«П.Виардо. февраль 1852г.
Не могу продолжать это письмо так, как его начал. Нас поразило великое несчастье: Гоголь умер в Москве, умер, предав все сожжению, все – 2-й том «Мертвых душ», множество оконченных и начатых вещей, - одним словом, все! Вам трудно оценить всю огромность этой столь жестокой, столь невосполнимой утраты. Нет русского, сердце которого не обливалось бы кровью в эту минуту. Для нас он был не просто писатель: он нам открыл нас самих; он во многих отношениях был для нас продолжателем Петра Великого. Быть может, эти слова покажутся вам преувеличенными, вызванными горем, но вы не знаете его…Надо быть русским, чтобы понимать, кого мы лишились!
…Все новости, пришедшие в эти дни из Москвы, лишь подтвердили зловещие слухи, распространившиеся с самого начала. Ничто, ничто не уцелело. За 10 дней до своей смерти он все сжег и после этого нравственного самоубийства слег, чтобы больше не подняться. Правда, мне невозможно объяснить вам причину этого ужасного решения; вам будет достаточно узнать, что смерть его была трагичной, почти добровольной; она – результат долгой и мучительной борьбы, которая давно раздирала его. Но какое право имел он унести все эти сокровища с собой? Разве они уже не стали нашим общим достоянием? Заметьте, Гоголь должен был вскоре выпустить в свет новое и полное издание своих сочинений. Похороны его вызвали поистине всеобщую скорбь. Гроб не дали водрузить на катафалк. Толпа несла его на руках до самого кладбище, расположенного в 6 верстах от церкви. Представьте себе, здешняя цензура запрещает уже самое упоминание его имени!!»
читать дальше