Юрий Левитанский "Избранное". Советская литература. Поэзия.
Вот все-таки люблю я эти толстые томики
избранного, которые стали выходить примерно с начала 80-х... Просто замечательная идея у кого-то возникла.
Хотя, конечно, наверно и стильно - знакомиться с поэтами последовательно, по тоненьким книжечкам разных
сборников... Но вот тут берешь такой увесистый томик - и там они все и сразу.
Просто-таки итог всей жизни...
Что сказать конкретно про Юрия Левитанского - ну, просто замечательные стихи. В детстве я его, разумеется, не знала, точнее, знала заочно - по песням бардов (еще одна замечательная идея!), ну или не бардов. А сейчас вот читаешь сборник - о, вот это знакомое! и это! и вот это... В общем, вы все знаете Левитанского, даже если не интересуетесь стихами, достаточно просто сказать - "Что происходит на свете? А просто зима..." или - "Ну, что с того, что я там был?.." И вообще пронзительное - "Жизнь моя кинематограф, черно-белое кино..."
читать дальше
«Слова – они, наверное, корнями, как дерева, уходят в глубину…»
«О, сообщничество карандаша и бумаги! Ты подобно содружеству путника и дороги. А точнее – содружеству воина и равнины, где под хрупким снегом хитрые скрыты мины».
«…Это синицей в руки выпавшая звезда. Это звезда и полночь, дождь, на воде круги. Это призыв на помощь – музыка, помоги!»
«Окна домов, улиц ночных удивительные глаза! Лампа горит, абажур, свеча ли – тысячи окон, тысячи глаз. Эти взирают на мир надменно, эти бесстрастно, недоуменно, эти так горестно и смиренно – веки опущены, свет погас».
«Что такое старость? Поединок. С берегами. С временем. С судьбой».
«…Женщина, которая летала, и был ее спасительный полет отнюдь не цирковым аттракционом, а поиском опоры и крыла в могучем поле гравитационном земных ее бесчисленных тягот».
«Есть час, незнаемый тобой, где две судьбы, еще не схожих, одной становятся судьбой… Который год, который месяц иду к тебе, а ты ко мне. О, как тропа моя извита, и ты на ней в иные дни то вдруг теряешься из виду, а то – лишь руку протяни. И снова пропасть под ногами непостижимой глубины и равнодушными снегами мы, как стеной, разделены»
«О, сигнал отправления! Ветер скорости. Вечный путь от скованности к раскованности. Обновление жизни. Езда в незнаемое. Покатилась где-то звезда в незнаемое. Никакой законченности и увенчанности. Только этот незыблемый отблеск вечности».
«Пока поеживается в постели мое постыдное «Не хочу!», упругим шагом подходит «Надо» - молоденький веселый трубач. И я иду по пыльной дороге, и черное солнце висит над ней, и я понимаю – это всего лишь дорога, которую я пройду. И когда у первого поворота мена обдает взрывная волна, я понимаю – это всего лишь ветер времени моего…»
«И вот пейзаж зимы… Белым-бело. Белы кусты, дорога и забор. И белый бор торжествен, как собор. Но вдруг над белым-белым – голубой. И это отдаленное пространство прозрачно, как намек на постоянство и на уменье быть самим собой».
«Разлюбили. Забыли. Так однажды забыли, будто двери забили и все окна забили. В заколоченном доме моем не светает».
«Если слово из песни я выкину – я порву лучше песню и выкину».
«Но иное у века на очереди, и иное ему по плечу. И горбушечка та – первородная, подгоревшая до черноты, как луны сторона оборотная, только так и видна – с высоты».
«…У меня было все впереди, все впереди настолько, что я не мог оценить размеров своего богатства».
«…Наше время – время пик. Только стрелки сумасшедшие бегут. Стрелки, цифры, циферблаты, мерный гуд. Словно мир этот бессонный городской стал огромной часовою мастерской, где безумные живут часовщики. Спать ложишься – ходят стрелки у щеки. И летишь под этим небом грозовым – как на бомбе с механизмом часовым».
«Ветер гудит по нашим великим рекам. Снег над Россией. Что там, за этим снегом? Что там за снегом – что он, кого он прячет? Кто там за ним вздыхает, смеется, плачет? Скрипнули сани и затерялись в поле. И никуда не деться от этой боли».
«…А я так медленно пишу, как ношу трудную ношу, как землю черную пашу, как в стекла зимние дышу – дышу, дышу и вдруг – оттаиваю круг».
«…И лес напоминал строеньем клеток и всей своею сущностью прямой, что он не только современник мой, но и другого века однолеток и он другие помнит времена».
«Снегом времени нас заносит – все больше белеем. Многих и вовсе в этом снегу погребли. Один за другим приближаемся к своим юбилеям, белые, словно парусные корабли. И три, навсегда растянувшиеся, минуты молчания. И вечным прощеньем пахнущая трава… Море Терпения. Берег Забвения. Бухта Отчаянья. Последней Надежды туманные острова».
«…Ибо сам не найдешь себя, если кто-то тебя не найдет…»
«…Ибо жизнь, она мне и сама столько раз давала убедиться – поздний опыт зрелого ума возрасту другому не годится».
«И дьяволу душу не продал, а отдал за милую душу».
«…И я понял, что замысел, который движет нашей рукой, выше, чем вымысел, который доступен нашей руке».
«И все наши годы – лишь мягкие переходы между зеленым и красным, перемены погоды между апрелем и сентябрем».
«Ах, как этот рейнский металл надо мной витал! Из Мангейма, из Кельна, из Дуйсбурга шквал огня, как хотел он любой ценою настичь меня! Глухо била с правого берега батарея, и мальчишка, почти оглохший в этой пальбе – Лорелея, шептал я, ну, что же ты, Лорелея, ты зачем так губительно манишь меня к себе!»
«За всю свою жизнь ничего не скопил, ничего не имел. Не умел. Чувство юмора было единственным его капиталом – тем единственным драгоценным металлом, которым столь щедро наделил его господь…»
«Смотри, как зелен этот мир, как зелены моря! Отпразднуем же этот цвет в начале сентября. Еще так зелена лоза, так зелен виноград. Да будет нам зеленый цвет наградой из наград».
«Живу ожиданием встречи. А все, что меня окружает, - всего только лишь кануны ее и предтечи».
«И он сказал: - Запомни истину сию, и пусть она в твой трудный час тебе поможет – чему не должно быть, того и быть не может, а то, что быть должно, того не миновать…»
«И он сказал: - Вся наша жизнь – одно мгновенье, так как же можем мы его остановить!»
«Зашуршала листва на столетних дубах, словно некий неведомый нам календарь с декабрями, еще не пришедшими, и январями».
«…И казалась порою божественным женским задумчивым ликом, а порою застывшей в полете неведомой птицей казалась».
«Кочевником, кочующим в седле, всю жизнь меня мотало по земле. Откуда ж я? И верится с трудом, что все это я в сердце уместил. И там моя земля, и там мой дом, и там я тоже жил, а не гостил…»
«Расставится все по местам, и где-нибудь в памяти века проявится вся дискотека записанных им голосов».
«Увы, нам только кажется порой, что мы свой жребий сами выбираем. А мы всего лишь слезы утираем, чужие ли, свои – не все ль равно!»
«В стихотворенье – как в воду, как в реку, как в море, надоевшие рифмы, как рифы ,минуя, на волнах одного только ритма плавно качаюсь».
«Ну что ж мой друг, двух жизней нам не жить, и есть восхода час и час захода. Но выбор есть, и дивная свобода в том выборе, где голову сложить!»
Из переводов.
Ф.Пессоа.
«Лучше видеть что-то впервые, чем знать это прежде. Потому что знать – это ни разу не видеть впервые, а не видеть впервые – это значит знать понаслышке».
«Беспокойные мысли – они как дорога, на которой все время и дождь, и ветер».
«Не в том моя цель, чтобы быть поэтом. Это просто мой способ быть одиноким».
Б.Брехт.
«Ведь чем жив человек? Он ежечасно другого давит, жрет из века в век. Да, тем он и живет, что он прекрасно забыть умеет, что он человек».
«Малые измененья – враги больших изменений».
Владимир Голан.
«Это мы только любим все бренное, быстротекущее, любим так неизменно, что даже бессмертье считаем изгнаньем…»
«Гений есть присутствие навечно…»
«Любое громкое признание в любви – оно как гибель всех живущих разом. Любое тайное в любви признанье – как разом воскрешенье всех умерших».
Лацо Новомеский.
«На часах без башни, по циферблату неба стрелки – птичьи крылья – ходят как попало».
Дюла Ийеш.
«А звезды на вечерних небесах – как слезы у младенцев на глазах. Как в полдень аромат струят цветы – они струят надежду с высоты».
«Мы были как песочные часы. Два сердца словно точные весы, стремились к равновесью непременно».
«А ночью звезды так густы, и, споря, как стихи и проза, стоят над кучами навоза сирени дымные кусты».