понедельник, 04 ноября 2013
Из переписки братьев Булгаковых.
"6 февраля 1812 года.
Какие тебе дать новости? На той неделе меньшой брат Орловых застрелился, но жив остался. Случай удивительный! Чтобы не дать промаху, он положил три пули в пистолет и так туго набил, что ствол не выдержал, и пистолет разорвало; пули, чем идти вперед, в рот, пошли вбок и назад; однако ж Орлов обжег себе лицо и ранил плечо. Говорят, что он проиграл 190 тысяч в карты. Это забавно, что через двадцать лет можно будет сказать о нем: вот человек, застрелившийся в 1812 году."
"16 апреля 1812 года.
Только что вышел манифест о новом рекрутском наборе. С 500 - двух человек. Он очень хорошо написан. Видна другая рука, нежели Сперанского; так говорит отец с чадами своими. Так что манифест был здесь принят с большим воодушевлением.
Дела со злодеями идут хорошо. Все умные люди того мнения, что Бонапарт должен будет атаковать нас с обессиленными и недовольными войсками прежде осени, или отступить совсем из-за голода, который жестоко ощущать начинают. Выйдет им Россия боком!"
"13 августа 1812 года.
Здесь большая суматоха. Бабы, мужеского и женского полу, убрались, голову потеряли; все едут отсюда, слыша, что Смоленск занят французами.
Наташу отправляю я на всякий случай во Владимир с детьми, а сам останусь здесь //в Москве// с графом. Все спокойно у нас. Я поклянусь, что Бонапарту не видать Москвы, но не худо детей и Наташу обеспечить. Где с ними после возиться? Лучше согрешить избытком предосторожности."
читать дальше
"28 октября 1812 года.
Я тебе пишу из Москвы или, лучше сказать, среди развалин ее. Нельзя смотреть без слез, без содрогания сердца на опустошенную, сожженную нашу золотоглавую мать. Теперь вижу я, что это не город был, но истинно мать, которая нас покоила, тешила, кормила и защищала. Всякий русский оканчивать здесь жизнь хотел Москвою, как всякий христианин оканчивать хочет после того Царством Небесным. Храмы наши все осквернены были злодеями, кои поделали из них конюшни, винные погреба и проч. Нельзя представить себе буйства, безбожия, жестокости и наглости французов. Я непоколебим в мнении, что революция дала им чувства совсем особенные: изверги сии приучились ко всяким злодеяниям, они видят кровь человеческую с равнодушием, всякое бедствие, ими причиненное, им равнодушно, грабеж - естественное их упражнение. На всяком шагу находим мы доказательства зверства их. В Богородске обмакнули они одного купца в масло, положили на костер и сожгли его живого, смотрели на его страдания и раскуривали в огне трубки свои; здесь насильничали девчонок десяти и одиннадцати лет на улицах, на престолах церковных. Оставляя Москву, они взорвали Кремль, но этот последний подвиг ярости их был неудачен. Соборы и Иван Великий остались целы, а пострадали: часть Арсенала, две башни, Кремлевская стена к Москва-реке и колокольня около Ивана Великого. Грановитая палата сожжена. Бог показал великое чудо. Образа Сына Божия на Спасских воротах и Николая Чудотворца на Никольских не токмо невредимы, но стекла в них и фонарь целы, тогда как от кремлевской мины и удара полопались стекла здесь, в графском доме, и под Девичьим, то есть на другом конце города.
Я приехал сюда с графом 24 октября. Для любопытства твоего прилагаю роспись оставшимся домам. Они не сгорели, но зато разграблены. Почти девятая часть города остается только. Наши слободские дома целы. Много в них расхищено; все же, что я нашел в них, мебелью, отправлено мною в подмосковную; библиотека вся перемешана, разрыта. Книги валяются по полу, даже по двору. Однако же я бился трое суток и кой-какие увражи привел в порядок; все, что соберу, пошлю в деревню.
В саду много порублено; я нашел там мертвых лошадей, коих мы зарыли; беседки перебиты, в них искали, видимо, клады. Вообрази, что живучи сами в доме, эти разбойники сделали из залы, что из фальшивого мрамора, нужник свой, а у тетушки в доме стояли лошади. Дом бедного Фавста сгорел до основания, равно и Волкова и Жанно. Часть моих пожитков и книг батюшкиных сгорела у Фавста. Вино сладкое батюшкино было у Волкова. Погреб разбит в подвале, и теперь слышал я запах славного нашего венгерского вина. Во многих частях города такая пустота, что нельзя осмотреться, ежели бы не церкви. Вообрази, что я от Белявина дома в Слободе шел прямою линией до самой почты, все по развалинам, имея направлением Меншикову башню.
Все сии несчастья, все опустошения снесем мы с радостью и без ропота, лишь бы злодей нашел в России гроб свой."
"28 ноября 1812 года.
Благодарение Богу, дела идут как нельзя лучше и господин Бонапарт уносит ноги куда как быстрее, чем шел к нам, оставляя все и самую свою армию, которую на каждом шагу гонят и бьют. Вот и низвергнуты и он, и слава его, ибо без армии он может говорить что угодно, уж ему не поверят. Надеюсь, что событие это откроет глаза всей Европе на его истинные цели и на то, что спасением своим обязана она нашему отечеству."
//ага, надейтесь...
//
"30 декабря 1812 года.
Я пишу тебе второпях: еду с графом объезжать губернию и смотреть, все ли мертвые тела зарыты или сожжены в Бородине и других местах."
"11 февраля 1813 года.
Москва все та же Москва, то есть золотое дно, город, в коем уже более 120000 обитателей, 4000 заново отстроенных лавок и снабженных всем, что токмо можно вообразить; запасы еды изобильны, жизнь недорога, а главное, Москва есть почти единственный город, изъятый от болезней, кои свирепствуют во многих губерниях. Мертвые тела сжигаются с большой живостью, и мы не боимся весны."
"14 мая 1813 года.
Ты можешь себе представить, любезный брат, какой был для нас удар кончина твоего покровителя /Кутузова/.; будучи так поражен, изумлен сей неожиданной новостью, должен был я еще скрывать грусть свою внутренно и стараться давать хороший пример почтенному старичку папа. Грустил старик о участи нашей армии, говоря: вот теперь будет Бонапарт сам; у нас все люди молодые, сделают ошибки. На мою помощь подоспела славная победа 20-го у Люцена, которая чрезмерно его обрадовала, и он целый день твердил: "Вот вам и великий Наполеон! Кутузова нет, холода нет, того нет, сего нет, а мы его бьем, мы его бьем! Объясните-ка мне это."
"27 мая 1813 года.
Я получил два твоих прошлогодних письма; как они были бы мне интересны тогда! Представь себе, что я только теперь получил кучу приказов, отправленных мне адмиралом во время моего губернаторства! //с начала войны//"
На мою помощь подоспела славная победа 20-го у Люцена, которая чрезмерно его обрадовала, и он целый день твердил: "Вот вам и великий Наполеон! Кутузова нет, холода нет, того нет, сего нет, а мы его бьем, мы его бьем! - это тем занятнее, что при Люцене, а позже и при Бауцене, а потом и при Дрездене - Наполеон нас поколотил. Его это не спасло, но всё же...