоир передал другому приказ унтершарфюрера не стрелять, даже если кто упадет, - выстрел может их выдать».

«Никто не обращает на меня внимания. Хватаясь за голову, протягивая вперед руки, женщины бегут, что-то крича. Спотыкаются об умерших, падают, но тут же встают и бегут из сарая. А я не могу встать. Рядом девушка не встает. Она мертва. Сейчас и я умру, если меня не поднимут. За сараем слышны мужские голоса Красноармейцы?! Я хочу туда! К ним! Как встать?!»

«Аптека. И та же чаша со змеей на вывеске. Парикмахерская. Даже та самая картинка в окне – красивый напомаженный мужчина улыбается прохожим… Когда-то Нора думала, что ночью это, наверное, выглядит странно – на улице никого нет, а он все равно улыбается. В темноту. И теперь он так же радостно смотрит на эти груды развалин напротив».

«Привычной дорогой мимо одинаковых серых развалин. Солнце отыскивает в них осколки стекла и заставляет сверкать. Наверное, чтобы здесь было не так мертво… Очень странно так идти – никуда и ни за чем…»

«- Немец пленный расчески за табак предлагает.
- Пусть ими чертям хвосты расчесывает. Прости господи!»

«- Трудно человеку жить одному. Очень трудно. Особенно, если у него уже была семья…»

«Каждый должен отработать на восстановлении города 90 часов, поэтому, пока еще не очень рано темнеет, работают почти до самого комендантского часа».

«- Берите гвозди. Бабоньки, кому гвозди? После Гитлера надо отстраиваться. Вернутся с фронта мужики, спасибо скажут, что заготовили. Покупайте гвозди. Пока еще война – недорого прошу!»

«- Зачем идти в школу? Чтобы знать, сколько А плюс Б в квадрате? Что из того, что моя мама кончила консерваторию, знала французский и немецкий языки. А тот, который ее угнал, может, еле умел расписаться. Но у него в руках был автомат. И это все! Автомат!»

«Потом Ядвига Стефановна «сбросила с себя пять десятков» и стала изображать, какие они были, молодые студентки учительской семинарии. Вздохнула – как жаль, что время проходит так безвозвратно. Но хорошо, что хоть было… И обязательно надо, чтобы у каждого человека это было: юность, учеба, экзамены, мечты, цель…»

---

Читательский дневник

Популярная механика.
«По некоторым оценкам, от 20 до 25% пациентов, получивших чужую почку, впоследствии умирают, сохраняя ее достаточно здоровой для следующей пересадки. На сегодняшний день медики уверены, что широкое использование повторной трансплантации смогло бы помочь многим больным, которые нередко вынуждены проводить долгие годы в ожидании донорского органа».
***
«23 минуты в день глаза остаются закрытыми из-за моргания».
***
«9200 видов деревьев, по подсчетам ученых, еще предстоит открыть (пока известно около 64100)».
***
«Экспериментальная камера, собранная учеными из Принстонского университета, не больше крупицы поваренной соли, но может делать довольно четкие полноцветные снимки. Для этого используется метаповерхность – структуры, похожие на высокие цилиндры, нанесенные на подложку из нитрида кремния. Камера содержит 1,6 млн таких столбиков разных размеров, расположенных в строгом порядке. Размеры каждого из них сравнимы с размерами вирусной частицы. Проходя через этот «лес», свет «запутывается», позволяя системе работать, как оптика обычной фотокамеры. Компьютерная обработка расшифровывает полученные данные, реконструируя готовый кадр».
***
«Инженеры из Гронингенского университета сконструировали механизм, имитирующий лапы сокола-сапсана: распечатанные на 3D принтере пластиковые детали вместо костей, двигатели и тросики вместо мускулов и связок. Система захлопывает захват всего за 20мс. Устройство уже прошло испытания: новый беспилотник научился не только садиться на опоры разных размеров и материалов, но и ловить игрушку в воздухе».
***
«Мы живем в интересное время. На смену антропоцену, эпохе технологического освоения материи и энергии, приходит новацен – эпоха технологического освоения информации. И жить в новой эпохе скорее всего будут не Homo sapiens, а инфорги – люди следующего поколения, проводящие в онлайне больше времени, чем во сне. Причем они уже здесь».
***
«Изменения начинают происходить на уровне биологических, когнитивных и нейроаспектов. Эти изменения Сергей Карелов называет переходом к «алгокогнитивной культуре», когда к распределенной когнитивной сети помимо людей подсоединяются еще и алгоритмы. Ведь наш разум не заключен в одной черепной коробке – он распределен в коллективном пространстве, к которому мы подключаемся, как только рождаемся и начинается первый контакт. Развиваясь в этой когнитивной сети, распределенной в пространстве и времени, мы соединяемся и с Ньютоном, и с Дарвином, и с Пелевиным, и с Диккенсом, формируя то, что представляет сознание каждого из нас. Тем, кто вырос в изоляции, никакие миллиарды нейронов не помогут: они так и останутся маугли».
***
«Нынешние дети совершенно другие, чем в доцифровую эпоху. Ученые впервые в мире сравнили по количественным показателям три поколения детей: два поколения доцифровой эпохи (1970-х и 1990-х годов) и поколение эпохи цифровой социализации (2015-2019). Выводы были следующими: общий уровень умственного развития современных детей дошкольного возраста, посещающих обычный детский сад, выше не только уровня их сверстников из обычных детских садов ХХ века, но и уровня сверстников из специализированных детских садов с расширенной программой развития. В результате перехода к новой цифровой эпохе уровень интеллектуальных способностей старших дошкольников растет, а уровень сенсорных способностей (когнитивные способности восприятия физического мира) падает».
***
«Однако сейчас наступает эпоха иррациональности, что можно увидеть на примере распространения фейковых новостей. Доминирующий в современном социуме склад ума утрачивает рациональность и опору на коллективно признанные истины, становясь все более эмоциональным и апеллирующим к личному опыту. Люди постепенно превращаются в идиотов: усиливается интеллектуальная слепота, увеличивающая расхождение между реальностью и верой миллиардов. Факты перестают работать в качестве действенного инструмента убеждения».
***
«Осенью 2021 года инвестор Бен Ламм и генетик Джордж Черч объявили о создании стартапа Colossal со стартовым капиталом в 15 млн долларов. Первоначальная задача проекта – воссоздать мамонта и отправить его заселять Якутию. Зверь должен превратить тундру в прохладную саванну и, возможно, даже спасти планету от перегрева».

---

Читательский дневник

Федор Сологуб.

Зеленые слова так ласковы, так радостны,
Так сладостны,
Как утренний весенний сон.

Лиловые слова так вкрадчиво-медлительны,
Так утомительны,
Как дальний предвечерний звон.

Румяные слова веселые, такие звонкие,
Такие тонкие,
Как на закате небосклон.

Пурпурные слова так пламенны, торжественны,
Божественны,
Как песни праздничные жен.

Лазурные слова прозрачные, высокие,
Глубокие,
Как сердцем чаемый полон.

Жемчужные слова пречистые, таинственны,
Единственны,
Как светлый Божеский закон.

А если нет у слов окраски,
То это лишь пустые маски,
Как ни блестят, как ни звучат,
Но ничего не говорят.
Для душ, стремящихся
Расторгнуть сон
Безумно длящихся
Времен.

Дж.Д.Карр. А потом – убийство!
«- Слушайте-ка, - говорил толстяк. – Не нравится мне что-то батальная сцена…Никуда не годится. Зрительниц она не заинтересует. Вот что, по-моему, надо сделать. Пусть герцогиня Ричмондская тоже участвует в битве, сражается рядышком с герцогом Веллингтоном.
- Но, мистер Ааронсон, герцогиня Ричмондская не могла находиться в штабе фельдмаршала!
- Да ладно, а то я не знаю! Надо, чтобы все было достоверно, а то публике не понравится. Значит, вот как мы сделаем. Допустим, все штабные офицеры напились, так?
- Кто напился, мистер Ааронсон?
- Штабные герцога Веллингтона. Побывали на веселой пирушке с француженками, понимаете? Перебрали и напились в стельку.
- Но, мистер Ааронсон…
- Ну вот, герцогиня Ричмондская приходит и видит: все валяются под столом, так? Пьяные в стельку, пошевелиться не могут! Она в ужасе, потому что среди них ее брат, офицер из полка бенгальских улан, ясно? Вы поняли? Она боится, что герцогу Веллингтону будет больно, если он увидит, как ее брат накануне битвы при Ватерлоо перебрал. Пока все в порядке, да? Ведь герцог и впрямь закатил бы скандал?
- Наверное, мистер Ааронсон.
- Не наверное, а точно. Так вот, герцогиня Ричмондская должна спасти честь семьи. Она переодевается в мундир брата и прыгает на коня; в дыму никто ничего не замечает. Ну как? Правда, обалденно?
- Нет, мистер Ааронсон.
- Вам не нравится? По-вашему, паршиво получается?
- Да, мистер Ааронсон.
- Так вот что я вам скажу: в нашей картине именно так и будет».

---

Читательский дневник

Нюрнбергский процесс. Сборник материалов.
«Вступительная речь главного обвинителя от Великобритании Хартли Шоукросса. 4 декабря 1945 года.
«В одной из своих речей Гитлер, лидер нацистских заговорщиков, которые теперь предстали перед вашим судом, сказал, касаясь своих военных планов: «Я дам пропагандистский повод для того, чтобы начать войну. Не имеет значения, будет ли он основательным. Победителя потом не спросят, говорил ли он правду. При начале и ведении войны имеет значение не право, а победа – право принадлежит сильнейшему».
Британская империя дважды вышла победительницей из войн, которые были навязаны ей на протяжении жизни одного поколения, но именно потому, что мы понимаем, что одной победы недостаточно, что сила не означает непременно права, что длительный мир и господство международной справедливости не могут быть достигнуты только с помощью сильной руки, именно поэтому Британская империя принимает участие в этом суде. Есть люди, которые, быть может, скажут, что с этими жалкими существами надо было расправиться без всякого суда, сразу, что поскольку у них лично отнята возможность творить зло, их нужно бросить в бездну забвения без этого продуманного и тщательного исследования той роли, которую они сыграли в том, чтобы погрузить этот мир в пучину войны.
«Горе побежденным. Пусть они расплачиваются за горечь поражения». Но не такова точка зрения Британской империи и Британского правительства, не таким образом должен быть повышен авторитет закона в международных отношениях и в национальных границах; не таким образом должны будут будущие поколения узнать, что право не всегда на стороне тех, кто обладает большими армиями, не так должен мир узнать, что ведение агрессивной войны не только опасная, но и преступная затея.
Человеческая память коротка. Защитники побежденных народов иногда могут играть на сочувствии и великодушии победителей в связи с тем, что подлинные факты, которые никогда с точностью не регистрируются, искажаются и забываются. Достаточно только восстановить в памяти обстоятельства, последовавшие за первой мировой войной, чтобы увидеть, каким опасностям подвержены люди, отличающиеся терпимостью или доверчивостью, в связи с таким отсутствием авторитетных, юридически проверенных документов. С течением времени эти люди, отличающиеся терпимостью, проявляют тенденцию к тому, чтобы считать преувеличением, быть может, из-за того, что они так ужасны, эти факты агрессии и жестокостей, которые могут быть переданы потомству. Доверчивые люди, введенные в заблуждение фанатичными и бесчестными пропагандистами, приходят к убеждению, что это не они, а их противники виноваты в том, в чем они сами осуждают других.
И вот мы полагаем, что этот Трибунал, которые, несмотря на то, что он создан державами-победительницами, будет действовать с полной юридической объективностью, заложит краеугольный камень в разрешении вопросов современности и явится авторитетной и беспристрастной летописью, к которой будущие историки могут обращаться в вопросах правды, а будущие политики – в поисках предупреждения…»

---

Как же надоело... на дайри попадаю раз в сутки. Потом они отключаются.
Может, это знак от вселенной - нечего флудить?

---

Читательский дневник

Д.Артис. Дневник добровольца.
«19 августа. Один пленный. Сдался сам. Мальчишка. По виду домашний ребенок. Правду говорят, когда хохол умнеет, он становится русским. Это был умный хохол.
Мальчишка полз к нам, размахивая белой тряпкой. Немцы заметили его и открыли огонь на поражение. Мы прикрыли ответным. «Быстрее, быстрее, - кричим, - голову ниже пригни!» Мальчишка обделался от страха, но продолжал ползти. Глаза как у сумасшедшего, большие, неморгающие».
***
«30 августа. Бича – помкоменданта. Дедуля – водитель уазика.
Бича по рации:
- Дедуля, ты куда парней отвез?
- На лесоповал, - отвечает.
- Парням в банк надо было, деньги с карточек снять.
У меня истерика. Представил себе лица парней, которые поехали при параде с карточками и паспортами в банк обналичить денег на прокорм, а приехали валить лес.
Дедуля жжет. Мы непобедимы».
***
«31 августа. Прошлого нет. Я не помню себя до войны. Помню только какого-то беспокойного парня, вечно рефлексирующего, всего боящегося, прячущегося от людей. Себя не помню. Всплывают в голове мутные картинки, просматриваю их, будто кино или сериал. Иногда захватывающие, утягивающие в полынью красок, сюжетов, ситуаций, иногда тягучие как смола, монотонные, черно-белые. Кино не про меня. Меня в нем нет. Я всего лишь созерцатель.
Не сказал бы, что не нравится. Смотрю с любопытством. Так ребенок разглядывает жука, упавшего на спину, дотрагивается палочкой, наблюдает, как тот шевелит лапками, пытаясь вернуться в естественное положение… Мое прошлое похоже на этого жука. Настоящее – на ребенка».
***
«2 сентября. Двое парней, о которых я слышал в самом начале – прошла инфа, будто они попали в плен, - погибли. Сибирь и Барс. Их нашли одноглазые. Парни по незнанию подошли близко к позициям немцев и попали под пулемет. Были ранены. Смогли отбежать. Спрятаться. Вернуться не хватило сил. Умерли от потери крови».

С.Мусаниф. О людях и бегемотах.
«Первым делом Марина связалась с Капитаном и Профессором, объяснив им ситуацию и рекомендовав повременить с возвращением на Землю до полного ее прояснения. По поводу запрошенных ею инструкций капитан ответил следующим образом:
- Ты посвящена в подробности этого плана куда глубже, нежели мы. Ты вращаешься в этом мире, а мы только наблюдали его по телевизору, так что ты лучше приспособлена для принятия решений. Действуй по своему разумению.
Основную работу по претворению плана в жизнь выполнял Лева. Он был мозгом и идейным вдохновителем операции по слиянию двух рас. Следовательно, его следовало вытащить оттуда, куда его увезли, и вернуть на надлежащее место.
Увезли его в место для насильственного лишения свободы, что на этой планете считалось наказанием, по сути им не являясь, ибо истинную свободу ограничить невозможно. Для того чтобы вызволить человека из такого места, следовало выполнить целый ритуал. И для общения со служителями закона нужен был посредник. Таких посредников называли адвокатами.
Марина подключилась к Интернету и ввела слово «адвокат» в поисковую систему. Поиск принес обширные и бесполезные результаты. Люди пользовались словами безрассудно, не задумываясь об их истинном значении, и найти настоящего адвоката по столь широко заданным параметрам было нереально. Тогда она открыла электронные «Желтые страницы». Адвокатов оказалось очень много, видно, на этой планете проблемы с законом были скорее нормой, чем исключением из правил».

---

Читательский дневник

О.Борисов. Отзвучья земного.
«10 октября 1974г.
Товстоногов придумал замечательно: в «Мешках» должны быть живые собаки. Настаивал, чтобы мы с Давидом Либуркиным //режиссер// поехали на живодерню. «Видите ли, Олег… это как «Птицы» Хичкока. Вы видели в Доме кино? Как они крыльями машут над городом!.. Но там это проклятье, а в нашем случае собаки – совесть народа… И укусить могут, как эти птицы. И в щеку лизнут, если человека уважают… Нет, чем больше я об этом думаю, тем гениальней я нахожу эту идею!»
Видимо, он немного остыл, когда задумался, как это реально сделать. Если сначала речь шла о стае («Что нам стоит в любимом народом театре завести стаю собак!»), то потом все-таки остановился на двух. «Олег, нам нужны не откормленные, не респектабельные, а чахлые, которые в блокаду могли человека сожрать!» Две чахлые собаки – такое задание получил Либуркин. Было ясно, что на живодерню поеду и я, так как я должен этих собак к себе приручать.
На живодерне нас встретил молодой парень с удавкой. Попросил не обращать на нее внимания. Вроде как она перешла к нему от предыдущего инструктора. «Настоящий был садист», - добавляет этот, молодой. Я его почти не слышу, потому что лай и скулеж – душераздирающие. Они ведь все чувствуют – кому дня три осталось, кому десять, но не больше. Им сделают укол, и они уснут. «А что остается? Выхода нет…» - продолжает молодой инструктор. Но почему здесь, на живодерне инструктор? «А это и не живодерня – кто вам сказал? Слово-то несправедливое. Это – Дормехслужба, вот как. Вам не попадалась девочка с отгрызенным ухом? Обглоданная старушка? В Ленинграде знаете сколько укушенных за год? Двадцать тысяч. Люди, конечно, сами виноваты – заводят собак, а потом выбрасывают. Люди – варвары!» Он сказал это и пошел за собакой, которую для нас приготовил. Ему, конечно, звонили, и он уже все знал.
Морды высовывались сквозь прутья, а у одного пса, рыжего – были удивительные, полные любви глаза! Он сначала поприветствовал меня поднятием лапы: салют тебе! – и лизнул руку. У этого инструктора работала «спидола». Оттуда хрипела бетховенская «тема судьбы». Меня в одну секунду оторопь проняла – мне показалось, что у них всех человеческие глаза – не только у того рыжего. Значит, это такое наказание. В этой жизни человек совершает преступления, а в следующей – вот так за них расплачивается. И тебе очередь придет расплачиваться, и Либуркину, и этому инструктору. И еще хорошо, если тебя сделают собакой, а не лягушкой. Ведь не все же собаки откусывают ухо девочкам.
Инструктор вывел овчарку – ухоженную, с палевой холкой, уши стояли по всем правилам породы. В сердце кольнуло – такого пса грех не спасти от мыла. Инструктор погладил его против шерсти (так, оказывается, их нужно гладить) и произнес: «У богатеньких хозяев на постели валялся… потерялся, видать…» Либуркин сохранял ледяное спокойствие: «Такой овчарки во время войны быть не могло. Голод!» Овчарку увели, и я еще раз посмотрел на того рыжего «человечка». Породы не определить: наверное, отец был колли, а мать – какая-нибудь дворняжка. Сунул ему колбасу, которую принес с собой, а он… не взял. Тут еще встал на задние лапы черненький малыш, вот этот уж – совершенная дворняга, и стал сучить передними лапами. Взгляд прямой, как будто на мне застыл… Так их судьба и решилась – мы отобрали этих двоих.
Когда прощались с инструктором, он нас еще раз спросил про овчарку: может, кому домой? Я подумал, может, вправду домой взять? Начал колебаться… что скажет Алла… Но он опередил меня: «Возьму я… уж больно хорош пес. Этот будет у меня дома седьмой».

---

---

Будни чайника

У меня последние дня два дайрики адски чудят.
Выглядит это так: я подключаюсь к интернету, захожу на дайри - все нормально, можно просмотреть фленту, можно зайти к кому-то в комменты... можно посмотреть в свои комменты и даже на них ответить...
Потом я иду просматривать другие свои сайты - и когда через какое-то время возвращаюсь на дайри, чтобы глянуть, что появилось нового или там что-нибудь запостить - все. При попытке хоть куда-то перейти дайри зависают и не грузятся. И так до самого конца.
Не знаю, в общем, в чем дело, и повторится ли эта хрень и сегодня. Но, в общем, вот так.

---

Просто в телеграме -

---

Читательский дневник

Александр Кушнер.
Прощание с веком.

Уходя, уходи, — это веку
Было сказано, как человеку:
Слишком сумрачен был и тяжел.
В нишу. В справочник. В библиотеку.
Потоптался чуть-чуть — и ушел.

Мы расстались спокойно и сухо.
Так, как будто ни слуха, ни духа
От него нам не надо: зачем?
Ожила прошлогодняя муха
И летает, довольная всем.

Девятнадцатый был благосклонным
К кабинетным мечтам полусонным
И менял, как перчатки, мечты.
Восемнадцатый был просвещенным,
Верил в разум хотя бы, а ты?

Посмотри на себя, на плохого,
Коммуниста, фашиста сплошного,
В лучшем случае — авангардист.
Разве мама любила такого?
Прошлогодний, коричневый лист.

Все же мне его жаль, с его шагом
Твердокаменным, светом и мраком.
Разве я в нем не жил, не любил?
Разве он не явился под знаком
Огнедышащих версий и сил?
С Шостаковичем и Пастернаком
И припухлостью братских могил...

А.Платунова. Требуется жених. Людей просьба не беспокоить!
«Едва рассвело, я заняла пост на углу дома, высматривая мальчишку – разносчика утренних газет. Шустрый орчонок не на шутку удивился, заметив мою фигуру, закутанную в накидку. впервые на его памяти покупатель настолько жаждал городских новостей, что пришел раньше продавца.
Я сунула в руку мальчишке медную монетку и выхватила листы, еще пахнувшие типографской краской. Первую страницу я всегда пропускала, чтобы на расстраивать душу: на первой обычно печатали великосветские новости. Видеть знакомые имена, узнавать о том, что где-то продолжается спокойная безоблачная жизнь, было выше моих сил. Объявления о свадьбах и приемах, о рождении детей. Детей, которыми родители могли гордиться, а не прятать подальше от глаз в сельской глуши.
Статью об агентстве я отыскала на предпоследней странице между объявлениями о продаже «жирного и полезного в хозяйстве навоза» и рекламой детской присыпки «Мамина радость». Вздохнула. Рядом с навозом и присыпкой мой «Одинокий дракон» как-то потускнел и стал дурно попахивать. «Ах, журналюга! Месть, значит? Ладно, я запомню. А еще лучше – запишу в книжечку!»
Впрочем, о самой статье я не могла сказать ничего плохого. Да это и неудивительно: негодяй журналюга просто боялся нарваться на неустойку. Поэтому действовал тонко, не подкопаешься.
«Мадам Аро, недавно потерявшая любимого мужа, решила посвятить жизнь соединению одиноких сердец…» Слащавенько, но для брачного агентства самое то. «Деликатность, конфиденциальность, профессионализм – вот девиз «Одинокого дракона». Да? Что-то новенькое, такого я в интервью не говорила. Но звучит отлично. Журналюга знает свое дело. Однако соседство с присыпкой я ему не прощу!»