Б.Шоу. Автобиографические заметки.
«Трусы пьют спиртное, чтобы заглушить потребность в настоящих возбудителях; я же избегаю алкоголя, чтобы испытать их истинный вкус».
«Из-за отсутствия материальных затруднений происходит чрезмерное развитие личности – правда, у тех, кому есть что развивать и кого не приучают, как солдат, жить не думая».
«… Они считали себя божьими слугами, но ведь и я считаю себя слугой творческой эволюции, что в конечном счете одно и то же и что делает меня таким же, в сущности, религиозным существом, как и они; существом, для которого еда, питье и рождение детей – лишь досадная необходимость по сравнению с тягой к более обширным и глубоким познаниям, к лучшему пониманию, к умению владеть собой и создавшейся ситуацией. Поэтому я не вижу оснований, почему бы и меня когда-нибудь не канонизировать. Быть может, так оно и будет».
«Все автобиографии лгут, причем не случайно, а преднамеренно. Ведь надо быть отпетым негодяем, чтобы еще при жизни обнародовать всю правду, и не только о себе самом, но и о своей семье, друзьях, коллегах. И наоборот, только ангел во плоти сохранит истину для потомков, тщательно утаивая ее до тех пор, пока не останется никого, кто мог бы ее опровергнуть».
«Нам всегда кажется, что жизненный путь каждого из нас неповторим, тогда как в действительности на 99% наши биографии совпадают, а об одном проценте гадалки как раз умалчивают».
«Со мной никогда не происходило ничего невероятного. Если кто и нарушал однообразное течение моей жизни, так это я сам».
«Не бывает на свете двух людей, у которых одно и то же событие запечатлелось в памяти совершенно одинаково».
«Самые лучшие автобиографии – исповеди, но у настоящего писателя все книги исповедальны».
читать дальше
«… Безусловно, существует какая-то связь между заливистым хохотом моего отца и успехом моих комедий».
«… Мучительные угрызения совести и сознание собственной неполноценности – и т, и другое уважающему себя критику строго противопоказано.»
«Мои отношения с соседскими мальчишками ничем не отличались от отношений между гангстерами; по существу, мы были даже хуже, ведь гангстеры по крайней мере стремятся к наживе, мы же безобразничали просто чтобы покрасоваться друг перед другом».
«Классовый антагонизм исчезает лишь при относительном равенстве доходов, когда представители разных сословий готовый будут породниться».
«Своим происхождением простые люди кичатся не меньше нашего и нет ни одной крестьянки, которая бы не смотрела на свою соседку сверху вниз».
«В любом доме, где есть кухня и гостиная, собаке будет одинаково хорошо и со слугами, и с хозяевами. Человек же не таков, он – животное разборчивое».
«… Ситуация сложилась необычная, а когда власти не знают, как быть, им остается делать то же, что и в прошлый раз».
«Вы когда-нибудь задумывались над тем, что историю невозможно выучить по голым фактам, расставленным в хронологической последовательности? С тем же успехом можно было бы почерпнуть сведения о Лондоне из телефонного справочника.»
«… Если человек умнее окружающих, он представляется им таким же нелепым, как если бы он был глупее».
«Однажды тот самый студент мимоходом заметил, что нет ни одного мальчишки, который бы не мечтал стать великим человеком. И тут вдруг до меня дошло, что я никогда прежде не задумывался, буду ли я великим человеком, по той простой причине, что всегда считал себя таковым.»
«Мы любим не те города, где родились, а те, что завоевали».
«… Даже профессия литератора, которая не предполагает академических знаний и дорогостоящего оборудования, требует массы свободного времени и свежей головы в придачу».
«Все мои попытки заниматься «искусством ради искусства» неизменно терпели неудачу – ведь это все равно что забивать гвозди в бумагу».
«Когда извлекаешь на свет старые бумаги, которые сродни старым могилам…»
«Стиль как таковой меня никогда не занимал: ведь это та мелодия, что сама, без посредства автора, проникает во фразу. Когда писатель говорит то, что должен сказать, с предельной точностью и целеустремленностью, ему, если только у него есть чувство слова, о стиле заботиться не придется».
«Героиня – славная, доброжелательная, радушная, добропорядочная и уживчивая женщина, которая, однако, не умеет за себя постоять, - в результате остается ни с чем. «Не могу понять, почему ей так не везет, она ведь такая хорошая!» - восклицаем мы, руководствуясь расхожей обывательской логикой. Можно подумать, что сильный человек непременно хороший».
«…Я нередко списывал своих героев с живых людей, будто писал не книги, а картины».
«Истинное искусство должно уметь скрывать искусственность.»
«Дело критика – придираться, требовать большего, биться головой о каменные стены, свято веря в то, что три-четыре крепкие головы способны сокрушить любую стену, преграждающую путь человечеству».
«В прессе, как и везде, чем меньше разговоров, тем больше свободы».
«… Я никогда не пользовался приевшимся журналистским «мы» и все статьи писал от первого лица».
«… Он больше всего ненавидел серость и убожество, из чего в основном и состоит наша жизнь».
«Театр играет не менее важную роль, чем церковь в Средние века, и гораздо более важную, чем церковь в наше время. Театр – это то место, которое объединяет людей».
«Критический разбор, в котором отсутствуют личные симпатии и антипатии, ровным счетом ничего не стоит. Ведь критик – это тот человек, который умеет воспринимать хорошее и плохое в искусстве как нечто непосредственно его касающееся».
«Состоять в долгой интимной переписке могут только люди, которые никогда не встречаются».
«Поскольку критики, в особенности проницательные, сродни зубным врачам в том смысле, что часто причиняют чувствительную боль чувствительным людям, да к тому же делают это играючи, со вкусом, они производят впечатление садистов».
«… Театральность лучше всего определяется как «много шума из ничего».
«Говорят, гений не ждет, пока подвернется благоприятная возможность: он сам создает ее. Но возможности бывают разные, и приходится между ними выбирать.»
«Режиссерская работа не совместима с актерской: актер провалится, если будет критически смотреть на своих партнеров. Нельзя одновременно дирижировать оркестром и играть на барабане».
«Слава приходит слишком поздно и приходится обходиться без нее…»
«Никто не доставлял драматургам столько неприятностей, как Три. Читая пьесу, он думал лишь о том, как бы заинтересовать зрителей, доставить им удовольствие. А ведь это дело драматурга, а не актера. Задача актера состоит в том, чтобы зритель на какое-то мгновение поверил, будто наблюдает за настоящей жизнью настоящих людей. А от автора требуется, чтобы зрителю было интересно. Если же автор терпит неудачу, актер может спасти пьесу, навязав автору свою фантазию, вытеснив его со сцены.»
«Просчеты и ошибки театров сродни просчетам на полях сражений – они непростительны. Если актер или драматург упустили свой шанс, то упущен он на многие годы, быть может, навсегда: ни пьесе, ни роли во второй раз удача сопутствовать не будет.»
«Если хотите мне польстить, не говорите, что своей философией я спас вашу душу. Скажите лучше, что я, подобно Шекспиру, Мольеру, Вальтеру Скотту, Дюма и Диккенсу, создал галерею героев, которые стали вам ближе ближайших родственников и которым предстоит еще долгая жизнь…»
«У вымышленных персонажей должно быть нечто вроде детства, когда нельзя предугадать, кем они станут, и иногда, возмужав, они неожиданно выдвигаются на передний план, превращаясь в главных действующих лиц».
«То чувство, каким я ощущаю своих героев, выразить невозможно. Оно не имеет ничего общего со зрением, слухом, вкусом, обонянием или осязанием».
«Реально существующие люди часто до неузнаваемости преображаются в художественном произведении, в них ощущается некоторая законченность».
«Я могу научить начинающего драматурга всему тому, чему научился сам. Все наставления наверняка уместились бы на полстранице. Но есть ли смысл учить тому, чему можно научиться и без меня?»
«Ни одному писателю не мешает, что у его героев всего одна голова и две ноги, и он не может оказаться в двух местах одновременно. Сходным образом и настоящий драматург не станет сетовать на то, что он вынужден работать в более стесненных условиях, чем прозаик. Нет ничего более смешного, чем заставить прозаика работать над своим романом на сцене, а не на бумаге. Он будет поражен, столкнувшись с целым рядом неразрешимых технических препон. Вот почему драматурги считают, что написать роман ничего не стоит. Ведь романисту абсолютно ничего не мешает, ничто не сдерживает его фантазии; в той области, где трудится он, нет ни времени, ни пространства, ни притяжения. А драматургу и актеру приходится создавать иллюзию, будто и над ними не тяготеет ни время, ни пространство, ни притяжение, тогда как времени им отпущено мало и движется оно неумолимо, а сценическое пространство гораздо более стеснено, чем пространство вообще, ибо при трех измерениях оно имеет всего один ракурс, а потому находится как бы посередине между трехмерным пространством и одномерным, которым вынужден довольствоваться живописец».
«Цель всякого драматурга, в сущности, очень проста. Она сводится к тому, чтобы выбрать из бессмысленной массы событий и лиц, которые можно зафиксировать, если заснять на кинопленку оживленную городскую улицу, группу вымышленных, но типичных персонажей, а также ряд вымышленных, но в принципе возможных эпизодов, которые бы сделали жизнь более понятной, придали ей некоторую стройность.»