[Аглая]

Неправильный детектив-5

7 мая, пятница.
Пришла к девяти. Прокурора нету. Хорошо, что не пошла к восьми. Напечатала продление по Афанасьеву. Принесли новое дело – Нехорошков, малолетка. Быстро поставила на учет. Аналитики – вот только вы сразу требуете номер. Так что я сделаю, если надо быстрее направлять наркоту на экспертизу, а там номер дела требуют. Бойцова заметила, что я ставлю Нехорошкова на учет, говорит – Нехорошков тут. Это хорошо, а то он живет на Вагонке. Спрашиваю ее – чего там Воропаев в дело втерся, по соглашению, или как. Она говорит – пока так, а там видно будет. Да нафиг он мне нужен. Вызвала Нехорошкова, вручила ему повестку, выставила.
Прокурор приехал, я пошла, но там Гальянка навалилась страшной кучей. //следователи с ГОМа//. Звонарева, Гуляева, Розанова, ужас. Пока я там дергалась, гляжу – ползут. Рожин и Бушина. Рожин с утра пьяный, в какой-то майке замызганной. Бушина на меня так торжествующе смотрит. Она настояла на своем адвокате! Дура. Я, как их увидела, обалдела. Говорю – еще десяти нет, а мы договаривались на 10.30. Рожин знай трубит – я специально пораньше пришел, давайте работать! Я говорю – так мне некогда (ага, а что я в очереди к прокурору стою, так это чисто для развлечения). Рожин вовсю горланит – вот, мне надо к одиннадцати в суд. Я говорю – что же вы мне вчера об этом не сказали, когда договаривались на 10.30. Рожин понес какой-то бред о непредсказуемой Гаранян //судье//. Я говорю – ну давайте договоримся на другое время. Нет, он не хочет. Ну, стойте, ждите…
Побежала к прокурору, втерлась за Гуляевой, пока она свое жулье водила. Чертков сидит бодрый – хи-ха, ха-ха. Оказывается, арестовывает разбойников, которые напали на Москалевых. Бог в помощь, как говорится. Чертков с Чирковым болтают, слышу знакомую фамилию – Пеннер. Говорю – это не Александр Давидович? Чертков говорит – нет, Павел Давидович. Я – ну, значит, старший брат. Говорю – младший тоже у Москалевых анашу покупал. Чертков, типа – так почему не посадили? Москалевых, в смысле. Я говорю – так посадили, а что толку, одних посадили, другие вышли. Чертков – Москалевы типа как старые большевики, одного убьешь – десять встанут. Поболтали. Я под это дело подсунула Черткову продление по Афанасьеву, он с налету подписал. Вовремя успела. После меня Гальянка сунулась с продлениями, Чертков раскричался – что за мода, продление без дел, не буду подписывать!
Привели моего Белоусова. Чертков придрался – какая необходимость его арестовывать. Почему, значит, вы не нашли мамашу, не допросили, почему к брату не сбегали на фирму (Белоусов заявил, что он там неофициально работает). Вот есть мне когда. Да я даже дела читать не успеваю, которые мне на стол кидают. И тут Белоусов сдуру как грохнет, что у него дело в суде, а так он на подписке. Чертков его вмиг шлепнул. //поставил печать на санкции об аресте//.
Выхожу от Черткова. Время, как ни странно, ровно 10.30. Говорю – ну, пошлите работать. Да какая там работа. Рожин уже ни сидеть, ни стоять не может. Топчется по кабинету с ноги на ногу, пузо чешет. Я достала бланк, говорю – допрашиваться будем? Рожин проснулся, пожелал прежний допрос почитать. Муслякал его, муслякал… Я говорю – ну, давайте уже, я вам прочитаю. Я казимировский почерк тоже плохо разбираю, но все быстрее. Прочитали, и тут Рожин брякает – ну, мы пожалуй то же оставим. Я чуть со стула не упала. Ну не дура ли Бушина. Записала, что подтверждает ранее данные показания. Назначили время на следующий четверг, и Рожин слинял, как молния. Я хотела Бушину задержать и объяснить, какая она дура, но Рожин предусмотрительно увел ее с собой. Ну, дело хозяйское. Может, девочка хочет за сбыт посудиться.
Бушина привела знаменитого Женю, который в трусы любимой девушке насовал наркоты. Некто Шляпников. Допросила его. Он тоже твердит, что поехали за наркотой для друга. Больные люди. Вот, говорит, приехали в лес, там стоит толпа, человек десять-двадцать. Я говорю – цыгане что ли? Ну, цыгане… Осмотрели их, подпустили. Я говорю – ну, прямо маевка. А дело было в майские праздники. Шляпников так серьезно – ну да, они по-моему, даже с флагами стояли. Я говорю – ну надо же. А что, говорю, цыгане наверно махали флагами и кричали «Мир, труд, май!» Или они кричали «Мир, труд, ханка»? Смешного, в общем-то, мало. Говорю Шляпникову – пусть сейчас прочие действующие лица этой драмы придут. И Чернов, которого ломало, и Семенов, который хотел ему услужить. Вроде как в среду придут. Посмотрим. Шляпников ушел и ручку у меня спер. Вот сволочь.
Пока еще сидела, допрашивала Шляпникова, явился Чирков и спросил, собираюсь ли я уже зарплату получать. Я говорю – так я не в состоянии выйти из кабинета. За Шляпниковым уже подошли Никитин и Котов – друзья наркоманы, которые с перепугу на себя, то есть, друг на друга, всего навалили. Я им сказала подождать и побежала деньги получать. Сразу разложила по долгам. Хорошо. (тьфу-тьфу-тьфу) Допросила Никитина. Студент УПИ. На пальце – золотая печатка. Все так чинно, культурно. Котов пришел с папашей. Допросила. Все то же самое. Котов сказался невротической личностью – поучился в институте, и его невроз хватил. Положили в психушку. Типа так. Я говорю – так чего за невроз-то будет от учебы. Котов так печально – вы не представляете, что такое 4-5 пар в день. Я говорю – чего не представляю, все учились. Как же, говорю, ты, Котов, работать собираешься? Беда какая. Я уже таскаюсь на работе по двенадцать часов ежедневно, все это на мне висит постоянно, и никакие неврозы не случаются. Во всяком случае, от работы никто не освобождает. Папаша Котова потом подкатил – вот, значит, мальчики уже все осознали, зачем же их в суд направлять. Ну что тут будешь делать. Как будто меня спрашивают, хочу я дело в суд направлять или нет.
Ладно, смотрю, времени уже 14 часов. Я околела, как собака. Ангардт пришла с рынка в таком же виде. Решили отогреваться горячим чаем. Ангардт все с рынка какие-то полузнки таскает. Пока Ангардт носилась по отделу с ползунками, я села наконец экспертизы печатать по Гладышеву и Нехорошкову. Скромно подсунула Чиркову на стол (а Чирков вечером – ах, я забыл экспертизы захватить!) Подъезжала Шаталова, чтобы для нее алфавитки напечатать. //карточки учета на лицо по отправленному в суд делу//. Я говорю – некогда. Шаталова осталась с нами чай пить. Рассказала как ей хорошо – скоро на пенсию идти. Как будто и без того об этом не известно. Напечатала запросы в диспансеры. Приходила Ляпина с исправработ, а я уже и забыла про них. Напечатала ей справку по Каткову (Е.) Пошла снимать копии по Крук. Увидела у Чиркова на столе дослед по Дадабоеву. Вернули из Ебурга. Перевозчик им, видите ли, нужен. Расстроилась до ужаса, аж сердце закололо. Не помню, как до конца дня досидела. Потанин приходил пугать, что в праздники работать. Но мне все уже стороной. Чирков собрал всех, зачитал график усилений. Свою фамилию не услышала. Дело Крук подшила, пошла, отнесла Чиркову. Говорю – Дадабоева в управу передавайте. Чирков с таким оживленным видом – да, надо будет этим заняться! Так я и поверила. Напомнила про ремонт (Хлыстова сегодня приходила зарплату получать, так чуть не упала. Но говорит, что ее еще долго не будет. У нее еще только больничный кончился, а отпуск еще не начинался). Позвонила домой Афанасьеву. Ничего абсолютно не слышно по Хлыстовскому телефону. Только и поняла, что он дома не живет. Кстати, Якушева – такая вобла, говорит – какая необходимость дело Дадабоева в управу передавать? Ну так сама бы и занялась этим чудным делом. Ангардт сегодня утром ходила зубы лечить в УВД-скую поликлинику. Бесплатно. Ха. Говорит – чуть там не окочурилась и последних зубов не лишилась. Еще и нахамили ей.

11 мая, вторник.
Пришла утром, дверь закрыта. Думала – Ангардт на оперативке, пошла к Малышкину ждать. Гурджиева сегодня с суток, ее два дня не будет. Малышкин по этому поводу бесится. Пришла Оксана, принесла мне пять дел. Охереть можно. Трое задержанных по сотке, и кто-то подписал у прокурора пустые бланки на арест по 90-й //без предъявления обвинения, на десять суток//. Чтоб им пусто было. Арестованы – Козак (надо будет уточнить, не тот ли, 97-го года), Гончаров, Ситников. На подписке Насонова и Григорьев. Причем Григорьеву Казимирова опять нахерачила сбыт. Колдырева опять наштамповала «нуждаюсь в адвокате». И все, как всегда, назначили исследование.
Прибежал Чирков, позвал всех к себе. Увидела Казимирову у ксерокса, поругалась с ней. Чирков говорит – выходные были тяжелые. Да уж видно! Разбой где-то – папаша лежал пьяный, малолетний сын кидался на разбойников с ножом, его заперли в туалете. Пришла мама, ее, правда, с лестницы спустили, но награбленное бросили. К вопросу о русской женщине, как говорится.
Пошла разбираться с делами. Начался ад. Только я за дело, народ валит. И так весь день. В довершение всего пришла Ангардт с дочкой. Объявила, что они на больничном, а она пришла только из-за наркологии. Девочка орала как резаная, у меня аж в глазах потемнело.
Приходили ко мне – папаша Ситникова. Я его допросила, и только в конце допроса выяснилось, что он с семьей не живет, а так, мимо проходя, решил узнать. Да чтоб тебя. С горя послала его за адвокатом (он ЧП), так он вместо адвоката поскакал к знакомым ментам. Это уже вечером выяснилось, когда меня Чирков вызвал и стал спрашивать, что у меня такое с Ситниковым, и почему этим делом интересуется какой-то РОВД.
Приходил Гришанов – этот, для разнообразия, пришел по повестке, но с опозданием на полчаса. Допросила его по делу Гуруля – по поводу шапки. Такой мальчик-одуванчик – ничего не видел, ничего не знаю, какая шапка, мы не брали. Я ему предрекла, что рано или поздно он еще к нам вляпается, и тогда мы вместе посмеемся.
Приходила Костина – дочка потерпевшего Спирина. Я ее вызывала два месяца назад, так она только что добралась. Говорит – видела, как выносили наш телевизор, но сразу не поняла, что это наш, и парней не разглядела, да и времени много прошло. Сразу-то не судьба была придти. Они все валят на бывшего сожителя Юдина. Ха-ха. Доказательств нету.
Приходил Змановский – сожитель внучки потерпевшей Середкиной. Кража из сада. Тоже был зван два месяца назад.. Добраться-то далеко шоферу. Этот вообще ничего не видел и не помнит.
Звонила опять мамаша Касьяник – насчет свидания. Я ей уже в пятницу сказала, ей все неймется. Говорит – у вас нет сердца. Говорю – нефиг было жалобы строчить, кто же виноват, что дело два года по судам валялось. Она позвонила Чиркову или Кашину, фиг знает. Чирков прибежал, говорит – Касьяник жалуется. Я говорю – мне некогда.
Приходила Казимирова. Все с той же песней «скажи, как тебе надо». Я говорю – мне никак не надо, не делайте просто ничего. Так она не слушает, никто не слушает.
Обед подошел. Протазанов не пришел. Скворцов должен был передать повестку. Хомякова позвала пить чай к себе, с Казимировой. Я говорю Казимировой – сама подписывай санкцию, если он у тебя хотел адвоката. Уже четверо суток прошло, кто-то шлепнул печать на пустую бумагу, а я, получается, сейчас нарушила право на защиту. Так она не хочет. Говорит – подписку согласна написать, а зачем его арестовывать! Я говорю – а зачем было по сотке задерживать?!
Пока сидели, явился какой-то типчик, меня спрашивает. Я говорю – кто вы? Он опять твердит, что надо. Я говорю – слышу, вы кто? Он опять – мне сказали, следователь здесь. Я – кто вы и что вам нужно? – Так что, здесь нет следователя… Ненавижу. Ненавижу. Чтобы все подохли. Я вышла в коридор и спрашиваю – вы можете внятно объяснить, кто вы такой, и что вам от меня нужно? Или мне двадцать раз спрашивать. Мнется и жмется. Типа по делу Никитина. Опять та же волынка. Насилу добилась, что якобы двоюродный брат. Я говорю – я не верю во внезапных двоюродных братьев. Пусть культурно мама придет и пояснит. Ушел. Думала, отделалась от него. Села принимать дела к производству. Так вскоре мамаша Никитина пришла. Говорит – мне сказали, что надо придти. Я, между прочим, уже раза три говорила разным лицам, чтобы она пришла вечером в четверг. Ну черт с ней. Допросила.
Пришла мамаша Белоусова. Постная рожа. Я и так уже злая была. Говорит – что, мой сыночек что ли наркоту сбывает, что его надо задерживать! Я говорю – ваш сыночек хочет адвоката, идите, ищите. Тут она мне рассказывает такую херню – адвокат скрылся, я даже не представляю, где его найти. Я говорю – у нас, в Тагиле, не один адвокат. Беда просто. Ее сыночек, между прочим, привлекается Ленинским за кражу, дело в суде типа. Я говорю – ваш сыночек – ворюга и наркоман, и вам это известно, но мне на это абсолютно наплевать. Мне, говорю, наркоманы надоели.
Пыталась усиленно наконец принять дела к производству. Мне еще нужно дело Гуруля собрать на 201-ю. Черт бы побрал все. Дежурка надоедает – почему у вас люди сидят, а вы с ними ничего не делаете. Я говорю – некогда. Побежала к Чиркову, говорю – давайте, Ситникова на подписку отпустим. Чирков болтал по телефону с Кашиным, сразу стал наглядно дело Дадабоева сплавлять в управу. Ха. Поверю, когда увижу. Чирков насчет Ситникова что-то неопределенно буркнул. Я побежала к Казимировой, говорю – пиши подписку. Гончарову напечатала санкцию, отдала в дежурку. Гончаров был такой удивленный. Спрашиваю – а где Козак? Козак типа не привезли. Я говорю – как не привезли. Распсиховалась. Потом смотрю – у него срок еще дозавтра. Крыша уже едет. Выхватила Ситникова у Казимировой. У Ситникова начался словесный понос. Я ему выписала повестку на следующий вторник, так он все не уходит, все трещит и трещит. Я говорю – посмотрим, как ты будешь по вызовам являться. У Чиркова услышала, что едут в управу. Я поскорее побежала с экспертизами. Не успела номера дел посмотреть. Ладно, думаю, потом. Потанин съездил, привез мне экспертизу Вахрушева. Смотрю – масса совпадает. Фантастика! Я от потолка написала, а оказалась та же самая! Хоть что-то приятное за день. Тут уже рабочий день закончился, а у меня все в голове заклинивает. Решила завтра придти пораньше и собрать дело Гуруля, а пока вытащила его на стол. Казимирова говорит, что в дежурку еще много наркоманов привезли. Жутко слушать. Будь они прокляты. В коридоре наткнулась на Чиркова, спросила про ремонт. Типа нет шпаклевки.

12 мая, среда.
Пришла к восьми, пыталась собрать дело Гуруля, копии печатала. Сыроегина с Чирковым отъехали в Ебург. В девять часов начался сущий ад. Ангардт опять пришла с ребенком, который сразу начал орать, так, что стекла задребезжали. Мне принесли два дела – Куприянов и Бычков. Куприянов толокся в коридоре. Я его десять раз спросила, что ему надо, кто он такой. Насилу выжала из него фамилию. Сказала придти вечером с документами (а то он типа не понял следователя). Ангардт приволокла жулика, стала ему предъявлять обвинение. Девочка бегала по всему кабинету, Ангардт с жуликом за ней метались. Она то бумаги схватит, сомнет, то кодекс разорвет. Орет без конца. Я тоже один раз подоспела, выхватила у нее повестки и дело. Под конец Ангардт вручила ребенка жулику, и тот сидел, держал ее на коленях, пока Ангардт предъявляла ему обвинение. Заглянула Гурджиева, изругала Ангардт, что та таскает ребенка на работу. (Вчера Чирков с ее ребенком сидел пол-дня). Мне тоже было предложено заняться ребенком. Я говорю – сейчас дело брошу.
Приходил Семенов с опозданием на полчаса. Я уже была сильно на психе, накричала на него. Но Семенов отказался от дачи показаний. Сказала придти во вторник что ли. Параллельно пыталась дозвониться до Косых (нет на месте), до нашей консультации (насилу). И тут меня осенило, что можно же сегодня перепредъявить Гуруля обвинение на грабеж, а раньше у него была кража. Надо же, думаю, идиотка какая. Сколько времени потратила на собирание дела. Но это тоже полезно и все вперед. Стала активно составлять обвинение. Девочка орала. Пришла Якушева со списком – вот, долги у вас. Времени уже 11 часов. Кинулась звонить в ИВС – жуликов не привезли еще. Еле слышу, что говорят в телефоне в этом бедламе. В глазах темнеет. Перепутала себя и адвоката (это мне уже потом в ИВС сказали). Допечатала постановление, побежала в ИВС. На улице снег стеной, и вместе с дождем, и все это параллельно земле. Чудесно. Пришла, как мокрый цуцик. Косых еще нет. Жуликов тоже. Давай скакать туда-сюда. Косых подошла к двенадцати. Жуликов привезли к часу. Гуруля, слава богу, привезли. Предъявили обвинение. Косых изъявила желание сразу делать 201-ю. Я говорю – а на пятницу? Она типа – чего зря таскаться. Я говорю – у меня с собой материалов по шапке нет. Она – нас это не интересует. Увидела Бердникову, у нее оказался лишний бланк 201-й, стали делать 201-ю. Косых меня извела. Писала ходатайство час. Гуруля аж сомлел. Мне стало тоскливо – я рассчитывала еще на обед успеть. Так где там. Я уж думала – она забыла, что уже не прокурор, а адвокат. Понаписала – осмотра нет, еще всякой фигни, я даже читать не стала.
Потащилась на Красную. Там Мухин дергается. Я говорю – у меня ничего не вышло с машиной (я хотела его везти на выход на Кушву). Ознакомились с экспертизами. Только Мухин за дверь – бабушка Гончарова заходит. А я ей вчера забыла позвонить. А она сама пришла. Допросила. Агитировала насчет адвоката. Не знаю, что получится.
Звонила мамаша Козак. Сегодня его вывезли к прокурору. В принципе, у меня уже есть бланки с печатью. Но можно же их сэкономить! Тут опера повалили со страшной силой – давай, Козак отпустим, он тихий мальчик, он наш помощник! Гривенский, Поленов. Я уперлась – пусть мамаша придет, мне надо чего-то прокурору показывать. Тем временем дописала дела, которые сегодня принесли. В 17 часов подошла мамаша Козак. Допросила. Говорит – сын – наркоман, четыре раза лечился. Ну, думаю, рисковать не будем. Пусть прокурор решает. Спрашиваю – так как вы думаете, арестовывать или нет. Не знает, сомневается. Ну, говорю – идите, думайте.
Пришел Чернов, мальчик-одуванчик. Допросила. Вроде вся эта компашка начала приходить в себя, уже заявляют, что покупали наркотики для себя. Раньше они говорили, что брали для Чернова, у которого ломка. По правде говоря, Чернов не походит на наркомана после недавней ломки. Говорит – договаривались попробовать, а я вообще в руках не держал. Может, удастся на него дело прекратить.
Приехал прокурор. Повела Козак к прокурору. Насилу Потанина уломала, чтобы вел жулика к прокурору. Знай себе твердит – он уже арестован. Прокурор в хорошем настроении. Снизошел к просьбам оперов, отпустил на подписку. Козак заторможенный. Вот уж у этого точно ломка. Сказала, чтобы завтра пришел ловить адвоката. Мамаша сказала, что они готовы взять адвоката, но ей недосуг с работы отлучаться.
Чернов, слушая все это, решил задать «откровенный вопрос». Конечно – посадят меня или нет? Я говорю – ну, не вижу пока вероятности, что дойдет до суда. Ну, конечно, если тебя завтра принесут обколотого, с ханкой в зубах… Чернов сразу расцвел, заявил, что этого ни в коем случае быть не может
Чирков с Сыроегиной приехали с Ебурга в 19 часов. Ездили с продленкой, говорят, в областной прокуратуре не подписали. Чертков обозвал тамошнего прокурорского надзирающего засранцем. Все так переживали. А вот когда я ездила с Палменковым, три дня подряд, никто со мной не обзванивал прокуроров, и на машине меня не возили…

@темы: Вспоминаю