Д.Щеглов "Три тире".
"13.07.1944. Стоят возле забора - угрюмые, с безвольным и тоскливым видом... в немецких коротеньких мундирах. На рукавах белый круг, под которым желтым цветом написано "РОНА" (Российская освободительная народная армия). Под буквами у некоторых черный крест. На пилотках или казацких меховых кубанках - черепа и кости. Да, это солдаты русской штурмовой бригады СС, так называемой бригады Каминского: восемь тысяч солдат и восемь танков. Русские люди в частях СС! Странно слышать русскую речь от людей, одетых в чужие серо-зеленые мундиры. И объясняться с ними по-русски гнусно, словно мараешь родной язык.
Они бормочут что-то невнятно, тускло и нехотя. Сейчас им безразлично все.
- Чего уж говорить... все шли, словно ремнем привязанные: бабы, дети, коровы и хозяйство... все с собой! Кто мог... ну, одинокие... тот бежал, да и то с опаской... И так и этак выходило - все равно конец.
Но стоят среди них и другие, отпетые головорезы. На вопрос: много ли русских людей убили? - они отвечали нагло и с ухмылкой:
- С нас хватит!"
"18.07.1944. Снова идем вперед. На север от нас, в каких-нибудь полустах километрах, освобожден город Гродно, а перед нами важный стратегический пункт и краевой центр - Белосток. Все дороги вокруг минированы, мосты взорваны - и это задерживает продвижение. А в то же время нельзя от противника отрываться, нельзя позволить ему укрепиться на новых позициях. Это понимают все. Но так же ясно нам и то, что бойцы устали, выдохлись, обессилели."
"22.07.1944. По Москве прошло 60 тысяч пленных, захваченных нашим 2-м Белорусским фронтом. Мы называем их: "наши пленные". Это наш трофей! И шли они через Москву со своими генералами впереди.. Хотели иметь Москву... Пожалуйста! Получайте! По этому поводу у нас везде идут веселые разговоры. И вот другое сообщение, которому еще не вполне даже доверяешь, вернее, не знаешь, как его надо оценить. Вчера на Гитлера совершено покушение!"
"24.07.1944. - Вы знаете, чем я потрясен? - сказал мне Цайс, когда пленных увели. - Он впервые увидел своего врага... Русскую армию он представлял иначе."
читать дальше
"29.07.1944. К генералу Собенникову, заместителю командующего нашей 3-й армии, явились парламентеры от лондонского польского правительства и самоуверенно заявили:
- Мы хозяева этого района, так как земля это польская, и мы можем сейчас же принять власть. Административная сеть подготовлена и опирается на вооруженную силу.
Собенников помолчал и сказал переводчику:
- Дело такое... Переводи. С лондонским польским правительством у нас, Советской власти, отношений дипломатических нет, и потому мы считаем пришедших польских граждан чистыми самозванцами.
Поляки вспыхнули и "гонорово" заговорили на своем языке.
- Мы имели честь предупредить пана генерала. Власть Армии Крайовой в таком случае будет введена на землях Польши без вашего разрешения. Мы действуем от имени народа польского!
Собенников медленно поднялся.
- Я не желаю обсуждать с вами этого вопроса. У вас нет никаких полномочий от своего народа. Второе: идет война, и всякие действия без разрешения советской власти караются. Все."
"Мимо дома, где я сижу, медленно прошел отряд польских партизан из Армии Крайовой. Когда мне сообщили о них, я вышел на крыльцо, но они даже не приветствовали советского офицера и только хмуро и с неприязнью посмотрели на меня. Капитан Болотников, хорошо владеющий польским, крикнул:
- Еще Польска не сгинела!
Но никто в ответ не улыбнулся и не откликнулся. Таинственно и молча они удалились в лес."
"18.08.1944.У нас появился новый сотрудник Мария Ивлева. Высокая и ловкая, самоуверенная женщина. Кто она, сразу стало понятно, когда Нечупенко конфиденциальным тоном, едва шевеля губами, чуть слышно процедил:
- Вы сразу с нее не требуйте очень много. Генерал просил, чтобы мы ее сперва обучили... в канцелярии.
Но эта девица уже была обучена занимать хорошее место в жизни и ничему другому учиться, по всей вероятности не хочет. На машинке она стучит двумя пальцами, едва-едва преодолевая сложные для себя слова наших донесений. Зато свое кредо жизни она нам высказала точно:
- На войне все женатые мужчины живут как холостые, а холостые - как женатые."
"26.08.1944. Наши войска все ближе подходят к границам Пруссии и все острей, и злее, и тревожней становится вопрос: как будем и как должны мы себя вести в Германии? Сегодня в штабе дивизии старший лейтенант Окучин, весьма заслуженный и смелый командир, спросил Амосова:
- Вот у меня, товарищ генерал, немцы изнасиловали жену, убили всех детей и близких, могу я изнасиловать немку, когда войдем в Германию?
В его тоне слышался вызов, словно заранее он уже отвергал отрицательный ответ. Должно быть, генерал это почувствовал и иронически засмеялся:
- Нет, дорогой Окучин, это у тебя выходит несерьезно, ты этим себе и ей только удовольствие доставишь... А вот восстановить разрушенное мы с них потребуем! А народ немецкий... в нем мы разберемся, отсеем все негодное, а в целом он еще пригодится... И нам, и человечеству, и самому себе..."
"15.09.1944. Новое соотношение сил заметно отражается и на нашем быте: в штабе армии уже больше не отрывают блиндажей, потому что немецкая авиация бездействует."
"Мы с ним зашагали вдвоем по грязной темной и печальной деревеньке.
- Вы подождите, дорогой майор... - говорил он, шлепая по лужам, не разбирая, куда ступить. - Вы подождите, вот увидите... все придет скоро в норму. А сейчас не надо об этом спорить... Ей-богу же, не надо. Вот исподволь, на ходу... высказывайте свои мысли, но не спорьте. Вопрос серьезный... Россия выстрадала, кровью обрела право на месть... А допустить нельзя... нельзя допустить личной мести! Вы понимаете? И в ЦК, наверно, думают... и скоро пришлют указание. Это же государственной важности, огромнейшее дело..."
"23.09.1944. С горечью и с большой тревогой делились своими мыслями офицеры о том, что очень слаба дисциплина у тех, кто был в партизанских отрядах, не сразу они привыкают к точности сложного огневого боя. Говорили еще о неопытности молодых офицеров, об их малом авторитете в глазах бывалых солдат. И снова, конечно, заговорили о том, как будем себя вести на немецкой земле с простым немецким народом.
- Ну конечно... он трудовой, рабочий, все ясно! Но ведь он до сих пор продолжает поддерживать гитлеризм. Так как же с ним все-таки быть, товарищи офицеры?"
"19.10.1944. Неожиданно на улице увидали офицеров из польского корпуса. Они были опереточно великолепны! Их щегольство изысканно, низко спущенные сабли стучат по мостовой."
"- Сейчас наступает самый трудный период завершения войны. А вы что думаете? Как в кино: бог войны отыграл, пехота пошла вперед и немец побежал! Ура-ура! А вот домой идти назад некому..."
"- Конец войны нам может принести, понимаете, больше жертв, чем вся прошедшая до сих пор война. Мы ждем от немцев еще их "химию". От них всего можно ждать."
"15.11.1944. Сегодня вдруг поймали Прагу и слушали "Декларацию Комитета освобождения народов России". Это было что-то бредовое! Советская Россия громит фашизм, противник знает, что готовится удар, и, по всей вероятности, последний, а нам на русском языке передают 14 параграфов "устроения новой России" и обещают изменить существующий социальный строй. И как же они собираются осуществить свои "социальные мечтания"? Первое - организовать вооруженные отряды в тылу Советского Союза. Второе - вызвать полное отчаяние у советских граждан (?). Третье - увеличивать рост вооруженных сил у генерала Власова. Четвертое - крепить союз с народом, нашедшим новую государственную форму, то есть, с фашистской Германией. После торжественного прочтения этой декларации зазвучали "Коль славен" и... марш композитора Дзержинского из оперы "Тихий Дон".
"18.11.1944. Из документов становится понятней цель немецкого командования: ослабить нас у своих границ настолько, чтобы достигнуть "вечного" военного равновесия и тогда заключить компромиссный мир. Затишье на нашем фронте они рассматривают как проявление нашей слабости. И это им удалось внушить солдатам: за последние недели в фашистской армии не наблюдается дисциплинарных нарушений.
Еще год назад фашистские солдаты цеплялись за каждую деревню, за опушку леса, за канаву... а сейчас отходят, если над головою нет бетонных перекрытий. Конечно, боевые качества врага опасно уменьшать, и все-таки в своей докладной я позволил сделать вывод, что если наша артиллерия разрушит укрепления Восточной Пруссии, то в "чистом поле" боевая сила немецкого солдата будет невелика."
"21.11.1944. Сажусь к приемнику. Сразу же попалась оригинальная двойная передача: последние известия из Берлина и тут же комментарии из Лондона на немецком языке. Берлинский диктор говорит: "Продвижение противника у Метца ночью было задержано...", но чей-то голос уверенно перебивает: "Метц уже взят! Не врите!" Так как немецкий диктор не слышит, он продолжает говорить: "Французское продвижение у Бельфора остановлено..." И снова четкий голос возражает: "Врете! Французы вышли уже на Рейн." Придумано это остроумно и технически сделано очень ловко. Суть здесь не только в контринформации. Мне кажется, здесь верен и психологический расчет: вокруг Германии стягивается кольцо даже в небесах."
"16.12.1944.Член политбюро подполковник Абашин, славный, вдумчивый и очень уравновешенный человек, сказал:
- Обсуждали мы на бюро твои "родимые пятна". Ну что же... полезно ты говорил, расшевелил людей... И вот решили тебе поручить доклад о советском патриотизме. Так что готовься.
Конечно, такой поворот приятен, но что могло произойти, если бы восторжествовала "бдительность" людей, подобных Сидорову и Полоусову? И вот я думаю: кто выдвигает их на ответственные должности? Они справляются,пока все идет "нормально", пока сотрудники неплохо делают свое дело, то есть, по положению, "спущенному сверху". Инициативы снизу такой командир не любит. Свежей и новой мысли не терпит. Это "командир-посредник": что сверху ему укажут, то он и передаст своим подчиненным. Тайна их продвижения мне непонятна. Разве мало у нас талантов? Или с талантами больше всяческих тревог и беспокойства?"
"От этих слов мне стало душно. Все есть как будто бы у человека: и честность, и старательность, и правильная политическая мысль, но тягостно возле него, словно твоей душе подрезали крылья."
"11.01.1945. Доклад об армейской поэзии делал А.Исбах. Отрывки из солдатских писем: "Недоволен я сам собой и что же мне делать: талант-то есть, а громадности не хватает." "Уважаемая редакция! Помещайте больше стихов. Пишу перед новым боем. На фронте музыки нет, а стихи как музыка. Прочитаешь вслух - и всем сразу легче."
"13.01.1945. Последний день мы на землях Польши. Повсюду население встречало нас прекрасно, и надо сказать, что с нашей стороны поддерживался строгий, я бы сказал, почтительный порядок. Почти везде помещики бежали с немцами, и крестьяне довольно расторопно поделили между собой землю своих панов."
"23.01.1945. Приказ о вступлении в Силезию войск 1-го Украинского фронта прослушали торжественно, как стихи."
"Немецкое население пока что не встречалось. Оно исчезло, его как будто нет. Говорят, что люди скрываются в лесах. Вполне возможно. Зато по всем дорогам тянутся повозки с угнанными русскими и поляками. Назад, домой! Русские девушки. Расспрашиваю их - откуда? С Орловщины, из Гомеля, из-под Минска."
"27.01.1945. Со всех сторон нас окружает жирный быт Германии. Заглядывая в кладовые и погреба, видишь добро, награбленное по всей Европе. В городских квартирах и в двухэтажных хуторских домах полно муки, крупы, халвы. Чего тут только нет! Консервы из Португалии, Голландии, вино из Италии, из Франции...
- А мука это наша... Наша мучица! - хозяйски определяет боец, с любовью растирая муку между своих темных пальцев. - Белгородская... и на вкус - она!
В аккуратных домиках-виллах постигаешь психологию высокомерия и расового самомнения. Завоевание Европы здесь ощутимо весьма реально: страны читаются на этикетках, и даже стулья с гнутыми спинками на обратной стороне сиденья имеют знак: пятиконечная звезда и полукругом - название белорусской фабрики. Наша!"