"В понедельник мы с Александром Константиновичем совершили долгую прогулку, а вчера он пришел и всю вторую половину дня помогал мне делать отпечатки на "Велоксе". //фотографии// Он уже столь опытен и аккуратен, что печатает лучше меня, к моему великому огорчению. Мы славно провели время и сделали около сорока отпечатков. За последним из них у нас завязался спор вокруг нашего давнего камня преткновения: достоинств и недостатков стихов Лермонтова и личности этого поэта в целом, так что сегодня я занялась тем, чтобы прочитать побольше стихов, дабы укрепить свои позиции в следующем диспуте. У Лермонтова есть прекрасные вещи, но, будь он американцем, а не русским, он написал бы больше и не был бы убит на дуэли в возрасте двадцати четырех лет - в любом случае, это мое личное мнение, хотя, конечно, у нас есть призрак По, который всегда с нами."
"С воскресного утра крейсеры готовы выйти в течение трех часов, и никто не знает, что может произойти с минуты на минуту. Нынче днем Тед собирается купить муки и риса, чтобы отправить их на шахту, которая будет нашим убежищем, если дойдет до наихудшего, но едва ли можно ожидать, что вокруг Владивостока будут вестись какие-либо боевые действия, - скорее всего, они будут южнее по побережью. М-р Кларксон уже отослал свои припасы. Мы отправляем все это сейчас, потому что если осада или блокада или что-нибудь еще в этом роде действительно начнется, то из города не дозволят вывезти ни унции провизии. Говорят, завтра начнется мобилизация. Мы, будучи янки, находимся в довольно трудном положении: с одной стороны - наше чувство правоты и справедливости, а с другой - наши друзья, наш дом и наши личные интересы. Пятерым из моих хороших друзей предстоит оказаться в гуще схватки, и возможно, и другим тоже, и мысль о том, что может с ними статься, далеко не из приятных, а кроме того, у меня много хороших знакомых среди флотских офицеров. Мы с ужасом будем смотреть, как будут уходить крейсеры.
читать дальше...Уходит пароход с тремя тысячами японцев на борту, и они распродают все, что у них есть, потому что пароход так переполнен, что им разрешено взять только по две корзины каждому. Днем я попыталась сделать перевод на русский к моему завтрашнему уроку, но когда у тебя в голове сидит одно слово - ВОЙНА, очень трудно составить предложение на любом языке."
"Как мне хотелось бы, чтоб ты послушала наш зонофон - особенно сейчас, когда у нас есть к нему русские пластинки. Это нечто замечательное, и Тед, если бы мог, крутил бы его дни и ночи напролет. Пока мы получали пластинки из дому, я всегда затыкала уши и бежала прочь, потому что рассылаемые пластинки - позор нашей страны... Пожалуй, единственное, чему я завидую у русских, - это их музыка, и ты даже представить себе не можешь ее величия. У нас есть несколько пластинок самых прославленных русских певцов; на минувшей неделе Тед получил из Москвы целых 200 пластинок, и мы прослушали почти все и отобрали то, что нам понравилось. Больше всего одна - Рубинштейна под названием "Горные вершины". Это величайшее из того, что я слышала в своей жизни, и мне не надоедает ставить ее снова и снова. За нею - колыбельная песня Чайковского, а затем еще десятки других, все хорошие, но пока еще я не прослушала их так, чтобы выбрать любимейшие."
"Вчерашним утром я печатала фотографии, когда раздался пушечный выстрел. У меня сердце чуть не замерло, и казалось, прошел час, когда раздалось еще два, и тогда я поняла, что это был сигнал к войне с адмиральского крейсера "Россия". Вскоре после того я получила торопливую записку от Павла Павловича, к которой прилагался адрес его невесты и в которой он просил меня написать ей, что "Громобою" приказано выйти в море, и поскольку он был на вахте, у него не было времени написать. Я как можно скорее высушила свои фотографии и послала одну Александру Константиновичу, которую он ожидал сегодня получить, и написала ему и Павлу Павловичу. Что мне оставалось? Хоть это и былог вопреки моей совести и чувству справедливости, но я пожелала им победы и дала свое благословение (это русский обычай). Сердце мое в эти дни намного сильнее разума, и я чувствовала бы себя убийцею, если бы не сделала этого, ибо мы такие хорошие друзья и товарищи, а я знаю, что поражение для них равнозначно смерти.
А затем корабли отплыли один за другим: сперва "Россия" - около двух часов, затем "Богатырь", потом "Рюрик", а самым последним, около четырех - "Громобой", и я молилась за него, пока он не скрылся из виду. Я не пошла на лед, чтобы помахать им на прощание, ибо я не могла этого вынести.
В полдень стали ползти по городу слухи, что ночью японский миноносец поразил три русских боевых корабля на рейде Порт-Артура и что произошло сражение при Ялу, в ходе которого погибло 700 японцев и 300 русских, и оба сообщения были подтверждены. Затем пришел м-р Швабе и сказал, что ему велено в три дня покинуть город, как и всем англичанам и японцам, и что через две недели должны будут уехать все иностранцы, и у него эти сведения от командира крепости. Это перечеркнуло все наши планы отъезда на шахту, и мы вместо того вынуждены начать приготовления к отъезду в Шанхай. Моли Бога, чтобы тебе никогда не испытать того, что сейчас испытываем мы. После смерти нет ничего горше, чем выезжать из собственного дома, зная, что вероятность увидеть его снова составляет один к десяти. Мы пакуемся со всей возможной быстротой, ибо совершенно не исключено, что нам прикажут выехать в двадцать четыре часа. Днем мы готовим вещи, а вечером Тед помогает укладывать их. Вчера вечером Тед с Сарой упаковали серебро, а я сидела и плакала, чем занималась чуть ли не весь вчерашний день. Тед счел своей обязанностью напомнить мне, что я - чистокровная янки и не должна терять головы, как русская женщина. А я как раз потеряла голову, потому что уход кораблей совсем меня сломал."
"Мы оставили все намерения уехать на шахту, потому что по всей округе рассеяны казачьи разъезды, а это значит, что за пределами города не останется и квадратного дюйма безопасной территории, ибо казаки - сущие дьяволы, в сравнении с которыми наши индейцы представляются просто сестрами милосердия. Я не боюсь японцев, ибо, высадись они тут, что весьма маловероятно, они отнеслись бы с уважением к нашему флагу, ибо они знают, что это такое, но эти казаки едва ли подозревают, что помимо России существуют еще какие-либо страны, и у них нет уважения ни к кому и ни к чему.
Как это плохо, что людей, развязывающих войны, нельзя обязать сражаться друг с другом лицом к лицу, вместо того, чтобы втягивать в них тысячи других."
"Жадными глазами мы прочитываем телеграфные сообщения и гадаем, скоро ли начнутся в Вашингтоне переговоры, а еще гадаем, сумеют ли стороны договориться и сколько времени у них это займет.
...Мы были поражены, когда узнали из телеграфных сообщений, что делегаты на мирных переговорах встретятся в Портсмуте //штат Мэн//. Если город окажется достоин своей репутации по части скуки, то русские, думаю, пообещают японцам все что угодно, только бы перебраться в какой-нибудь город повеселее. Г-же Линдгольм приснилось, что сюда приехал микадо, и они с ним и г-ном Линдгольмом дружески выпили по бокалу шампанского у них в гостиной, а потом г-жа Корнельс видела во сне, будто принимает у себя в доме японского генерала, у которого такой длинный нос, что она приняла его за руку и пожала, но что это сулит - мир или несварение желудка - покажет только время.
Д-р Штейн разъярен из-за того, что для мирных переговоров выбрали Америку. Он говорит, что это враждебная страна и что Америка использовала Японию в качестве орудия, чтобы сделать России то, чего сама она сделать не захотела, - ну можешь себе представить: то, что я выпалила, было, как двенадцатидюймовый снаряд с "Микасы", и я чуть не оторвала моему бедному другу голову. Я сказала ему без обиняков, что жажду залепить ему оплеуху, ибо такому умному человеку, как он, должно быть стыдно говорить такие глупости. К счастью для него, в этот момент появился Тед и, конечно же, взял сторону Александра Константиновича, как обычно. А.К. очень меня любит - так же, как и я его, но в том, что он мой лучший друг среди русских, есть для него и определенные неудобства, ибо я выкладываю ему все, что хочу, чего я не посмела бы сказать тем русским, которые мне не нравятся."
Элеонора Лорд Прей. "Избранные письма. 1894-1906 год"