"6 августа 1808 года.
Много теперь шуму делает следующее: итальянец один возвращается из Макарьевской ярмарки с двумя гиенами, которых показывал там за деньги. Сорок верст от Москвы они у него как-то изломали клетки железные, вырвались, убежали и теперь причиняют великие опустошения. По полученным главнокомандующим рапортам, пожрали они уже 24 человека. Одну гиену мужики убили, другая еще существует, зима ее убьет: но до того времени может она наделать много вреда. В одной деревне мужики выдумали, что это-то Бонапарт: немногим ошиблись. Жестоко, что России приходится терпеть от чудищ, Африкою порожденных. Возвращаясь от князя Сергея Ивановича, который живет за городом, мы обыкновенно берем дорогу полем; тетущка велела сынку всегда городом ездить, несмотря на большой объезд; а на вопрос: "зачем?" отвечала, что "в поле может еще попасться стерва-то эта гиена". Весь город полон этим злосчастным приключением; можно подумать, что мы перенеслись во времена Пугачева: по крайней мере, о гиене говорят с тем же страхом, с каким о разбойнике говорили; может быть, и ее велят повесить, как покойного господина казацкого маркиза. Итальянец, сказывают, в отчаянии, бегает по лесам, ищет или смерти, или своих дезертиров."
1 февраля 1809 года.
Егорка, паж батюшкин, теперь в заточении прогнан к дворникам батюшкою за поступок, заслуживающий поистине медаль. Вообрази себе, что он умел вытащить из кармана Оливиери-рагузейца кошелек, взять из него два целковых и опять в карман положить кошелек. Когда же это сделал? В глазах десяти человек, покуда мы играли в вист. Каков хватик! Вот блестящие способности! Его драли в продолжение двух недель чуть не ежедневно. Оливиери настаивает, что его следует повесить, так как он обещает многое.
Холод нестерпимый, а каждый вечер идут спектакли, хотя афиши и объявляют о их закрытии при 14 градусах мороза. Всем, кто говорит об этом, Александр Львович отвечает, что он ручается только за превосходство спектакля, но отнюдь не за непогрешимость его термометра. Актеры все до одного тоже пришли с замечанием, что их заставляют играть, несмотря на объявления в афишах. "Господа, - отвечает им Нарышкин, - старайтесь избегать холода в ваших пьесах; но что холодно в России - какое до того дело?"
28 мая 1810 года.
...Бог знает, откуда удастся писать, ибо до Киева нет городов, а может быть, Киев ночью проедем. Дороги так дурны, что вообразить себе нельзя. Третью уже ночь как нас валяют, милый и любезный брат. В первую ночь Клим удержал лошадей, но вторую лежали мы во рву, а в эту ночь совсем нас опрокинули. Мазарович повалился на меня и лежа вздумал толковать, отчего нас опрокинули. Кое-как вылезли без всякого вреда для нас и для коляски. Бричка тоже хорошо себя ведет; по сию пору ничего не изломано."
7 июня 1810 года.
Ты знаешь, насколько турки суеверны, и вот тебе доказательство. Во время бомбардирования одно из наших ядер задело полумесяц наверху мечети и наклонило его в сторону России. Они уверяют, что это, среди прочего, убедило их сдаться."