Читательский дневник

[Аглая]

Оборона Ленинграда.
Пантелеев Ю.А., командующий морской обороной: «На мысе Сосновец стояла наша морская батарея 130-мм калибра. Она надежно прикрывала вход в реку Неву с озера и все побережье в пределах дальности своего огня. Здесь 15 ноября //1941г.// состоялась наша встреча с зам.начальника гидрографии флота А.А.Смирновым. Лейтенанту Е.П.Чурову было поручено сформировать ледово-дорожный гидрографический отряд и произвести ледовую разведку озера. От результатов этой работы зависело решение об организации ледовой дороги. Срочно приготовлено было пять финских саней, установили на них компас и собрали прочее необходимое снаряжение. Сведения о льдах озера были очень скудные. Однако Чуров доложил мне, что он уже слетал на самолете По-2 на ледовую разведку озера. «Товарищ адмирал, - докладывал он мне, - ледовая кромка довольно еще близка к Шлиссельбургской губе, поэтому по намечаемой трассе лед еще очень тонок, но ожидается понижение температуры до -20 градусов».
Меня особо интересовали мероприятия по обеспечению безопасности всей экспедиции. Ведь фашисты располагались в нескольких километрах от намеченного пути движения наших разведчиков. Дозоры противника могли выйти на лед и наткнуться на нашу экспедицию… Позднее Чуров мне рассказывал: «Идем мы тихо, спокойно, справа все время вспышки выстрелов, гул стрельбы, иногда будто близко слышен пулемет. И вдруг лед под нами начинает плавно качаться, как на промерном боте в мертвую зыбь. Останавливаемся, меряем толщину льда – 5см. Да, подумалось мне, так можно и загреметь на грунт, сорвать экспедицию. Тихо, тихо двинулись дальше. Перестало качать, пошли быстрее, но через час опять началось». Часов через пять гидрографы решили отдохнуть, сделав небольшой привал. Запасы продовольствия были скудные. На каждого приходилось по 800г соленой трески, 250г хлеба и по 3 кусочка сахару. К этому времени рассеялись густые облака и четко высветилась полярная звезда. Лейтенант Чуров сразу определил по звезде, что поправка компаса достигала 40 градусов. Это, конечно, огорчило гидрографов. С такой неучтенной поправкой можно попасть к фашистам в лапы, - сумрачно рассуждали офицеры и приняли решение ждать рассвета… Но к утру 17 ноября трасса Дороги жизни была проложена и обставлена вешками, толщина льда нанесена на планшет. На следующий день наши гидрографы провели по льду первые две подводы с хлебом из Кобоны и немедленно приступили к оборудованию трассы ацетиленовыми фонарями и мигалками».

Н.Кузьмина. Наследница драконов. Охота.
«- Принцесса Астер! Племянница! Как же нам не хватало тебя, девочка!
Я сделала вид, что споткнулась, одновременно уклонившись от объятий лорда Фирданна.
- Как же мы соскучились… - дядюшка Гвидо, изогнув руки кренделем, попытался подъехать с другой стороны. Он что, всерьез собирается меня прижать к груди? Да я ему сейчас сама нос откушу! Или лучше отрежу – кусать такого противно!
- Дядюшка, - я присела в реверансе, - я тоже рада вас видеть! Но как вы можете так нарушать заветы Храма? Благородным девицам до свадьбы негоже обниматься с мужчинами!
Дядя посмотрел на мое бледное осунувшееся лицо с синяками под глазами и вздохнул. Да, не такой встречи он ждал. Была худышка, стала монашка. «Да, что-то я тут перемудрил…» - мелькнуло в дядюшкиной голове. Я захлопала ресницами, сдерживая смех.
- Дядюшка! Как я благодарна вам, что попала в этот чудесный монастырь! Как бы иначе я смогла узреть истинный путь? – приложив ладонь к груди, я запрокинула голову, прикрыла глаза, как анемичная курица, и громко затянула визгливым фальцетом: - Славься, святая Цецилия дева! Путь нам пресвееетлый ты указала. Жизнь целомудрия клятвой связала… Блага мирские отринуть велела…
Дядя закатил глаза. Кучер ретировался за угол кареты и там заткнул уши, гвардейцы у дверей сморщились, как от зубной боли. Где-то завыла собака. Когда я вывела последнюю строчку: «Твоооим заветам мы будем верныыы!» - Двор облегченно вздохнул.
Я уставилась на дядю, всем видом показывая, что ожидаю горячего одобрения. Увы, не дождалась. Дядя как-то странно побагровел, выпучил глаза и начал хватать воздух ртом. Вот непонятный – сам же хотел благочестия и кротости!»