Привидение кошки, живущее в библиотеке
Касательно Шарли и свободы слова - Тобайас Смоллетт из XVIII века, который вообще-то считается веком Просвещения... 
«Я в течение некоторого времени следил за тем, как газеты превратились в гнусных проводников ужаснейшей и бесстыдной клеветы. Любой злобный мошенник, любой отъявленный смутьян, который имеет возможность истратить пол-кроны или три шиллинга, может укрыться в толпе газетных сплетников и нанести смертельный удар первому лицу в королевстве, не рискуя ни в малейшей степени быть обнаруженным и понести возмездие.
На днях, когда мистер Бартон осыпал одну из знаменитостей тошнотворными похвалами, я заметил ему, что в одной из газет отзываются об этом вельможе совсем иначе, а именно так его клеймят, что ежели бы половина из всего написанного была правдой, то он не только должен был бы расстаться с властью, но и с жизнью; эти обвинения, прибавил я, повторяются без конца и пополняются новыми примерами, и раз он не предпринял никаких шагов в свое оправдание, то я готов думать, что его обвиняют не без оснований.
- А какие шаги, по вашему мнению, сэр, он должен предпринять? – спросил мистер Бартон. – Предположим, вы возбудите дело против издателя, прикрывающего анонимного обвинителя, и за клевету выставите его у позорного столба, но это скорей всего будет споспешествовать его успеху. Толпа немедленно берет его под свое покровительство как одного из мучеников, а их она всегда защищает. Толпа платит за него пеню, с ее помощью он обогащается, покупатели толпятся в его лавке, и спрос на газету возрастает в соразмерности с тем скандалом, которому она уделила место. А все это время обвинителя поносят как притеснителя и тирана, за то, что он принес жалобу, которая считается обидой. …Свобода печати – эти слова обладают огромной силой и, подобно словам «протестантская религия», часто служат целям мятежа.. Министр, стало быть, должен вооружиться терпением и безропотно выносить такие атаки.
Разумеется, честь джентльмена – слишком деликатное понятие, дабы ее можно было вверить присяжным, которых никак не назовешь людьми, отличающимися умом и беспристрастностью. Ежели невежество и пристрастие присяжных не обеспечивают джентльмену защиты закона против клеветы в газетах и памфлетах, то я знаю только один способ возбудить дело против издателя, связанный, правда, с риском, но на моей памяти примененный не раз с успехом.
Какая-то газета оповестила, что один из кавалерийских полков вел себя недостойно в сражении, и капитан этого полка исколотил издателя.
Что до свободы печати, то, как любой другой привилегии, ей следует положить границы, ибо ежели она приводит к нарушению закона, к угашению любви к ближнему, к оскорблению религии, то становится одним из величайших зол, какие когда-либо обрушивались на общество. К чему же защищать наше имущество, ежели наше доброе имя остается без защиты.»
"Путешествие Хамфри Клинкера".
«Я в течение некоторого времени следил за тем, как газеты превратились в гнусных проводников ужаснейшей и бесстыдной клеветы. Любой злобный мошенник, любой отъявленный смутьян, который имеет возможность истратить пол-кроны или три шиллинга, может укрыться в толпе газетных сплетников и нанести смертельный удар первому лицу в королевстве, не рискуя ни в малейшей степени быть обнаруженным и понести возмездие.
На днях, когда мистер Бартон осыпал одну из знаменитостей тошнотворными похвалами, я заметил ему, что в одной из газет отзываются об этом вельможе совсем иначе, а именно так его клеймят, что ежели бы половина из всего написанного была правдой, то он не только должен был бы расстаться с властью, но и с жизнью; эти обвинения, прибавил я, повторяются без конца и пополняются новыми примерами, и раз он не предпринял никаких шагов в свое оправдание, то я готов думать, что его обвиняют не без оснований.
- А какие шаги, по вашему мнению, сэр, он должен предпринять? – спросил мистер Бартон. – Предположим, вы возбудите дело против издателя, прикрывающего анонимного обвинителя, и за клевету выставите его у позорного столба, но это скорей всего будет споспешествовать его успеху. Толпа немедленно берет его под свое покровительство как одного из мучеников, а их она всегда защищает. Толпа платит за него пеню, с ее помощью он обогащается, покупатели толпятся в его лавке, и спрос на газету возрастает в соразмерности с тем скандалом, которому она уделила место. А все это время обвинителя поносят как притеснителя и тирана, за то, что он принес жалобу, которая считается обидой. …Свобода печати – эти слова обладают огромной силой и, подобно словам «протестантская религия», часто служат целям мятежа.. Министр, стало быть, должен вооружиться терпением и безропотно выносить такие атаки.
Разумеется, честь джентльмена – слишком деликатное понятие, дабы ее можно было вверить присяжным, которых никак не назовешь людьми, отличающимися умом и беспристрастностью. Ежели невежество и пристрастие присяжных не обеспечивают джентльмену защиты закона против клеветы в газетах и памфлетах, то я знаю только один способ возбудить дело против издателя, связанный, правда, с риском, но на моей памяти примененный не раз с успехом.
Какая-то газета оповестила, что один из кавалерийских полков вел себя недостойно в сражении, и капитан этого полка исколотил издателя.
Что до свободы печати, то, как любой другой привилегии, ей следует положить границы, ибо ежели она приводит к нарушению закона, к угашению любви к ближнему, к оскорблению религии, то становится одним из величайших зол, какие когда-либо обрушивались на общество. К чему же защищать наше имущество, ежели наше доброе имя остается без защиты.»
"Путешествие Хамфри Клинкера".
Я-то думала, что эту песню невозможно спеть плохо. Но Пелагее удалось. Орет дурниной. 
Потому что - у нас же сейчас массовая акция "мы все шарли", э? То есть, если шарли занимались оскорблениями и издевательствами касательно тех, кто им не нравится, мне вот не нравятся либералы, так это же логично? для святого дела свободы слова. 
Потом я думаю, что - как пишут некоторые умные люди - подобные жесты ни к чему не приводят, кроме умножения энтропии. Потом я опять думаю - но это же дневник!! какой смысл вести дневник, если не писать того и этого... потому что так и эдак... 
А нет, дальше есть и еще заметка - How White Liberals Used Civil Rights to Create More Prisons. 
)
Так что бедная Эмили так и пашет в этом семейном ресторане, как на каторге. 
Но я все-таки выжала из чертовых друзей эти повышенные чаевые. 
), первые годы после войны Севера-Юга. У четырнадцатилетней Мэтти Росс убивают отца в пьяных разборках. Девочка намеревается во что бы то ни стало добиться поимки и наказания убийцы, потому что - а как же иначе? Но убийца бежал на "индейскую территорию", в смысле, индейцев там уже не лишку, но цивилизации нет вовсе. Не долго думая, Мэтти обращается к одному из "судебных исполнителей", а попросту говоря, профессиональных охотников за головами, чьи обязанности достаточно широки и неопределенны, но они как раз могут в этих диких землях доставить беглых преступников на виселицу... Ну, или пристрелить их в процессе. 
А дикое смешение в голове Мэтти зачатков школьного образования, обрывков газетных статей, церковных проповедей и бульварных романов накладывается на изображение реальности американской глубинки - в целом суровой и далеко не радужной, если не прямо-таки жуткой - и придает происходящему явный оттенок безумия и абсурда. 
Хотя, конечно, фантастического здесь почти ничего нет. Но автор ведь изображает - со всеми подробностями и со множеством мельчайших деталей - существование человеческого сообщества (в отдельно взятом месте и в отдельно взятом промежутке времени) после гибели цивилизации... Здесь ведь, по сути, все находится в руинах - привычный уклад жизни, законы и мораль, идеология, религиозные воззрения, даже такие, казалось бы, необходимые для выживания вещи, как житейская логика и здравый смысл... Потому что - ну, как еще относится к тому, что сегодня один человек помогает другому выжить, предоставив какое-никакое пристанище и пропитание, а завтра этот спасенный спьяну пристрелит благодетеля - зачем, для чего - сам не может объяснить. А зачем он попался под горячую руку - да уж. Или весьма опытные в своем деле мужики, проведшие не один десяток лет в глуши, где не то что еды - и воды-то не всегда отыщешь, вдруг посреди этой самой глуши принимаются сдуру расстреливать взятый с собой запас провизии, "извели на это дело шестьдесят лепешек, и ни один не попал два раза подряд". Зачем, для чего - этими вопросами никто даже не задается. Здесь как будто начисто отсутствует сама идея будущего, хоть какого-то развития, так что никто даже не пытается о чем-то думать, что-то планировать на более-менее долгосрочные промежутки времени. Время здесь явно остановилось. Вот взять даже самое простое (с виду) - язык повествования. Все в принципе очень мило и забавно, пока читаешь о похождениях девочки-подростка среди убийц и грабителей. Но только до того момента, когда до тебя доходит, что вообще-то все изложенное дается во временной перспективе, то есть, это не сиюминутное повествование, это рассказывает, в общем-то, уже вполне взрослая и далеко не молодая женщина - но она, получается, не изменилась ни в чем по сравнению с собой, четырнадцатилетней? что, конечно, наводит на грустные мысли. 
Египтяне там показаны, как разжиревшие дегенераты, иудеи - как эксплуатируемая интеллигенция. Ангелы просто как неразумные хищники. Это ладно.
