Читательский дневник

[Аглая]

Эпоха Наполеона. Русский взгляд.
Журнал «Вестник Европы». 1802 год.
«Держать в доме учителя, француза или немца, стоит ныне ежегодно около 1000 рублей; не всякий может дать столько, да и как трудно сыскать хорошего? Волны революции выбросили к нам несколько порядочных французов, но теперь каждый из них ждет «голубя с ветвию, чтобы из северного ковчега возвратиться на берег отечества» (как сказал мне один эмигрант)… а русских учителей мало или совсем нет. Мысль прискорбная для всякого патриотического сердца!
Ныне все мысли радостных патриотов устремлены на пользу отечества: и так не мудрено, что мы говорим о потребностях воспитания, которое есть основание частного и государственного благоденствия – а у нас не будет совершенного морального образования, пока не будет русских хороших учителей, которые единственно могут вселять в юное сердце чувства и правила доброго россиянина. Никогда иностранец не поймет нашего естественного или народного характера и, следственно, не может сообразоваться с ним в воспитании; никогда он с чувством не скажет слова о России, о ее героях, народной чести и не воспалит в ученике искр патриотизма. Иностранцы весьма редко отдают нам справедливость. Мы их ласкаем, награждаем, а они, выехав за Курляндский шлагбаум, смеются над нами или бранят нас, выдумывают соблазнительные анекдоты и печатают нелепости о русских, другие повторяют за ними и говорят: «Это не сомнительно, ибо господин N долго жил в России и пользовался дружбою знатных людей!» Я мог бы выписать здесь несколько страниц из книги, читаемой ныне во всей Европе, к стыду – не России, ибо ложь достойна только презрения – а гнусного автора, сия выписка доказала бы, сколь неосторожно вверяем мы воспитание детей наших иностранцам, между которыми бывают такие изверги неблагодарности и злобы! Скажу только: можно ли сравнять выгоду хорошего французского произношения с унижением народной гордости? Ибо народ унижается, когда для воспитания имеет нужду в чужом разуме. Беда невелика, если мы не только дурно произносим, но и дурно пишем по-французски; политическая логика выше грамматики, и русскому не много слов надобно, пока есть у него хлеб, железо, сила в руке, а в груди любовь к отечеству».

Н.Абгарян. Все о Манюне.
«- Или вы покушаете овощей, или не встанете из-за стола, ясно? – подбадривала Ба, со стуком ставя перед нами тарелки. Мы принюхивались и закатывали глаза.
- Бааа, ну сколько можно готовить этот ужасный обееед!
- Сколько нужно, столько и можно, понятно? А теперь вы быстренько покушаете, а потом еще протрете до блеска тарелки. Иначе, если оставите их грязными, то что случится?
- Наши мужья будут некрасивыыыымиии, - выли мы.
- Ага, - поддакивала Ба, - и каждый раз, просыпаясь с утра и глядя на безобразное, волосатое и клыкастое лицо своего мужа, что вы будете думать?
- Что он такой некрасивый, потому что мы в свое время не доедали тушеные овощииии!
- Вот! – победно хмыкала Ба.
Она умудрилась внушить нам, что если оставлять за собой на тарелке еду, то будущий муж лицом будет напоминать объедки. И мы в это свято верили!»

Л.Ежова. Темная грань любви.
«Узнавать адрес жреца не пришлось, его поселили, где полагалось, в доме при храме. Добротный коттедж притаился за раскидистыми старыми ореховыми деревьями. У парадного входа две цветущие вишни сплелись ветвями, образуя бледно-розовую арку. Вебранд стучал недолго – дверь распахнулась, и на пороге возник худющий блондин, переодетый в одежду обычного горожанина. Мы пришли не вовремя – в левой руке жрец сжимал жареную куриную ножку.
- Опять вы… - пробормотал он уныло и тут же поспешил поправиться: - Добрый вечер! Я чем-то могу вам помочь, лорд Вебранд, леди Вебранд?
Кромешник не стал ходить вокруг да около, строго потребовал:
- Разведите нас!
Жрец крякнул, посмотрел на меня, затем на румяную, истекающую соком ножку в своей руке.
- Прямо здесь?
- Место ничем не хуже комнаты в придорожном трактире, - не удержалась я от комментария, напомнив, как нас женили.
Закатив глаза, жрец отбрил:
- Где попросили, там и поженил!
- Теперь просим развести, - мягко произнесла я.
Вздохнув, Нортем скороговоркой пробормотал:
- О милосердная, узри! Узы любви истончились, сердца остыли. В свидетели зову тебя, благодатная, что эти двое отныне чужие.
Нарисовав в воздухе окорочком фигуру, напоминающую спираль, он попятился и захлопнул за собой дверь. У меня вырвался нервный смешок.
- Это все?
- Сомневаюсь, - сквозь зубы процедил кромешник и, задрав рукав, посмотрел на свое запястье. На золотистой коже серебрилась вязь брачного узора… С трудом оторвавшись от чужого рисунка, взглянула на свой. Ничего, он по-прежнему утверждал, что стоящий рядом со мной мужчина – законный супруг. Кромешник молча шагнул к двери и нетерпеливо забарабанил.
- Почтенный Нортем, брачная метка не исчезла!
- Поздравляю, богиня считает ваш союз удачным. Это такая редкость! – с фальшивой радостью в голосе пропел жрец из-за двери».