Читательский дневник

Кардинал де Рец. Мемуары.
«15 февраля в Париже стало известно, что принцы на свободе, и Месьё отправился с визитом к Королеве. 16 февраля принцы прибыли в Париж. 17 февраля Месьё привел принцев с собою в Парламент, и примечательно: тот самый народ, который тринадцатью месяцами ранее зажигал праздничные огни по случаю их ареста, теперь с тем же ликованием жег огни по случаю их освобождения.»
«… Это утверждает меня в мысли, что в каждом деле бывают обстоятельства, которые в силу даже причин естественных ускользают от взгляда самых проницательных свидетелей; о них куда чаще упоминалось бы в истории, если бы историю всегда писали люди, сами причастные к ее тайнам и потому способные подняться над мелким тщеславием вздорных писак, которые, будучи рождены на задворках и ни разу не допущенные в переднюю, похваляются тем, будто им известно все, что происходит в кабинетах. Однажды на столе принца де Конде я увидел два или три сочинения, писанных этими угодливыми и продажными душонками. Видя, что я их перелистываю, он сказал мне: «Эти пигмеи изображают нас с вами такими, какими были бы они сами, окажись они на нашем месте».

Литературная газета.
«Мы обратили внимание на железнодорожные традиции русской литературы – такие привычные, но не всегда очевидные для миллионов читателей».
***
«Героиня 1976 года на наших глазах, как Золушка в полночь, превращается в лохушку в 2019 году.»
***
Елена Сазанович, драматург: «Мы не захотели учиться на американских ошибках. Мы захотели их повторить. Зачем? Чтобы закончилось это американской трагедией… по-русски?»
***
«В романе Михаила Елизарова мы наблюдаем эффект матрешки, принцип которой сформулировал историософской формулой: «Российское государство обретается в трупе СССР».
***
Валентин Красногоров, драматург: «При всем уважении к классикам уже просто невозможно смотреть тысячную постановку Шекспира или Чехова. Из каких соображений нынешние постановщики вопреки здравому смыслу и в ущерб современным и живым (пока что) авторам нещадно эксплуатируют классическое наследие? Сам я люблю классику. Однако ее современные постановки часто вызывают у меня скуку и раздражение. Классики отражаются в этих спектаклях как в кривых зеркалах комнаты смеха. Спектакль превращается в мясорубку, перемалывающую высокое произведение искусства в ширпотреб. В своей книге я перечислил десяток причин, побуждающих театры ставить классику. Это престижно и удобно: не надо рисковать, искать и читать новые пьесы; авторы не путаются у постановщиков под ногами, не качают права, не просят денег за свой труд и не возмущаются, когда одновременно с клятвой любви к ним, их безбожно перевирают и на их именах въезжают в известность.»
***
«В наших СМИ, вместо того, чтобы сделать привлекательными для граждан рабочие профессии, рекомендуют такие виды непроизводительной деятельности, как работа менеджера, специалиста по подбору кадров, телеведущего, тренера, блогера или торговца. Не может существовать государство, в котором никто не создает материальные ценности, а все трудятся маникюрщицами, официантами, продавцами или выходят замуж за миллионеров, которых на всех не хватит.»

Э.Пашнев. Белая ворона.
«У Анны Федоровны в этот день были еще два урока в параллельных 9 «А» и 9 «Б». Она провела их собранно, поразив ребят вступительным словом о Великой Русской Литературе. Она говорила минут двадцать сначала с ноткой равнодушия, какой-то безнадежности, как бы для себя, а не для класса. А потом крикнула, обернувшись на шум, с болью:
- Ну, что же вы не слышите никого – ни Чехова, ни Толстого… Вы же наследники Великой Литературы. Вы всегда найдете в ней опору для своих сомнений и страданий… Если, конечно, будете способны сомневаться и страдать.
Надо было им сказать еще что-то. Она видела: не доходят ее слова. Только удивление в глазах: «Чего расстрадалась?» Но уже подступала головная боль и бессмысленными казались сквозь эту боль слова: «Великая Русская Литература! Великая Русская Литература!» Общие слова – великая или какая, если не прочитаны книги, если прочитан только учебник для того, чтобы, заикаясь и спотыкаясь, разобрать у доски образы. И получаются из образов образины. Как же объяснить? И можно ли объяснить?»

---

Читательский дневник

А.Н.Островский. Письма.
«П.В.Анненкову. 30 апреля 1871.
Ваши слова, всегда искренние, тронули меня очень чувствительно. В настоящее время мы, нехитрые художники, и особенно я, не слышим ничего, кроме брани, или, что еще хуже, снисходительной похвалы свысока. Для меня особенно утешительно, что Вы оценили работу и отделку, на что теперь не обращают никакого внимания. Имея постом свободное время, я нарочно взял немудреный сюжет, чтобы, не стесняясь сложностью задачи, заняться любезной для всякого художника работой: отделкой внешности, по возможности до той степени, которая называется оконченностью. Я наперед знал, что тешу себя только и что труд мой не будет оценен ни во что; а работать с такими ожиданиями подчас бывает очень горько. Поэтому можете судить, как я рад Вашему отзыву и как благодарен Вам за него.»

Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания.
«Бинокль у него появился так. Когда 9 июля 1980 года они с Лизой купили новый телевизор и уже погрузились в машину, Олег вдруг сказал:
- Подожди! Минуточку, минуточку…
Вернулся в магазин и возвратился обратно с биноклем, который по тем временам стоил довольно дорого – сто с чем-то рублей, по-моему. Лиза удивилась:
- Зачем тебе бинокль?
- Не-е-ет… Когда живешь на семнадцатом этаже, надо такую Москву видеть… Бинокль обязательно!
И он действительно «путешествовал» по Москве с биноклем. Садился в свое кресло, ставя его у самого окна и вот так вот «ездил» по всем районам, улицам, зданиям, куполам… Потом «приезжал» к этим нашим домам, стоящим напротив. Он опять выбрал себе одну семью в доме напротив. Все остальные какие-то неинтересные, а тут так: у них была очень приятная обстановка на кухне, красивый цвет абажура. Вот их он и приметил, и они ему нравились. Первое время, когда бинокль у него только появился, он восхищался тем, как все приближается сквозь линзы:
- Вот он пришел… устроился… читает газету… но я не могу рассмотреть какую – не видно… очень жалко!
Пользуясь своим биноклем, он частенько сверял свои часы с Курантами на Спасской башне Кремля – это его очень забавляло.»

Чернобыль. Быль и боль.
«При работе на крышах, где концентрация смертоносного излучения была особенно велика, никакие самые современные аппараты не выдерживали: невидимый враг мгновенно блокировал электронные микросхемы, вылетали приводы. Конструкторы нашего Уралвагонзавода пытались помочь с наименьшими потерями эту графитную грязь поскорее удалить – источник постоянного и очень опасного альфа-излучения – создали электронное устройство типа небольшого дистанционно управляемого бульдозера. Увы, не по силам оказалось ему заменить советского солдата. Графит с крыш от начала до конца удаляли вручную. Рабочий день ликвидатора тут длился ровно 47 секунд – «боевая доза» достигала критической отметки. Так что четко надо было действовать. Добежал до края крыши, швырнул лопатой раз-другой-третий, раздается дозиметрический звонок. Моментально возвращайся в зону защиты. Иначе рискуешь досрочно закончить службу.»

---

"Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания". Мемуары, советская эпоха... эх, vita nostra, так сказать... (у меня уже лежит новенькая книжка от Дяченко, за которую я даже боюсь браться ) Сразу предупреждаю - буду тут излагать ересь и прочее в том же духе. Ну, потому что книжка меня перетряхнула... До сих пор корежит... У меня тут произошел момент срывания покровов и расставания с иллюзиями (моего счастливого детства). Что же я тогда, молчать что ли буду...
Но какой получился интересный материал! Вот никто же специально этого не планировал и не ожидал - включая читателей (в лице меня, например! я просто, предаваясь своей страсти, хотела почитать дневники и письма, которые упоминаются в названии! раз уж книжка мне попалась на глаза в библиотечном каталоге... ) - а получился опус почище любого продукта наших отечественных современных тружеников пера. С такими откровениями и предметами для размышления...
Короче, как построена эта книга: движение внутрь! сначала идут краткие речи и воспоминания коллег и соратников - ГГ предстает со своей внешней, парадной стороны, официальной, той, которая предъявляется всему миру... Потом идут несколько страниц воспоминаний жены и большой кусок дневников и воспоминаний тещи (так и называется!) - ГГ предстает с обратной стороны фасада. И если только посмотреть под определенным углом и при определенном настроении (а у меня вот как раз все сложилось!) - то все, что раньше было парадно продемонстрировано, является совсем в другом свете, ну или рушится, оказавшись фикцией, фальшивкой, иллюзией... И наконец - буквально несколько страничек с прямой речью ГГ - те самые дневники и письма. Завершающий штрих в получившемся портрете, финальная точка в представлении! Чтобы читатель (зритель пьесы) мог для себя понять, для чего и из чего было это все... был ли в этом какой-то смысл... мог бы быть какой-то смысл...
Как я читала эту книгу (подойдя к ней абсолютно невинно и доверчиво, на волне счастливых детских воспоминаний, ага): сначала все было прекрасно, меня захлестывала ностальгия и светлая грусть, и все такое. Вот же - один за другим проходят известные личности (ну, или неизвестные, но рассказывающие об известном) и красиво, проникновенно повествуют о знакомом с детства Олеге Дале. Очень красиво и очень проникновенно! Прямо один круче другого... Я даже слегка обиделась на... кого там? Елену Козелькову (чтобы я ее еще где-то видела - но знала, у меня была ее открытка в коллекции фоток советских киноактеров, я их собирала!) - что она как-то по сравнению с другими сухо и сдержанно что-то там рассказала. Как они вместе играли в театре. Даже внезапное явление Аксенова (книжка издавалась в 90-е, так что он вполне успел отметиться) - которого я терпеть не могу - меня слегка напрягло, но, в общем, не насторожило.
Затем... затем было выступление какого-то там... режиссера что ли... и вот оно меня встряхнуло. Нет, там все было чинно, как положено. Он вещал о том, как делал с участием Даля телефильм что ли - о Пушкине, выезжали куда - в имение, да... И вот это меня прямо взбесило. Все, как всегда, но взбесило! Вот с таким благоговением, прямо с придыханием он излагает - ах, Пушкин! ах, стол Пушкина! ах, стулья Пушкина! и т.д. пистолеты Пушкина... платки Пушкина и носки Пушкина (злобствую). Ах, Даль смог к этому прямо прикоснуться прямо руками - ему позволили сотрудники музея!.. У... КАК же меня это бесит... И вот я читаю и думаю - сволочи, что же вы творите... вот уже несколько веков... Ну что это такое - это же натуральный культ личности, а что это еще такое? Они все были абсолютно обычные, живые люди, со своими достоинствами и недостатками - Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский и прочие... А вы превратили их в религиозный канон, в закаменевшие статуи, да еще при этом только вы присвоили себе право определять, как говорить, как трактовать... Великая русская литература... это ненормально, это какое-то чудовищное уродство - все это религиозное почитание...
Ну вот, после этого я уже на той же волне не могла это все читать... появилась настороженность... А дальше было еще хлеще - небольшая такая вставочка! Умереть не встать. Они додумались натягивать сову на глобус - доказывать, что Олег Даль - это был не просто Олег Даль! В смысле, а он происходил из старой отечественной аристократии! И даже не просто из нее, а вот прямо от Даля (создателя всем известного словаря). В доказательство приляпано пара страниц офигенно крутого "экспертного исследования" - "эксперт" (уж не знаю, где они его взяли) типа подобрал портреты того Даля и этого Даля в примерно схожей позиции и сделал типа научное заключение - у того овальное лицо и у этого овальное лицо, у того улыбка с прищуром и у этого улыбка с прищуром и т.д. - бинго! один явно происходит от другого. Железобетонно. Не сомневайтесь. Я не буду вдаваться в вопросы, похожи тот Даль и этот, или нет. Я просто о том - насколько же это жалко, смехотворно... это раболепие нашей креативно-либеральной тусовки перед чинами и титулами... это непрошибаемое убеждение, что они-то уж отличаются от всего остального народа - от быдла... - и если у кого и проявляется какой-то талант, то это определенно значит, что он все равно где-то как-то произошел от аристократии! не от мужичья же в самом деле. Боже, какая тошниловка...
Да, мы сейчас можем это наблюдать во всей красе. Думаете, Олег Даль был какой-то другой? Не надейтесь. У него это было выражено в еще более концентрированной степени.
После этого я уже не могла это все читать спокойно и в том же настрое. Ну, как будто рядом со мной крикнул тот самый мальчик - а король-то голый! Ну а дальше перешли к обратной стороне - слово жене и теще. И вот тут уже все полилось широким потоком... Нет, опять же, надо понимать - они этого ничего прямо не выдавали. Они обожали своего Алечку слепо, до безумия... Но что они излагали... Боже мой, это же натуральный капец, если подумать, как следует. Отвлекаясь от мифов и канонов...
В общем, что нам подается - этот миф - вот были у нас талантливые, гениальные артисты - Высоцкий, Олег Даль, к примеру! - они так трагически и преждевременно нас покинули... потому что их угнетала система, а они, обладая тонкой и чуткой душой, не могли этого вынести! Ну хорошо, я никогда не была в этом мифе согласна на бубнеж против советской, социалистической системы, которая их угнетала - но, по крайней мере, была твердо уверена, что какие-то, скажем, нехорошие отдельные люди, чиновники там из области кинематографии или бесталанные коллеги, завидующие таланту, их угнетали и доводили, и довели. Не буду здесь рассуждать про Высоцкого, речь тут не о нем (и этот вопрос надо отдельно исследовать, если уж на то пошло), но здесь собраны материалы по Далю, и из этих материалов следует, что - никакая система и даже никакие нехорошие чиновники его не довели. Он довел себя сам, допившись до точки, не имея сил и воли справиться со своей расхлябанностью, распущенностью... растеряв все способности просто трудиться, зарабатывать...
И вот наконец перешли к этой сердцевине - прямой речи... Я уже не знала, чего ожидать... что из себя представляет все-таки Олег Даль сам по себе, без масок и мифов? Ну, здесь этого не лишку. Я так понимаю, у Даля были потуги на творчество, претензии, что он что-то такое может творить... Несколько стихов, пара как бы рассказов - творчество. Несколько страниц дневниковых записей. Пара каких-то отзывов. И все. Ну ясно, за постоянным пьянством откуда большему-то взяться. Но там действительно мелькают такие... малые блестки чего-то истинного, прекрасного... последние крохи таланта... намеки на что-то, что могло бы быть, если бы не... Какая действительно ужасная трагедия - человек был так талантлив, так одарен от природы - и все это ушло на что? на безудержное пьянство? на потакание себе? на раздувание своих обид, своего самомнения?
"Продал ты свой божий дар... за рюмку водки... " (с) Бумбараш.
Внезапно пришло осознание - да Даль даже, по сути, не был актером! Он мог бы им быть, у него для этого были все данные, талант от природы... Но один талант, сам по себе, еще ничего не значит... Потому что профессия актера - как и любая другая профессия - включает в себя не только что-то радостное и приятное, но и, в гораздо большей степени, огромный труд, огромное напряжение сил - через не хочу, через не могу... выйти на сцену и отыграть свою роль, все такое... А Даль не в состоянии был этим заниматься! не выработалось в нем этой готовности к напряжению и усилию. Или, если оно было, то впоследствии атрофировалось - от пьянства и самомнения. Ну вот, как получается - когда готовят роль, ему это по нраву, он фонтанирует идеями, выискивает гениальные находки (если, конечно еще, ему сама роль нравится, в противном случае - бээ, отстаньте от меня, я тонкий творец). Когда спектакль представляют публике, идут первые представления - Далю это по нраву, он блистает на сцене, публика в восторге. Но дальше - эта праздничная суета стихает, переходит в повседневную жизнь, повседневную рутину, обычную работу - Далю это не нравится. У него тонкая натура! Он не желает изо дня в день, из спектакля в спектакль делать одно и то же! Он начинает выкидывать на сцене какие-то фортеля - разнообразить роль. А потом... ну, ясное дело, переходит к пьянству. Скучно же, не возвышенно. Что там коллеги по театру, что там зрители. Срываются спектакли, приходится уходить из одного театра, из другого... Дома всегда ждут с утешениями и любовью - Алечка гениален! Эти убожества и посредственности его не понимают, не дают ему прохода!.. Какой кошмар.
Тут где-то в чьих-то воспоминаниях приведены рассуждения Даля - он съездил за границу с гастролями, он имел возможность смотреть закрытые кинопоказы (притесняла система на всю катушку) - и вот он пришел к заключению, что - проклятый совок!! А вот на западе-то, а?! А там вон какие звезды, как живут! Как к ним относятся - не то что у нас! А вот Габен - ну звезда, ну играет, ну да, но у нас-то таких Габенов завались. А они не звезды ни разу. А все почему - уродство советской системы. Я читаю и прямо как наяву вижу, как это все высказывалось все в той же тусовке, и как они все восторженно поддакивали...
Боже, какая глупость... У нашей креативной интеллигенции... Вот они превратили литературу в религиозные догматы, они повторяют как святое писание - а Пушкин сказал! гений и злодейство - вещи несовместимые! А гений и глупость? ну и что, что Пушкин сказал. История показывает, что все прекрасно совмещается с гением - и злодейство, и глупость.
И Даль, и Высоцкий были исключительно советскими артистами. Ни в какой другой системе они бы не могли не возникнуть, не существовать. А уж в капиталистическом раю они бы не прожили и месяца.
У нас таких Габенов полно, ага... Товарищи (которые нам уже не товарищи), вы удивитесь, но таких Габенов и на западе полно. Только их никто не знает, они всю жизнь бьются изо всех сил, и счастливы, если удается в кои-то веки получить какую-нибудь роль, занимающую в кадре (на сцене) пять минут. А если уж раз в жизни выпадает шанс на "роль, заметную на экране" - то за этот шанс вцепляются всеми когтями и зубами... Почему у нас Габенов полно - и их знают, и они любимы зрителями - да именно потому, что подход другой! Что система социалистическая!! что не поддерживается культ нескольких звезд, и не позволяется отдельным личностям тянуть на себя всю славу...
Боже, какие идиоты, какие феерические, самовлюбленные идиоты... Они в своем самомнении разрушили страну, утянули за собой в пропасть - считая, что это они не падали, а наконец воспарили, а что разбились, так это проклятый совок виноват. Тошниловка...
Но все же как интересно, смотрите, как это работает - культ личности. В данном случае - Олега Даля. Они же любят восклицать - нам все врали! Хотя следовало бы говорить - мы все врали... Вот они подряд тут выходят и врут, врут как дышат, в полном самозабвении... Про тонкого артиста, которого погубила проклятая советская система... Они что, не знали, что он запивается по черному? Он не у них срывал постановки и спектакли? Не им устраивал дикие пьяные выходки и отвратительные скандалы? Но врут. И ведь даже как - что-то вот прямо же излагается, как оно и есть. Но подача. Что это не мерзкая выходка охамевшего алкаша. Что это милое чудачество! что это просто прикольный момент жизни! хи-хи. Вот, скажем, Конецкий. Замечательный писатель, мне очень нравится. Он был его соседом. Вот он рассказывает историю, что ему нужно было что-то там много работать, нервы расстроены, сон нарушен, приходится пить снотворное, чтобы хоть отдохнуть. И вот он выпил снотворного, только заснул... явился Даль, пьяный в матину. На увещевания, что ночь на дворе, что человек под таблетками - пофиг, ему надо срочно спиртного, ему надо укрыться от домашних, ему приспичило сидеть и болтать. И вот Даль полночи сидит с Конецким, тот его прячет от жены и тещи и покорно выслушивает какие-то идиотские истории (идея для сценария, ну Конецкий же писатель, ага). Это я так излагаю. А Конецкий излагает - ах, Олег Даль, как это было прикольно, ну вот он такой, очень тонкий и чуткий, такой весь замечательный... Подача такая. Я так на автомате и восприняла. Потом уже, после перелома, думаю - но это же мерзко? И если по правде, то надо честно и откровенно признать, что это просто мерзкая, пьяная выходка... По идее, нужно бы не возиться с пьяным соседом, мешающим не очень здоровому человеку спать, а высказать ему это все в глаза и выставить... (Между прочим, все это не помешало Далю затем в письме Эфросу упоминать, что он проживает, окруженный бесчувственным соседским быдлом, воздействующим на его обостренные артистические нервы).
С женой и тещей, конечно, другая история. Они, прямо выражаясь - фанатки. Обе обожают Даля до полного самозабвения и саморастворения. Несчастные женщины... Это просто ужасно, по сути-то! мне кажется... От жены тут есть несколько страниц в общих воспоминаниях, а от тещи - довольно большой кусок. Она вообще-то не просто так, а тоже из старой отечественной интеллигенции, дочь Эйхенбаума (я про него читала у Лидии Гинзбург в ее записках). И вот судя по ее записям - здесь немного дневника, потом она еще написала мемуары - это действительно очень тонкий, талантливый человек. Она интересно пишет, высказывается, размышляет... Но, видимо, всю жизнь находится в тени - сначала своего великого отца (я не в курсе, но подача такая), потом вот Даль им с дочерью встретился... И они его окружили любовью и заботой, сносили все выходки, пьянство и уж даже не знаю, что еще. Она пишет с такой тоской, с любовью... Фанатки, как есть. Что бы ни случилось - ни тени сомнения. Если какая-то постановка (фильм, спектакль) удался - это заслуга исключительно необыкновенного Алечки... И вообще, было бы еще гораздо лучше, если бы Алечке дали свободу творить, не зажимали, прислушались бы к его мнению... Если провал - то это виноваты все вокруг, начиная с системы и кончая тупыми чиновниками и завистниками-коллегами, только не Алечка. Он невинный страдалец. Если Даль срывает в пьяном виде спектакли - ну надо же понимать, что у него тонкая натура... И вообще - простодушно-наивно рассуждает Эйхенбаум - в театре же тяжело! там вот вышел на сцену и так и должен до конца играть спектакль - а то ли дело кино! там, если нет настроения, то можно прерваться, съемки не пострадают... Ну да, ну да... говорю я, вспоминая записки Козинцева, которого киносъемки доводили до отчаяния, и он их сравнивал с такси, в котором постоянно тикает счетчик, в то время как тысячи причин и мелочей мешают снять какую-то выстраданную сцену... Но Эйхенбаум такие грубо-материальные соображения, конечно, в голову не приходят. Конечно, рассуждает Эйхенбаум, советская система так губительна для артиста! Вот Алечке не дали осуществить то и это... Не дожил он... А сейчас бы - глушит наивным простодушием Эйхенбаум - он мог вволю творить, ставя задуманные постановки по Лермонтову и Пушкину, и прочему... пантеону... Ну да, ну да... Книжка вышла в 90-е... Оглянуться вокруг женщине, конечно, не судьба... Открыть глаза, воспринять происходящее... Много она там вокруг наблюдала Лермонтова и Пушкина в 90-е? Ими что ли были все телеэкраны заполнены? или все же бесконечными фабриками звезд и поющими трусами?
Потом - видимо, когда всем стало ясно (но никто бы в этом никогда не признался, само собой), что Даль уже не способен играть в театре - у Даля возникла идея стать режиссером. Для этого надо окончить хотя бы режиссерские курсы. И что? его приняли... ему дали спокойно ходить на эти курсы... все же его прекрасно знали... Эйхенбаум пишет, что для поступления надо было представить какую-то работу - хотя бы для приличия, как я понимаю... И Даль написал эту работу, и дал ей "посмотреть и исправить", но "она ничего исправлять не стала, потому что и так все прекрасно!" Ну да, ну да... Что-то мне уже не верится... Учитывая, что там приведены образцы творчества Даля, имеется и какой-то отрывок о кино... Это интересно - но... Что ли действительно там на курсах их устроили бы невразумительные отрывки на полстраницы?? Вот что-то я сомневаюсь... У меня подозрения, что Эйхенбаум таки писала за Даля требуемые работы для этих курсов. Неважно - он все равно не смог там учиться - там уже никто от него ничего не требовал, просто сидеть в аудитории! он не смог!! Ну естественно, потому что невыносимо сидеть с каким-то быдлом, которое он глубоко презирает, и слушать какое-то быдло, которое он глубоко презирает - и в перспективе стать таким же быдлом, что ему внушает глубочайшее отвращение. Пишет Эйхенбаум.
Заметьте, опять же, как работает культ личности. Мифотворчество на марше. Вот Эйхенбаум пишет в воспоминаниях, что - Даль получил травму на спектакле, потому что - у него внезапно нога застряла в сценических механизмах, а он не заметил, и повернулся, и ногу повредил... вызвали скорую, хотели везти в больницу, но Алечка героически отказался, чтобы не срывать спектакль и героически доиграл до конца, а потом еще добирался домой, а потом оказалось, что нога адски болит, и он вообще не смог подняться и пойти на работу, и пришлось лечиться... И от этих мучений Алечка скромно хотел только одного - что вот у него должен был идти спектакль, а раз он болеет и не может, то он ожидал, что спектакль отменят, а черствый режиссер просто поставил другого актера ему на замену! Как?! Заменить Даля?! Такое бездушие его потрясло, он страдал... и т.д. Я это к чему - этот же эпизод ранее упоминался в ее же дневниках. И там было так слеганца по-другому написано! Что Даль, повредив ногу, сам отказался ехать к врачу, а вместо этого поехал домой, потому что хотел посмотреть футбол! А потом все-таки оказалось, что травма серьезная и т.д. Ага, мрачно соображаю я - а может - очень вероятно - что и нога у него внезапно застряла на сцене по причине того, что он вышел играть пьяный в матину... Под это же дело он и доиграл, и домой поехал... Ничего - она пишет спокойно, как так и надо. Миф развивается...
Последнее время перед смертью Даля - это вообще что-то запредельное... Скажем, эпизод - Даль приходит домой пьяный в матину. Мать от него спряталась. Он идет к Эйхенбаум, которая возится на кухне и заявляет, что хочет есть. Эйхенбаум ему налила супу. И Даль стал лакать суп из тарелки! потому что она забыла ему подать ложку!! Выскользнула мать и, видя такое, решила укорить Эйхенбаум, почему она так обращается с Алечкой. Алечка мать обматерил, та опять побежала прятаться. Эйхенбаум к нему бросилась, умоляя ее простить, что она забыла ему подать ложку... Капец. Им там, по-моему, всем не помешало бы у психиатра понаблюдаться, полечиться... А, да. К концу года Даль, судя по всему, допился чуть ли не до белой горячки. Сорвал новогодний спектакль, так как пьяный стал что ли швыряться на сцене бутылками в партнеров... Жена с тещей ждали его дома праздновать новый год, накрыли праздничный стол, его нет и нет, потом он явился пьяный в матину. Жена психанула, позвонила знакомой, которая до этого их звала к себе, попросила их забрать. Та приехала и увезла Эйхенбаум с дочерью. Мать пряталась. Потом они явились и умоляли Алечку их простить. Далее там текст становится загадочным... Явился врач. Непонятно, из театра что ли направили. И это оказался психиатр. Даль взбесился, врачиха сбежала. Прислали другого врача, видимо, более опытного. Та стала смеяться, мило разговаривать - посмеялись, чего это вдруг Далю прислали психиатра... хотя эта пришла тоже психиатр... и между болтовней и смехуечками она таки его поставила на учет в психдиспансере и выписала больничный... Эйхенбаум это все описывает с переживаниями, как же тяжело приходится Алечке, которого окружают сплошь бездушные люди, вот психиатр зачем-то... (а потом, когда он вскоре умер, она же возмущается, что Алечку не стали жестко лечить). Ну прекрасно... Моя темная Ванесса в натуре. Прерванный полет ...
Ну вот скажите же, есть у нас в современной прозе нечто подобное?! Хотя, конечно, нужно стотыщпиццот раз раскрыть глаза на кровавых большевиков и ужасов гулага. Не разоблачать же возвышенных интеллигентов-шестидесятников, в самом деле. Это святое.
(подумав) Мне представляется так - Даль, конечно, был необыкновенно талантлив... и все это было спущено в унитаз... Некоторые знаковые события, ставшие для него роковыми - соединившись с не в меру раздутыми амбициями и самомнением, привели к тому, что весь этот редкий талант оказался спущен в унитаз... Это я имею в виду - в начале карьеры встреча с Козинцевым и совместная работа - в "Короле Лире" Даль играл шута. Фильм получился выдающийся (и я по-прежнему так и не собралась посмотреть... ), Козинцев - великий режиссер с мировой славой... Мне кажется, это зародило в Дале мысль, что его успех в этой роли это не заслуга Козинцева, а исключительно его, Даля. Видимо, еще и соответствующее окружение помогло... Возникли непомерные амбиции у совсем еще молодого актера. А далее Даль встречает на своем пути Эйхенбаум, мать и дочь... которые его немедленно стали обожать до безумия... Раздувая тем самым и подпитывая все те же амбиции... Между прочим, Даль заставил жену уйти с работы, потом убедил их бросить дом и переехать вслед за ним в Москву, где они оказались замкнуты в этом тесном мирке, зацикленном на одного Даля... у них удивительным образом даже куда-то исчезли друзья и знакомые! Эйхенбаум сама упоминает... И вот эта уродливая конструкция из кумира и поклонников работает в постоянном режиме... Нет, натурально, им бы всем не помешал психиатр...
Ужасно это все, по сути, ужасно... Если взять того же Высоцкого, то - ничего про него не знаю! - у того, по крайней мере, по любому была отдушина в его творчестве - Высоцкий же выдавал без конца сплошной поток всего - песни, прозу... А Даль бы тоже хотел, но он этого не мог... У него этого творческого было слишком мало... Мда.

@темы: Книги

---

Книжный столик

Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания.

«Он напоминал колеблющееся, мятущееся, стелющееся пламя от свечи, которую несут против ветра.»

«Есть мнение, что внешность обманчива. На самом деле она обманчива либо когда обманывают, то есть если человек надевает на себя маску, либо когда сам не умеешь смотреть. Если же этого не происходит, то внешность говорит многое. Почти все.»

«Есть такая профессия – актер. И уже много лет в основе актерского мастерства лежит формула, почти аксиома: «Я – в предлагаемых обстоятельствах». То есть, чтобы хорошо сыграть любую роль, надо вообразить, как бы ты себя повел в предлагаемых обстоятельствах. Все бы хорошо, если бы знать, что такое эти обстоятельства и кто такой ты сам. А разве это известно?»

«Что такое душа, мы, конечно, не знаем. Когда-нибудь объяснят и это, но отсутствие ее видно сразу.»

«Он счастлив, когда он один. Его много, очень много. И он никогда не скучает с самим собой.»

«Конечно, конечно, профессия актер – это аномалия. Профессия, которая не поддается никаким законам, режимам, кардиограммам, протоколам…»

«Он очень странно молчал. Он громко молчал!»

«Он был по-кошачьи подвижен той, всем нам знакомой – бесшумной, гибкой и грациозной – подвижностью, которая свойственна этим мудрым животным.»


«Не могу представить, чтобы он приятельствовал «про запас», как это делают многие его собратья по профессии. Одни шлют поздравления с праздниками, с рождениями, другие оказывают «невинные» услуги, используя свою популярность, сводят перспективных режиссеров со сферой обслуживания, торговли. Одна известная актриса в течение многих лет словно гимнастикой занималась – ежедневно звонила нужным людям по списку-календарю и преуспела…»

«Начались пробы. Олег очень мне помогал. Он так улыбался мне, что не сыграть было невозможно.»

«Как-то зашел разговор о «Приключениях принца Флоризеля». Должно было быть продолжение. Не успели. Решили делать продолжение с его сыном: повесить где-нибудь его портрет, для того, чтобы напомнить о нем. Но из этого ничего не получилось. Где найдешь актера, который мог быть сыном Олега Даля?!»

«Видно было, что ему тяжело жить и участвовать в том, что мы делаем и играем. Ему это стоило больших сил. Сам он был уже в другом измерении.»

«Артист, - это тайна, - говорил Даль. – Он должен делать свое темное дело и исчезать. В него не должны тыкать пальцем на улицах. Он должен только показывать свое лицо в работе, как Вертинский свою белую маску, что-то проделывать, а потом снимать эту маску, чтобы его не узнавали».

«К сожалению, с Олегом произошел тот самый жуткий случай, когда Гамлет есть, а время его не хочет.»

«Мне его уход из жизни показался естественным. Неестественно, что мы оставались жить.»

«Дело не в том, что он стал старше. Дело в том, что улыбаться ему уже было довольно сложно.»

«Каждый человек – загадка, стоящий – особенно. Сам человек и себя-то до конца понять не может, так и умирает, не выяснив, кто он и что у него внутри. Это очень сложная проблема. А уж другого понять… Это уже просто невероятно. Понять же Олега до конца…»

«Часто он любил повторять: «Давай организуем лесной театр». – «А что это такое?» - «Будем в лесу играть, как джазмены». – «А кому мы там будем играть – птичкам что ли?!» - «Ну вроде того». Сиречь для себя. Творить для себя, независимо, творчески. Независимость… Пушкин говаривал, что слово-то ерундовое, но уж больно сама вещь хороша.»

«Было что-то в столь хорошо знакомом мне Дале, что никогда не позволяло общаться с ним на полном «коротке», какой-то всегда присутствовавший или угадываемый холодок, какая-то иногда явственней, иногда туманней ощущаемая запертая на замки комната в столь, казалось бы, открытой, даже распахнутой квартире его жизни. Чтобы не упустить эту мысль, выскажу сразу: может, потому он так свободно и неразборчиво распахивал наружные двери, что сам знал и помнил в себе эту тайную, почти для всех закрытую комнату.»

«Он вошел в роль сразу и сидел в ней крепко, уверенно, как опытный кавалерист в седле».

«Жизнь сейчас стала подвижной, даже сверхподвижной, и в этой сверхподвижности надо уметь сохранить себя.»

«Даль так часто опускался, а потом так сильно возвышался. А ведь вся эта амплитуда остается в душе.»

«В век пластика не нужна исключительность, и китайская ваза, существующая в одном экземпляре, смешна, если ее можно выпустить массовым тиражом.»

«Птицы, которые в Москве садились на кресты, сейчас садятся на антенны телевидения.»

«Пушкин есть везде, не хватает времени на его восприятие.»

«Надо торопиться увидеть прошлое, иначе настоящее будет казаться мгновением».

«Комедия, хорошая. Но смотреть не мог. Тяжело смотреть на двигающихся, говорящих, смеющихся людей, которых уже нет на свете, - тут уже не до комедии.»

«Я завела разговор о работе. Олег ответил мне: «Когда ты служишь мне, ты приносишь больше пользы кинематографии, чем сидя за монтажным столом. Там тебя могут заменить». И я стала служить ему.»

«Я знала Олега в разных состояниях. По собственному его выражению, ему нужно было иногда «окунуться в грязную лужу». Может быть, ему нужно было выпачкаться, чтобы потом все это сбросить и опять стать самим собой. Не знаю, болезнь ли это времени или профессии. Но почему-то так получается, что срываются и выходят из формы именно большие актеры. Я думаю, что дело прежде всего в нервной системе, которая поставлена в тяжелые условия.»

«Если уж сквозь ту пьянь, которая вокруг него всегда витала, я смогла разглядеть в нем все то милое, что в нем есть, значит – он хороший человек!»

«Сложностей впереди много, если считать сложности отдельно от жизни. А если их не отделять от жизни, то это и есть она самая – жизнь!»

«Мы ведь не понимаем, что же происходит, когда умирает человек? Не могу душа, талант, разум не уйти из мертвой оболочки куда-то! Где-то это все воплощается в чем-то! Или я ошибаюсь?»

«Моэм писал: «Вспомнишь парня, который час назад был полон жизни, а теперь лежит мертвый, и так все покажется жестоко и нелепо. Поневоле задаешься вопросом, что такое вообще жизнь и есть ли в ней какой-то смысл или она – всего лишь трагическая ошибка незрячей судьбы». Конечно, страшно находиться в руках незрячей судьбы, но ведь не пошлешь ее к глазному врачу – к Федорову, например! Просто не надо, нельзя думать и планировать, развязывать узлы и т.д. Живи и делай свое дело, люби, старайся не обижать и не обижаться, старайся больше верить людям, хотя это иногда и очень трудно.»

«Какая страшная закономерность: увидеть талант, сказать о нем открыто, потому что его уже нет.»

«Горе – реальное, обыкновенное человеческое горе и страдание – это не одно и то же! Страдая, можно все-таки надеяться, можно думать, что пройдет, обогатив твою душу, твой ум, даст тебе, освободившись от него, быть счастливым. Горе никогда не уйдет. Оно всегда будет рядом и счастье не сменит его, особенно если это горе ты познаешь в старости.»

«Мы осиротели совершенно. Нет никого, кто мог бы нам помочь. И мало того, что осиротели, но жизнь, которой нам теперь приходится жить – безрадостна. И тускла, как лампочка в 15 свечей. Но ведь жили же люди и при одной свече! И к этому надо приноровиться.»

«Он удобно и уютно укладывался в постель, и на лице его появлялось какое-то милое и спокойное выражение довольства. А утром и днем лицо его выражало обычно или страдание, или нервозность – надо было идти куда-то, встречаться со всякой нечистью: просто ли с улицей, или с плохими режиссерами, или с плохими людьми.»

«Он не любил дом – тесный, шумный, чужой, мещанский. И он искал именно такой дом, который в конце концов и сделал. Не нашел, а сделал сам. Увидел подходящий материал, из которого и сделал свой дом. Лизу он любил и сделал ее такой, какой хотел. Домашней. Уютной. И я полюбила наш дом. Наш жизненный уклад… Вот поэтому еще так трудно привыкать к другой жизни… Ну и кроме того, я лишена всякого общения с друзьями. Я их лишилась давно, но был Олег.»

«Посмотрела на свою люстру, в которой должны гореть пять лампочек, а горит всего две. Олежечка не любил перегоревших лампочек, и сразу их заменял. А мне вот сейчас все равно, пусть горит хоть одна. Ужасно тяжело жить, когда даже не хочется заменить перегоревшую лампочку…»

«Почему так не подвластны нам наши сны. Это очень большое упущение! Одно дело вспоминать, другое – увидеть; хоть и странно, часто непонятно, но все-таки иногда, редко-редко видим своих дорогих ушедших. Не бывает вечера, чтобы я долго с ним не разговаривала, не вспоминала, а снов не вижу.»

«А жизнь летит без крыльев в тупом однообразном пространстве, и лишь иногда мелькнет момент радости: то ли книгу хорошую прочтешь, то ли друзей повидаешь, то ли просто погода хорошая! Радость может дать многое, а вот счастья уже не будет!»

«Вообще жить трудно и поэтому надо жить легко! Надо! Путем внушения, вероятно. Вечером настраивать себя, как инструмент, и вставать утром уже настроенной, а не расстроенной!»

«Вот и живем с Лизочкой жизнью без удивления, без восхищения. Это давал нам Олег.»

«Я даже не могу сказать, что больше всего люблю: как только на экране появляется Олег, все постороннее и прочее становится мне безразлично. Ничего не могу сделать с этим! Раньше можно было рассуждать, а сейчас невозможно, потому что смотришь на это лицо, знаешь, что он там на полтора часа живой, и все другое исчезает из сердца…»

«Потом он плюнул на это дело, разорвал последний лист бумаги и сказал Лизе: «Этого не было и все!» Очень часто он успокаивал и себя и нас этой фразой. Тоже вариант защиты от хамства, когда нет никакого другого способа…»

«С «Выбором» Олег успел еще съездить на гастроли в Горький летом 1972 года. Вот тогда-то и проявилось вовсю его отвращение к этому спектаклю, потому что он все-таки не позволял себе выходить на сцену в сильном опьянении, а там вышел в таком состоянии, что, когда лег по ходу действия на шкуру белого медведя, расстеленную на сцене, то потом не смог с нее встать. Мне это рассказывали позднее с некоторым ужасом. Был скандал в театре. И вскоре после этого случая он ушел – сам ушел.»
Даль.

«Да разве можно что-нибудь понимать или, вернее, нужно ли? Может быть, чувствовать и тогда знать. Говорят, философия – ступенька к познанию смерти. Живут люди по-разному, а родятся и умирают одинаково. А чем занимаются в промежутке. Кто чем хочет? Или кто чем может?»

«Прошлое живет своей тихой и отдельной жизнью. Оно похоже на дикий куст орешника на склоне глубокого оврага, по дну которого течет холодный прозрачный ручей.»

«Я осмотрелся. Все было так же. Время здесь не обитало. Ему здесь не было места.»

«Знаете, что нас спасет? Униформа. Надо всех обрядить в форму. И нацепить знаки различия. И тогда наступит желанная гармония. И не надо будет говорить по душам, чтобы выяснить, каков ты есть. Посмотрел на погоны – и готово. Все ясно. Чего достиг и какова перспектива.»

«… Порыв одиночества, так похожий на тусклую лампочку в подворотне.»

«Люди готовятся ко сну, тихо переговариваются. Слушают музыку и совсем не думают о бесконечности над ними и под ними, пронизавшей их по вертикали, у которой нет ни конца, ни начала. Все мы нанизаны на эту невидимую вертикаль. Невидимую. Но иногда до боли ощутимую. И есть одно движение: вверх и вниз.»

«Человек всю жизнь бывает… вернее пребывает… с самим собою. Понимаете? Он – двое…»

«Мне думается, что кино – не случайное изобретение человечества. Кино было всегда. Кино было даже в ту пору, когда не было языка, но уже существовала наскальная живопись. И даже раньше. Кино было с тех пор, как появились глаза и мозг. Все мы носим на плечах маленький, бесплатный многосерийный кинотеатр. Кино мы смотрим всю жизнь – хотим мы того или нет. Но вот из того, что мы видим, - не всем хочется поделиться. Пересказываем только то, что нас поразило, выбилось за рамки обычного или привычного, - то есть, происходит непроизвольный отбор, а может быть, сознательный монтаж?»

«Многие критики, очень многие критики- оказывают самый сердечный прием банальным пьесам и сценариям. А я спрашиваю себя – почему? А потому что их очень легко объяснить. А понять… Об этом и речь быть не может. О, как их легко понять!»

«Реальная пьеса о реальных людях – что сие означает? Реальная пьеса с реальными людьми в реальном театре, на реальной сцене – перед реальными зрителями. Реальный бегемот – это реальный бегемот. Реальная кошка – это реальная кошка. И, заметьте, кошка – не бегемот, а бегемот – не кошка, хотя они более чем реальны.»

«… Многоточие и раздумчивость зрителей после спектакля и есть то главное, ради чего разыгрывается драма.»

«Я не думаю, что не стал бы хорошим режиссером, особенно в наше время, когда можно подворовывать чужие идеи и мысли и никто не догадается, а если и догадается, то промолчит, потому что сам – ворует. Однако, когда пришло время Высших режиссерских курсов и меня стали учить какие-то дуболомы, которых я не уважал и не уважаю и не смогу никогда уважать, - я не выдержал. Кроме того, я понял, что в этом болоте легко потерять себя, своя «я», свою индивидуальность, стать исполнителем чужой музыки.»

«Я люблю работать много и хочу, но между «хочу» и «могу» космическое расстояние…»

«Вы сожалеете об утере эпистолярного жанра, но мне кажется, что в наше безумное время «летающих тарелочек» люди общаются некими биоволнами. Когда научатся их улавливать и потом воспроизводить, потомство не будет обижаться на нас.»

«Умчалась в прошлое гражданская война одиноким конем, потерявшим седока в далекой степи.»

«Произведение – как дом с подвалом и чердаком, с живущими в нем людьми, с парадными и черными лестницами.»

«Мысль – суть глаза, обращенные внутрь себя.»

«Уметь сдержать эмоции! Помолчать, послушать и подумать – единственное средство сберечь свои мысли, а стало быть, себя.»

«Артист не должен играть героя, если он его ненавидит или ненавидит его прообраз – эмоции могут исказить подлинную картину.»

«Ты есть сосуд. Граненый. Чем больше граней, тем они незаметней, тем ты круглей, совершенее.»

«Если люди не читают книг, то их читают КРЫСЫ.»

---

Читательский дневник

А.Н.Островский. Письма.
«Н.А.Некрасову. начало декабря 1869.
Дорогой мой Николай Алексеевич, зачем Вы пугаете людей, любящих Вас! Как Вам умирать! С кем же тогда мне идти в литературе? Ведь мы с Вами только двое настоящие народные поэты, мы только двое знаем его, умеем любить его и сердцем чувствовать его нужды без кабинетного западничества и без детского славянофильства. Славянофилы наделали себе деревянных мужичков да и утешаются ими. С куклами можно делать всякие эксперименты, они есть не просят….
Вы пишете, что Вы хандрите, о чем бы Вам хандрить! Я понять не могу. Вот мне так можно хандрить, у меня большая семья, в театре мои пьесы нейдут и мне (просто сказать) грозит нищета. Вот Вы похлопочите за человека, любящего Вас по-братски, может быть у Вас от доброго дела хандра и пройдет.»

Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания.
«Дневник Эйхенбаум. 10 марта 1983.
Смотрю в окно. Вижу только небо и пролетающих птиц. Это если смотреть лежа на диване. По небу плывут облака, и, как всегда, мне видятся лица – иногда лица близких, навсегда ушедших людей.
А в ленинградской квартире вид из окна был совсем другой: у самого дома стоял огромный тополь, и лица людей я видела на его коре. Но там лица не менялись, как на облаках. Там я видела какое-нибудь лицо очень четко и, когда приходила с работы и ложилась отдохнуть на диван, я сразу же находила это лицо. Я бы могла его нарисовать, если бы была художником. Я и сейчас его помню. А квартира наша когда цвел тополь, была вся в тополином пуху. Многих это раздражало, а мне нравилось…
Но зато птицы там были близки: на деревьях, на балконе, а здесь я вижу только летящих ворон и голубей. Воробьи и синицы там были рядом. Особенно воробьи. Веселые, неугомонные, хорошенькие.
Я вспомнила сейчас, как кормила в Монине синиц 3 марта 1981 года, а Олег уже умер. Он умер утром, а мы узнали о его смерти около 4-х часов дня.»

---

Читательский дневник

А.Н.Островский. Письма.
«М.В.Васильевой. 8 ноября 1867.
Милочка Маша, вчера, когда я уже отправил к тебе письмо, я получил от вас короткое известие, что тебе Бог дал дочку. Это меня и обрадовало и опечалило тем, что вы коротко пишете, - ни слова о том, здоровы ли вы, мои милые, ты и дочка. Я бы к тебе не то что приехал, а на крыльях прилетел, если бы только можно было. Да дело-то в том, что мне надобно заработать и получить побольше денег; особенно теперь, когда у меня будет расти невеста. Только бы нам здоровья, тебе и мне, а то Бог даст, можно будет жить хорошо.
16 января 1868.
Милочка Маша, у нас шестой день стоят такие морозы, что носа показать нельзя. У меня шуба теплая, и я выезжаю закутавшись, но все-таки в субботу немного простудил глаза и теперь сижу дома. Завтра последний разговор с Кожанчиковым, сегодня жду Серова; покончивши с ними дела, приеду в Москву. Страшно ехать в такие морозы, - поезды опаздывают, лопаются колеса и рессоры, бывают и другие случаи: подожду, когда будет хоть немного потеплее. Вчера «Василиса» шла в третий раз, я, боясь холода, не был в театре и очень жалею, потому что был государь и остался доволен и пиэсой и игрой. Я так измучен разными хлопотами, что сплю и вижу, как бы приехать в Москву поскорей и отдохнуть.»

Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания.
«28 июля 1980. Сегодня Олег ушел – хоронят Володю Высоцкого. 42 года. Пил страшно. Умер во сне. Очевидно, паралич сердца. Такой талантливый человек. Олег очень страдает. Мы, конечно, не поехали. Там будет очень много людей, много любопытных. И на Марину Влади интересно посмотреть: как она страдает в жизни, а не на экране. Ну что поделаешь, с этим бороться невозможно. Почему, когда человек попадает в катастрофу, собирается толпа посмотреть?! Ну а если все будут проходить спокойно мимо – это тоже плохо.
1 июня 1981. Я часто так сидела и думала: где-то наш Алечка? Скоро ли он придет, насколько он пьян и не угрожает ли ему опасность? А сейчас я знаю, где он, и знаю, что ему уже ничто не угрожает. Что же лучше? Ах, нет! Пусть бы пил – он все равно перестал бы, он слишком любил свой дом, мир в своем доме, Лизу. Он шел к выздоровлению, а попал в безжалостные руки смерти. Неужели он хотел этого, понимая, что не может справиться со своей болезнью? Нет, он не знал, что идет умирать – человек не может этого знать. Он плохо чувствовал себя и, приняв таблетку, решил полежать. А она его и схватила. Мерзкая тварь! Всякая нечисть живет, а наш светлый, добрый и талантливый, наш дорогой, наш маленький был так жестоко выхвачен из жизни, так рано сбит с ног. Он обратился в одном своем стихотворении-молитве к Господу. Он просил помощи!. И в этом оказалась помощь? В смерти? Нет, я не верю…»

Л.Нечаев. Ожидание друга, или Признания подростка.
«Я еще не знал, не ведал, на что гожусь в жизни, а он уже твердо знал, что будет профессиональным барабанщиком. «Зачем мне знать теорему Виета, - говорил он в седьмом классе учителю алгебры, - когда я хочу стать барабанщиком? – «Ты еще не знаешь, кем ты будешь», - внушал учитель. «Знаю, - отвечал Перерепченко. – Вот другого я не знаю: зачем алгебра отравляет мою молодую жизнь?» - «Школа не производит ни представителей точных наук, ни гуманитариев, - терпеливо объяснял учитель. – Средняя школа только лишь выявляет способности». – «Ну, повыявляли класса этак до пятого – и хватит. Сами же в шестом классе сказали мне, что я не Лобачевский. Не могу я, не смыслю.» - «Зачем мне географию знать, - улыбался учитель, - когда извозчики есть. Кажется, так рассуждал Митрофанушка». – «А зачем, действительно, Митрофанушке знать географию?.. Обучать меня всей этой алгебраической абракадабре – значит впустую тратить государственные средства».

---

Валентина Савенко "Секретарь палача". Фэнтези-детектив, любовный роман. Ну... как обычно - для фанатов жанра.
Сюжет: девушка Арлина - сиротка. Когда-то ее семья попала в очень тяжелые жизненные обстоятельства, и родители Арлины погибли, пытаясь спасти дочь. Арлина сумела сбежать и сейчас много лет скрывается под маской. Но однажды девушка столкнулась с неким мерзавцем и не смогла остаться в стороне... так что сейчас находится в тюрьме, приговоренная к смертной казни. Неожиданно палач , посмотрев на девушку, он ей сделал странное предложение - он поможет ей инсценировать ее смерть, а она отправится с ним и будет на него работать. Ему нужен секретарь... Арлина соглашается, да у нее и нет особого выбора. Но она совсем не ожидала, что ей, вслед за новым работодателем, придется отправиться в столицу - откуда она когда-то с таким трудом бежала и где она может столкнуться со своими старыми врагами... Но в конце концов, решает Арлина - она же может и попытаться разобраться, что случилось тогда с ее семьей... Вот только оказывается, что и у ее работодателя тоже есть свои опасные тайны, и они как-то подозрительно переплетаются с тайнами прошлого...
Ну, вот мне и удалось прочитать самую первую книжку автора (из изданных! ), а то, когда я их стала читать, она уже везде пропала из продажи... Нашла в библиотеке. Оказалось интересно! Мило и занимательно.
Название вышло такое себе... броское и эпатажное. ну, само собой - палач! а у него вдруг секретарь! прямо обещает всякие эксцессы и извращения. Но очень быстро выяснилось, что все это было в значительной степени для привлечения внимания... В смысле, герой - роковой и сексуальный, все как положено! - вроде бы и производит исполнение приговоров... но тут просто автор придумала такой мир, что большая часть населения относится к нелюдским и магическим расам, которые все отличаются сверхспособностями, сверхсилой, долголетием - некоторые вообще практически бессмертны. То есть, убить их могут далеко не все и не всегда, вот и существует специально подготовленные специалисты со специально изготовленным оружием... К тому же, как повествует далее автор, эти самые специалисты даже в основном не сами занимаются казнями, а "проверяют вынесенные приговоры", ну там - правильно ли проведено расследование, нет ли каких по этому поводу жалоб и донесений, все такое. То есть, более точно выражаясь, то героя следовало бы именовать не палачом, а - скажем, инквизитором... в рамках жанра... (а то, я смотрю, хлесткое поименование "палач" у многих сразу авансом вызывает неприязнь и негатив )
Так же, как мне кажется, обложка у книги не совсем удачная. Роковой и сексуальный сам по себе еще ничего (хотя этого типа я уже видела на обложках, например, в цикле про академию... стихий что ли? Жильцовой и Гавриловой не знаю, какое издание было раньше, но все равно забавно ), а вот ГГ там изобразили натурально в виде девахи (по-другому не скажешь! выглядит довольно дешево и вульгарно ). Мне кажется, что такая визуализация дополнительно вызывает раздражение у читателей (в дополнение к "палачу") - меня-то уж точно порядком раздражала... Вызывает к ГГ и к книжке в целом предубеждение, хотя, по ходу чтения становится совершенно ясно, что автор изображает совсем другой типаж - более... как сказать... более сдержанную девушку...
А так, как я уже и говорю - книжка вышла симпатичной. Автор придумала интересную систему магии, с этими магами прошлого, будущего... с разнообразными расами фениксов, у которых свои магические особенности... Детективная линия получилась вполне занимательной, особенно с этими фишками с бессмертием, воскрешениями - про которые автор не забывала, что приятно... Даже жаль, что такой интересный и перспективный мир остался заброшенным - можно бы там и еще другие какие-нибудь истории написать, с другими героями...

@темы: Книги

---

Читательский дневник

Кардинал де Рец. Мемуары.
«До сей минуты все шло у нас как нельзя лучше. Мы вступились за самое благородное и справедливое дело на земле и готовы были вновь соединиться с Парламентом, так сказать, прилепиться к нему, а он готов был потребовать созвания ассамблеи палат и, стало быть, одобрить все наши действия. Но тут черт попутал наших сторонников: они вообразили, будто дело заглохнет, если мы не оживим его, добавив в пресные формы парламентской процедуры малость остроты. Именно так выразился Монтрезор, который на совещании фрондеров, собравшихся у президента де Бельевра, предложил выстрелить из пистолета в одного из синдиков, чтобы принудить Парламент созвать ассамблею. «В противном случае, - объявил Монтрезор, - Первый президент никогда не согласится собрать палаты; зато если мы подстрекнем волнение, члены Апелляционных палат самовольно займут свои места и таким образом соберут ассамблею… Для этого надобно выстрелить на улице в одного из синдиков, известных народу, но не настолько, чтобы смута вышла слишком уж большая, и, однако, настолько, чтобы смута все же поднялась…»
Я воспротивился этому намерению со всей доступной мне силой убеждения. Я доказывал, что ассамблея палат соберется и без этого происшествия, которое сопряжено с великим множеством опасностей. Твердил, что передергивать карты всегда безнравственно. Президент де Бельевр объявил мою щекотливость жалкой; он призывал меня вспомнить, как в «Жизнеописании Цезаря» я утверждал когда-то, что в делах общественных мораль вправе чувствовать себя более просторно, нежели в делах частных. Я в свою очередь призывал его вспомнить, как в конце упомянутого «Жизнеописания» я утверждал, что благоразумие предписывает пользоваться этим правом с крайней осторожностью, ибо оправдывает его один лишь успех. «А кто может поручиться за успех, - добавил я, - ведь в деле такого рода судьба может уготовить нам тысячи случайностей, которые, в случае неудачи, усугубят беду, выставив низость еще и в смешном виде». Никто не внял моим словам. Все ополчились против меня и решено было, что дворянин, состоявший при Нуармутье, выстрелит из пистолета в карету Жоли; Жоли нанесет себе царапину, чтобы подумали, будто он ранен, ляжет в постель и подаст жалобу в Парламент. 11 декабря план все же был исполнен, и судьба не преминула сопроводить его исполнение происшествием, злосчастнее которого нельзя было и придумать. Из-за волнения на площади, вызванного пистолетным выстрелом, и по жалобе президента Шартона, вообразившего, будто Жоли случайно пострадал вместо него, собралась ассамблея палат; об этом узнал маркиз де Ла Буле и… призывал к оружию и постарался вооружить соседние улицы…»

Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания.
«Олег был точным человеком. Качество для кино не оченьо удобное. Группа привыкла к тому, что актеры бывают не в форме, бывали срывы и у Олега, и часто неготовность группы пряталась за эти срывы. Последние годы срывов у Олега почти не случалось, и он страдал от привычки кино к неточности. Он всегда был готов, собран, и как часто зря! Чтобы разрядиться, он начал вести дневники, записывая в них, что и как происходило в съемочный день. Слух об этих дневниках быстро распространился и кое-кого не на шутку напугал. Звонили мне и просили – пускай он перестанет вести этот ужасный дневник. А он писал по минутам: почему отмена, когда позвонили или не позвонили. У меня хранятся эти дневники как свидетельство тяжелого труда киноартиста.»

Е.Криштоф. Современная история, рассказанная Женей Камчадаловой.
«Когда расходятся родители, будущее свое пытаешься представить по обрывкам фраз, по недомолвкам, по серой усталости или, наоборот, по злому оживлению их лиц.
Дорогие родители, вам кажется, вы ссоритесь между собой совершенно корректно, а вы гуляете, как сорвавшийся с прикола катер. Вас мотает, и вы разбиваете все, что попадется вам по пути. Причал? Давай в щепки причал! Байда? Давай байду! Живой человек? Налетай на живого человека! Правда, человек может нырнуть, спасаясь от острого бессмысленного носа…
Что я и делаю вот уже скоро полгода. Я то ныряю в свою школьную жизнь, то выныриваю в семейную. Где никто не пьет, никто никого не бьет, где просто перестало быть так, а сделалось эдак.»

---

Фотофлуд

У нас сегодня была радуга! удивительно.



и так, немного -



Воробьи обжираются рябиной.




Новое от Дуси.

---

Читала книжку про Олега Даля (воспоминания и прочее) - я ее уже давно читаю... Наконец дочиталась до того, что у меня перевернулись все представления. Мой мир уже не будет прежним...
Нет, вы прикиньте - я вдруг осознала, что Даль, по сути, был точно такой же типаж, как Михаил Ефремов... алкаш, допившийся до того, что просто уже не мог нигде работать... Если бы не время и особые обстоятельства (нехватка связей и средств), и у него была бы машина, он точно так же кого-нибудь на этой машине переехал... Да чего там - ему дико повезло, что он просто кого-нибудь не убил в приступе белой горячки, я не знаю.
Офигеть... я же выросла во всеобщем транслируемом утверждении, что - человека сгубила система, у него была такая тонкая душевная организация, что он не смогал среди всей этой лжи и т.д.
"Продал ты свой божий дар... за рюмку водки... " (с) Бумбараш.
(только не думайте, что в книге об этом кто-то написал прямым текстом или что-то такое выразил. Нет, там все подается в каноническом духе)

@темы: С ума сойти

---

Читательский дневник

А.Н.Островский. Письма.
«Е.Н.Васильевой (Лавровой). 8 июня 1865.
Плывя от Казани вниз, я дивился тому, с какой премудростью все устроено в природе: чем дальше на юг, тем холоднее; один только Саратов оправдал географию, в этой стране, где цветет лимон, то есть нет, не лимон, а камышинские арбузы очень дешевы, мы на другой день нашего прибытия принуждены были надеть парусинныя костюмы. Из Симбирска мы Вам писали, а из Самары и рады бы написать да нечего, - город большой купеческий, жизнь благочестивая, семейная, без удовольствий, нравы жестокие, необразование полное… Слова песни «Под Самарою разбойнички шалят» не совсем справедливы; разбойников теперь нет, нельзя – век прогресса, теперь поборы с судов производятся инженерами водяной коммуникации, а не разбойниками, все-таки шаг вперед; не знаю, выгоднее ли стало судохозяевам, да мало ль чего! Что на них смотреть. Разбойник мужик необразованный, у него и потребности незначительные, оттого он и брал меньше, а офицер дело другое, он и шампанское пьет и французские перчатки носит. Несправедлив также и другой стих песни: «а в Саратове девицы хороши». Ничего нет хорошего! Притом же известно, что Саратов есть родина секты хлыстов. Если бы в Саратове точно девицы были хороши, то не было бы никакого расчету заводить такую гнусную и противоестественную секту. Забыл я Вам сказать о пище, которой мы пользуемся: совершенно свежая икра, осетрина, севрюга, стерляди, дупеля, фазаны, все это нипочем. Кажется, чего бы нам еще, а все не хватает чего-то очень существенного! Мы теперь уподобляемся бедным путникам, которые в полуразрушенной лодке несколько дней без всякой пищи носятся по океану; говорят, что у этих несчастных особенно страшно выражение глаз: каждый смотрит на своего соседа с непреодолимым желанием съесть его. Посторонние говорят, что у нас точно то же выражение глаз, когда мы смотрим на женщин.»

А.Герман. Вернись в Сорренто?..
«Луиджи Тенко, узнав, что его песня не вошла в финал, вернулся в гостиницу и выстрелил себе в рот. Далида, которая исполняла на фестивале эту песню, не найдя его среди тех, кто обсуждал решение жюри, бросилась в гостиницу, чтобы утешить друга. Она была первой, кто увидел его. Ее не могли вывести из шока и отправили в больницу.
Луиджи будто бы оставил письмо, в котором заявил, что он не хочет больше жить в таком несправедливом и гнусном мире. Раздались требования прервать фестиваль. Сан-Ремо кипел. Однако недолго. Фестиваль не только не прервали, но вскоре после похорон Луиджи, на которых присутствовало лишь несколько самых близких его друзей, уже праздновалась свадьба Жене Питнея. Свадьба носила явно показной характер, и я не уверена, что этот брак не был заключен в рекламных целях. Пышный свадебный прием состоялся на яхте, так чтобы толпы людей ни на одну минуту не лишились возможности наблюдать увлекательное зрелище. И лишь красный цветок, лежащий на тротуаре перед афишей Луиджи Тенко, напоминал о трагической, безвременной его кончине. Тенко написал музыку и слова песни Ciao, amore. По мелодии и тексту это была одна из самых лучших, достойных награды песен – очень напевная, не банальная, с легко запоминающимся рефреном. Я неоднократно ее исполняла. Она неизменно нравилась публике – сама по себе уже независимо от имени автора.»

В.Савенко. Секретарь палача.
«Почему у злодеев нет выходных? Это упростило бы жизнь тем, кто за ними гоняется.»
***
«Громко забурчавший живот намекнул, что борьбу со злом придется начинать с кухни.»
***
«Время ползло, словно напившаяся успокоительного зелья черепаха.»

---

Анна Герман "Вернись в Сорренто?.." Небольшая книжечка мемуаров... Странный случай. В смысле, я знала, конечно, что есть такая книжка... что-то такое припоминаю в каких- то журналах... Но мне почему-то, даже когда у меня проснулась страсть к мемуарам-дневникам-письмам, ни разу не приходило в голову ее поискать, почитать. И вот совершенно случайно я на нее наткнулась, копаясь в библиотечном каталоге. Ну тут уж однозначно - надо читать.
Книжка действительно чрезвычайно маленькая! Сами мемуары занимают всего 90 страниц... Да еще и мелким шрифтом - ну да, издавали еще в СССР, тогда по-другому никто не представлял. В целях сбережения бумаги, я думаю. Ну вот еще дополнили несколькими статьями из прессы, собрали интервью. И фотографии тоже поместили! хотя и не сильно много. Очень интересно.
Как, наверно, многие знают - ну, те, кто интересуется советской эстрадой точно - Анна Герман в 60-е годы работала по контракту в Италии, записи грампластинок, концерты, фестивали, все такое. И во время всего этого попала в жуткую автомобильную аварию, у нее были тяжелейшие травмы... Можно сказать, собирали по кусочкам... После этого певица еще несколько лет провела в гипсе, в процедурах, во всяких лечебно-врачебных делах. Но смогла оправиться, подняться и даже вернуться на сцену. Вот во время этого вынужденного перерыва она и написала эту книжку.
Главным образом тут она рассказывает о том, как жила и работала в Италии. Но попутно, небольшими вставками дополняет и о своей жизни в Польше, как она училась (на геолога, однако!), как начала петь на сцене (пела всегда, хотя нигде не училась - идеально, от природы поставленный голос! как восклицают во всех статьях), как стала выезжать на гастроли... Анна Герман пишет очень просто, но ясно, выразительно... со сдержанным мягким юмором (хотя временами и переходящим в откровенный сарказм!)... откровенно рассказывает о себе, об особенностях жизни и работы эстрадного артиста вообще - и "в капиталистическом мире чистогана", как выразились бы в прессе тех лет. Анну Герман это и удивляет, и возмущает. Ну, сейчас у нас это все просто существует вокруг, так что нам это и так знакомо - договорные сделки между крупными студиями на фестивалях, агрессивная реклама (с напором на секс), откровенная ложь и копание в грязном белье, с целью привлечения внимания и увеличения тиражей... Все так и осталось - и процветает еще больше...
Но все-таки так странно - читать упоминания с детства знакомых звездных имен... Адриано Челентано, Далида... они здесь просто упоминаются, как те, с кем сталкиваешься за кулисами! Вот, кстати, Анна Герман рассуждает о студийной записи и пении вживую - она выступает сторонницей живого пения (ну, само собой)... пишет, что истинный талант артиста только тогда и проявляется... а не то что в записи, где все подогнано и сделано... Рассказывая про фестиваль в Сан-Ремо, где она принимала участие, Анна Герман упоминает про Конни Фрэнсис, которую просто восхваляет - и какая она милая, и как она здорово пела (вживую!) и т.д. Ладно... Конни Фрэнсис я знаю, но как бы сказать - задним числом. В смысле, во времена моего детства я про такую слыхом не слыхивала, а вот когда у меня появился доступ к интернету, так проверяя разные списки, я ее как раз там у увидела. Ну ничего, неплохо поет... (но эйфории у меня все равно не возникает ) А потом Анна Герман переходит к выступлению Далиды - я приготовилась что-то узнать - опа... она выступила с резкой критикой! И все что-то больше о том, как Далида выглядит (сменила имидж), да еще там что-то... как держится что ли... Ну дела... а поет-то она как?! я разволновалась. Что ли Анна Герман хочет сказать, что Далида плохо поет?! пела на том фестивале. Прямо пришлось прерываться и успокаивать нервы. Что как бы там Далида не выступила на том злосчастном фестивале, все равно она божественно поет... (ну, вы поняли, что я обожаю Далиду, это прямо мое все, золотая королева из моего детства, ах... Но дальше я переворачиваю страницу - ага... там рассказывается о самоубийстве автора слов-композитора, песню которого пела Далида, видимо, они тогда как-то вместе жили, ужасный случай, он не выдержал того, что не прошел по конкурсу - хотя песня была очень хорошая, как и Анна Герман тут же говорит, и что она потом эту песню неоднократно тоже пела, и всегда на концертах она очень нравится... (пошла послушать на ютубе. Ну да, я вроде ее даже припоминаю из дисков Далиды... ) ну, потому что призовые места распределялись заранее, по сговору крупных музыкальных студий, как уже говорилось. В общем, далее Анна Герман неожиданно опять ругает Далиду - хм. За то, что та через несколько лет опубликовала какой-то откровенный рассказ о своих отношениях с этим композитором. Анна Герман посчитала, что Далида это сделала ради рекламы и ее это возмутило опять же... Ага! соображаю я. Может, это все и вызвано позднейшими негативными эмоциями - она ведь не сразу все это записывала, а через несколько лет... Ей не понравился этот момент с публикацией, отсюда и негатив... Так что Далида вполне себе нормально пела на том фестивале, можно думать!
Кстати, у них с Далидой, мне кажется, даже один тип внешности. И вообще, если непредвзято подходить - так вот она пишет в противовес о Конни Фрэнсис, что та подобного не делала! - ну так что? может, это как раз говорит о том, что Конни Фрэнсис была вся в шоколаде, вся продуманная и материально залакированная, а Далиде приходилось всегда самой о себе заботиться... Как и Анне Герман, да уж.
Эх, нет уже ни Анны Герман, ни Далиды... Как странно, что они погибли практически в одно и то же время... с разницей в несколько лет... Конни Фрэнсис, к слову сказать, прекрасно поживает до сих пор. Специально пошла посмотрела в википедии.
Ну вот, а потом происходит эта жуткая авария, и Анна Герман описывает, как она приходила в себя, как ей тяжело пришлось... Нет, она не давит на эмоции, пишет об этом еще более сухо и сжато - но выразительно же... сразу все понимаешь. Провести просто несколько месяцев неподвижно, в гипсе, с постоянными болями (переломы же) и с невозможностью нормально дышать... ужас... А потом ей просто пришлось заново учиться всему - сидеть, ходить... И она еще все же вернулась к концертной деятельности, еще и с таким напряженным ритмом - постоянные гастроли, выступления, постоянная работа где-то. Ну еще бы - успеть столько всего сделать за такой краткий промежуток времени...
Анна Герман скончалась в 46 лет, рак костей. Когда я просматривала статьи в интернете, то где-то попадалось, что - предполагают - рак развился из-за тех прежних тяжелых повреждений, их же было столько...

«Человек никогда не должен поступать вопреки своим убеждениям, вопреки характеру. Не должен делать ничего, что он сам позднее будет вспоминать с неприятным чувством.»

«После концерта, который прошел сверх ожидания хорошо, я узнала от Пьетро, что у меня слишком серьезный подход к делу, что музыка развлекательная, легкая, так что и относитсья к ней надо соответственно. Да простит ему какой-нибудь из итальянских святых, а я не могу!»

«Главного атрибута, делающего секс-бомбой, я была, увы, лишена. Правда, не могу пожаловаться – у меня хорошо разработана диафрагма, благодаря этому мне есть чем дышать… но все же я противница таких преувеличений.»

«После выступления, оставаясь на эстраде перед микрофоном, я должна была отвечать на «стихийные вопросы» публики. К счастью, перед открывшейся для публики возможностью получить, при этом из первых рук, столь важную информацию, как «ваш рост?», потускнели все другие проблемы, касающиеся международного положения…»

«Считаю, что всякий человек на земле должен обладать хотя бы одним собственным деревом.»

«Урожайные годы, как правило, длятся недолго. Взамен уже приевшихся, хотя и талантливых, появляются новые лица – как в калейдоскопе.»

«Человек всегда в состоянии понять другого человека, невзирая на географические различия, несхожесть обычаев, религии, языка… Надо только захотеть, и этого будет достаточно.»

«Поскольку сейчас, когда я это пишу, продолжается Олимпиада в Мексике, а я не пропускаю ни одной передачи, невольно вертится на языке спортивная терминология… Но ведь и на самом деле схожего найдется немало, да и справедливость, обязанная восторжествовать, не всегда имеет доступ как на ринг, так и на фестивальную сцену. Что ж, недаром Фемиде завязали ее прекрасные глаза. Очевидно, затем, чтобы не расстраивать богиню.»

«Не могло быть и речи о том, чтобы спокойно послушать песню и объективно оценить ее в присутствии нахваливающего свое творение, полного энтузиазма, потного от возбуждения автора. Во всяком случае, у меня не хватало духу заявить: «Нет, извините, мне не нравится». Единственным аргументом, который я пыталась пустить в ход, был следующий: «Простите, вам не кажется, что эта песня не ложится на мой голос и я не могу спеть ее так, как вам бы хотелось?» Но это, как правило, не приводило к желаемому результату. В конце концов, с тяжелым сердцем, чувствуя себя ужасной преступницей, я просила дать мне время «на размыление».

«Мне были предложены два платья: короткое и длинное. Короткое, серебристо-белое, предполагалось оторочить по низу лебяжьим пухом. Ладно, бог с ней, с этой оторочкой, но на последней примерке прибавились еще и рукава из пуха, длиной до локтя, отчего мой силуэт обрел сходство с фигурой бойца-тяжеловеса. В ответ на высказанные мной опасения мне был дан добрый совет внимательно следить, какая из телекамер будет направлена на меня, и в соответствии с этим поворачиваться в профиль. «Пух безумно эффектен», - заключила нашу дискуссию синьора «Господи, - подумала я, - даже если бы не было слепящего света юпитеров, совершенно лишающих возможности увидеть зал, то и без того я была бы неспособна во время исполнения песни думать о телекамере и высматривать, в какую сторону обращен ее красный глазок». Но синьора, видимо, никогда не пела на сцене. Длинное платье тоже не вызывало у меня восторга. Оно было сшито из коричневатой ткани, напоминающей парчу. По всему лифу были нашиты разноцветные бусинки, контрастирующий с основным тоном материала. Я чувствовала себя в нем ка лошадь на цирковой арене. Единственным утешением было то, что телевидение в Италии все еще черно-белое и я в моей разноцветной упряжи не буду видна в полной красе.»

«В другой день Рануччо привез меня на фотосъемки в цирк, расположенный на далекой окраине Милана. Вскоре я уже сидела под куполом гигантского цирка и – как это случалось довольно часто – ждала. Сперва даже не знала, кого и чего. Потом мне удалось вытянуть из Рануччо, что ждем фоторепортера к условленному часу, который давно минул. Тем временем другие исполнители, участники фестиваля в Сан-Ремо, уже снимались для рекламы. Поскольку ни одна ситуация в этих съемках не должна была повторяться, мне посчастливилось посмотреть разнообразную цирковую программу. Чрезвычайное впечатление произвел на меня огромный индийский слон, который терпеливо позволял целому ансамблю с гитарами карабкаться себе на спину. Солистка предпочла сняться внизу, рядом с хоботом: очевидно, ей недоставало фантазии, а, быть может, и храбрости. Я бы тоже, наверное, струсила. Поначалу меня это забавляло, однако время шло, а фотографа все не было, между тем как в клетках оставались уже одни только львы да тигры. Порой они давали о себе знать вполне недвусмысленным образом! Заманчивое знакомство с ними все-таки не состоялось. Фотограф просто-напросто вообще не явился."

«Зверей я люблю и потому считаю, что цирк – одно из наименее достойных изобретений существа, которое кичится тем, что занимает высшее место на древе эволюции. Впрочем, дрессировка продолжает оставаться излюбленным занятием человека. Если под рукой нет зверя, создания, наиболее пригодного для этой цели ввиду его беззащитности, люди со страстью дрессируют друг друга. И занимаются этим испокон веков.»

«Итак, я сидела в красном, как маков цвет, плащике военизированного покроя, обутая в черные, до колен, сапоги. В соответствии с требованиями моды сапоги должны были быть выше колен, но, к сожалению, у меня слишком длинные ноги. Голову мою украшала черная кепочка с козырьком. Слева от меня, положив руку на погон, напоминающий большой эполет, стоял вытянувшись в струнку, с улыбкой от уха до уха повелитель – мужчина. Ах, как же в Италии почитают, обожают, буквально носят на руках особу мужского рода! На мой взгляд, итальянцы слишком глубоко прониклись духом библейских догматов, слишком уверовали в то, что женщина создана для мужчины – при всех условиях, безо всяких исключений.»

«Я неоднократно убеждалась, что самое обоснованное, самое интересное новшество, воспринятое вопреки внутреннему убеждению, дает обратный результат.»

«К сожалению, в жизни все, как правило, свершается без репетиций.»

«Ведь мы, женщины, крайне редко решаемся на что-нибудь исключительно ради самого дела. Чаще же всего за внешним фасадом наших поступков кроется мужчина. Из любви к нему мы совершаем чудеса ловкости, дипломатии, отваги и самоотверженности. Учимся управлять реактивным самолетом, ежели он желает резвиться в поднебесье и вблизи разглядывать облака; ради него с успехом притворяемся глупейшим существом в мире – домашней гусыней, несмотря на то, что сами увлечены кибернетикой.»

«Лично я никогда не могу повиснуть на чьей-либо шее. Мешает рост.»

«Нас принимали необыкновенно сердечно, приглашали домой, на семейные торжества. Будучи в одном старом грузинском доме, я увидела на стене такое великолепное оружие, что даже у меня, далекой от рыцарских страстей, восхищенно забилось сердце. Подумала о нашем приятеле, фехтовальщике Перси. Хорошо, что он этого всего не видел, иначе лишился бы душевного покоя, ибо наверняка захотел бы иметь такую сказочно великолепную саблю, дабы по временам просто смотреть на нее, коснуться изумительной чеканной рукояти.»

«Певец или певица не всегда поют так, как это зафиксировано на пластинке или магнитофонной ленте. Подлинной проверкой может послужить только живое пение.»

«Любовь к своему делу если не единственное, то, во всяком случае, одно из важнейших условий для того, чтобы человек чувствовал себя счастливым.»

«Когда подошел фотограф… началась такая сутолока, что потом на фотографии не удалось разобрать, кто где начинается и кончается, - столь магнетической притягательностью обладает объектив.»

«Среди толпы кое-где выделялись своим эффектным обликом карабинеры. (Карабинеры делятся на 1) красивых, 2) очень красивых и 3) умопомрачительно красивых.)»

«После возвращения в Польшу мне пришлось переболеть всеми – затаившимися во мне – простудными заболеваниями, которые после нервного напряжения наконец дали о себе знать. Когда человеку просто некогда болеть, ему удается действительно отложить болезнь, но, увы, всего лишь на какое-то время. Едва напряжение хоть чуточку спадет – расплата наступает незамедлительно. Сваливаешься и уже послушно лежишь, не вставая.»

«С гостиничного балкона открывался вид на море – настолько чудесный, что даже американский авианосец, маячивший на горизонте, не мог вполне подавить моего восторга.»

«В студии никогда не запишешь песню так, как удается исполнить ее перед публикой. Спортсмены, к примеру, когда трибуны пустуют, показывают более низкие результаты.»

«На теплое голубое море взирала, как лисица на виноград. Ни разу мне не довелось в нем искупаться.»

«Похудела на несколько килограммов – в студии было жарко, как в центре джунглей, поскольку нельзя было пользоваться вентиляцией из-за необходимости соблюдать абсолютную тишину.»

«Шефом клиники был профессор Рафаэлло Дзанолли. У него было доброе лицо с густыми бровями, мягкий, внимательный, умный взгляд, седая грива волос. Он был высокий, сильный, ладно скроенный. Он напоминал мне могучее, старое доброе дерево. «Деревья связываются у меня с добротой, - сказала мне когда-то в детстве мама. – Они совсем как некоторые люди».

«После операции я очнулась закованная от шеи до пят в гипсовый панцирь. Когда мне казалось, что больше не выдержу, задохнусь в гипсе, когда я со слезами просила снять его с меня – они всегда напоминали мне о Сан-Ремо. Убеждали, что я еще не раз выступлю там, а они будут ассистировать мне у телевизоров, но… это может свершиться лишь в том случае,, если в будущем я стану абсолютно здоровой и абсолютно прямой. Я не могу и не хочу описывать те ужасные страдания, какие довелось мне испытать на протяжении пяти месяцев, когда я неподвижно лежала на спине. Но самым жестоким испытанием явилась не боль переломов. Гипс плотно обжимал мою грудную клетку, а вместимость моих легких довольно основательная, разработанная пением, и я задыхалась в нем, теряла сознание, металась, не могла спать. Ночью мама сидела у моей постели, держа в своих руках мою правую, здоровую, руку. Она в тысячный раз по моей просьбе рассказывала мне об одном и том же – всякий раз по-новому. «Расскажи мне, как все будет, когда мне снимут гипс». Она нарисовала мне на картоне календарь, отмечая дни, оставшиеся до моего отъезда в Польшу. Каждое утро она подавала мне ручку и я с упоением вычеркивала очередную дату.»

«Еще не изобретен аппарат, который бы просвечивал душу человека и устанавливал бы ее жизненно важные потребности и желания. А может, это и к лучшему.»

@темы: Книги

---

Читательский дневник

Кардинал де Рец. Мемуары.
«Понадобились бы многие томы, чтобы рассказать вам обо всех затруднениях, какие выпали нам в описываемую пору. Скажу лишь, что, хотя я один решительно не желал примириться с двором, я едва не запятнал себя в общем мнении и едва не прослыл в народе мазаринистом оттого лишь, что 13 марта не дал растерзать Первого президента, 23 и 24-го воспротивился распродаже библиотеки Кардинала, полагая такой поступок беспримерным варварством, а 25 марта не удержался от улыбки, услышав, как кое-кто из советников в ассамблее палат предложил сравнять с землей Бастилию. Я вновь попал в честь у посетителей зала Дворца Правосудия и у самых рьяных членов Парламента, оттого что решительно осудил графа де Грансе, который имел дерзость разграбить дом советника Кулона, оттого что потребовал, чтобы принцу д Аркуру дозволено было изъять все деньги из королевской казны в Пикардии, негодовал против перемирия, которое смешно было отвергать в пору совещания, и протестовал против перемирия заключенного, хотя знал, что уже подписан мир. Все эти подробности, сами по себе ничтожные, заслуживают внимания историка потому лишь, что наглядно представляют причудливость времен, когда глупцы становятся безумцами, а самым здравым отнюдь не всегда удается говорить и действовать разумно.»

National Geographic.
«Пуэрария как никакое другое растение олицетворяет торжество хаоса. Родственница гороха, эта лоза была завезена в США из Японии в 1876 году для борьбы с эрозией почв. Но одним этим пуэрария не удовольствовалась: неприхотливая и быстрорастущая (до 30см в день), она покрывает плотным ковром деревья, фонарные столбы и даже здания. Под этим ковром исчезли сотни тысяч гектаров в 20 штатах. Впрочем, ущерб от пуэрарии может быть еще больше. Ученые утверждают, что это растение высвобождает углерод из почв захваченных им экосистем. «Этот процесс может ускорять климатические изменения». – говорит эколог Нишантх Фарайал.»
***
«Ученые, выяснив закономерность роста биоминералов, поняли, как стимулировать самовосстановление зубной эмали.»
***
«Расшифрована полная митохондриальная ДНК исторической личности – английского короля Ричарда III, последнего Плантагенета: он был светловолос и голубоглаз. А данные по Y-хромосомам показали, что пришедшие за ним Тюдоры были незаконными правителями.»
***
Коренные гавайцы: «Разве можно оценивать рыбу по ее способности взбираться на дерево?»
***
«Предполагается, что стерхи считают только до двух, ведь больше двух яиц они не откладывают.»

А.Герман. Вернись в Сорренто?..
«Я сдала экзамены на геологический факультет. Обучение там длится шесть лет; специальность интересная и конкретная, в программе – широкий спектр знаний из различных областей наук: от философии, логики, иностранных языков через высшую математику, физику, химию и социально-экономические вопросы до сугубо специальных предметов.
А кроме того, студент-геолог должен уметь препарировать лягушек и не только делать логические выводы из научных рассуждений, но и толковать их в соответствии с принципами логики. Он должен знать не только, что Ксантиппа была женой Сократа, но иногда процитировать некоторые его мысли. Должен не только нарисовать криволинейный интеграл, но и в случае необходимости применить его на практике. Не помешает знать иностранные языки – они полезны при изучении специальной литературы. Весьма пригодится умение зарисовать профильный разрез скалистого склона. А разве плохо – научиться песням, которые поются у костра? За кружкой горячего чая они звучат, как нигде на свете (даже в сравнении с наилучшими концертными залами мира). Излишне, пожалуй, добавлять, что будущему геологу лучше иметь жизнерадостный, спокойный характер. Впрочем, здоровая физическая нагрузка, скажем, двадцатикилометровый марш, с перерывами для напряженных умственных усилий при определении скальных пород или поисков окаменелостей, может даже самого мрачного меланхолика привести в состояние полнейшего душевного равновесия."

О.Куно. Шпионка в графском замке.
«- Мне проще убить десяток человек, чем убрать комнату!»
***
«Такого человека не очень приятно иметь во врагах, но, впрочем, враги вообще не для того существуют, чтобы было приятно.»
***
«- Я тебе говорил про твой высокий интеллектуальный уровень? Забудь. Мой тебе совет: ешь больше рыбы. Для мозгов все равно не поможет, зато вкусно.»

---

Читательский дневник

А.Н.Островский. Письма.
«Ф.А.Бурдину. 20 октября 1864.
Благодарю тебя и всех вас за честное исполнение моей пиэсы. Брат Миша очень меня порадовал, рассказав мне подробно весь ход исполнения, и я был тем более рад вашему успеху, что не ожидал его, судя по тем письмам, которые получал от вас во время постановки пиэсы, и которые меня расстраивали и огорчали ужасно. Первое оскорбительное письмо получил я от П.Васильева; я счел за лучшее не отвечать ему; но зато твердо решился во избежание подобных неприятностей писанных и печатных отказаться на будущее время от права назначать роли для петербургской сцены и предоставить это вашему начальству. Второе письме, уж просто глупое, получил я от Горбунова накануне твоего бенефиса. Он пишет по поручению Самойлова, что 2-й акт неловко кончается, чтобы я изменил его и дал знать об этом по телеграфу. Это черт знает что такое! Мне, написавшему слишком 20 пиэс оригинальных, предлагают за день до представления моей новой комедии делать в ней изменения по чужому вкусу, да еще скакать на телеграфную станцию и посылать депешу, чтобы поспело вовремя. Надо быть сумасшедшим, чтобы предлагать мне такие вещи, или уж считать меня мальчишкой, который пишет не думая и нисколько не дорожит своим трудом, а только дорожит лаской и расположением артистов и готов для них ломать свои пиэсы, как им угодно, да еще извиняться, что не умел угодить. Потом ты мне пишешь, что 2-м актом я ставлю вас в безвыходное положение. Этого я просто не понимал, потому что 2-й акт идет у нас отлично и производит большой еффект. Миша мне пояснил, в чем дело, и я убедился, что вам должно быть точно очень неловко, но не по моей вине. У нас делается вот как: почти у самой занавеси надворная сторона Новогородского подворья (декорация писана с натуры), посередине ворота в натуральную величину с значительной толщиной, за воротами Ильинка, на задней занавеси Гостиный двор. Все входят в ворота сзади, а не перед зрителями, чего и допустить нельзя. Я и не воображал, чтобы вы догадались между зрителями и действующими лицами пустить лиц без слов, которые только мешают… Нельзя же всякую пьесу ставить самому, а для чего же у вас режиссер?»

А.Герман. Вернись в Сорренто?..
«В римских домах каменные плиточные полы и полное отсутствие обогревательных приборов. Стояла дождливая, промозглая погода. Ртутный столбик, правда, никогда не опускался ниже нуля, но в нетопленой комнате холод пробирал до костей, холодом веяло из каждого угла. Была и ванна, очень даже красивая, но из кранов текла ледяная вода. Переболев несколько раз жестоким гриппом, я стала ложиться спать, одетая, как Амундсен во время путешествия на Северный полюс, только, увы, у нас не было спальных мешков. Единственной покупкой, которую я могла себе позволить, были шерстяные носки, которые я надевала на ночь.
Примерно через месяц, перенеся не одну простуду, устав от хронического насморка и хрипоты, мы достали адрес, где тоже сдавалась комната. Дом, в котором нам предстояло жить, находился в очень бедном районе. Он был старый, но теплый, с горячей водой. Насколько помню, в нем помещалась маленькая пекарня – отсюда и вожделенное тепло. Вечером мы сложили свои чемоданы и поехали на новую квартиру.
Дом в самом деле был очень ветхий, с низкими потолками – входя внутрь, я вынуждена была нагибаться. Длинный, темный коридор и спертый воздух несколько омрачили нашу радость. Минуя один из закоулков, я едва не споткнулась о тощие ноги старика, вытянувшегося на своем ложе вдоль стены. Наша комнатка была в самом конце коридора. Хозяйка, суетясь, расхваливала свои апартаменты. «Уж тепло вам здесь будет, как в гнездышке. Это самый теплый уголок во всем доме. Тут до вчерашнего дня жила наша бабушка, вот на этой кровати и спала. Увы, вчера она уснула навеки. Теперь мы можем сдать эту комнатку, но хотим, чтобы все тут оставалось на своих местах, как при ее жизни. Сейчас я сменю белье!»
Я взглянула на Ханю. Она сидела сгорбившись, опустив голову. В ее глазах стояли слезы. «Аня, - сказала она с отчаянием в голосе. – Я здесь не выдержу. Пошли обратно в наш холодильник». Я с готовностью подхватила чемодан, потому что и сама хотела просить ее о том же. Синьора Бьянка ограничилась краткой триумфальной речью – наше поражение было слишком очевидно. Она великодушно приняла нас обратно.»

В.Савенко. Секретарь палача.
«В магазине со скромным названием «Ночная фиалка» нас встретили с распростертыми объятиями. Работающие там девочки тоже запомнили оборотня, окружили его заботой и вниманием. Счастливого Рикарда, расточающего комплименты, проводили в комнату ожидания. Компанию ему составили шесть чашек кофе, по одной от каждой продавщицы, и свежие газеты. Меня проводили в оборудованную кабинками часть магазина. Конечно же, я рассказала о брате-тиране, запрещающем мне встречаться с любимым. Девочки мне посочувствовали. На «свидание» я вышла через черный ход, получив заверения, что час у меня есть.
Постояв пару секунд на крыльце, решила, что лучше будет нанять пролетку. В отличие от девочек из магазина, я не была уверена, что Рикард целый час будет спокойно сидеть в комнате ожидания. Выбирала извозчика по ауре и по эху. Мне был нужен спокойный человек, дружелюбный и нелюбопытный, который не станет спрашивать, почему юная трисс странно себя ведет. В итоге я прошла мимо двух возможных кандидатов. Один раздевал меня сальным взглядом. Второй недавно рассказал о клиенте сыскарю. За медяшку!
Упитанный мужчина на козлах чистенького экипажа мне сразу понравился. Эхо подсказывало, что у него большая, дружная семья. Мужчина принципиально не ввязывался в сомнительные дела, считая, что извозчик должен только возить, а не следить за клиентами. Именно так он и сказал сыскарю, пытавшемуся его завербовать.»

---

Дарья Снежная "Агентство "ТЧК". Сразу за две книги - "Нечисть в помощь" и "Война с астралом". Все равно это, по сути, один роман, только разделенный на две части. Приблизительно юмористическое фэнтези со слегка детективным оттенком. Ну... живенько так... не раздражает.
Сюжет: девушка Сабрина - сиротка. Сиротка она по, так сказать, родовым признакам - Сабрина является суккубом, а они получаются из младенцев настолько нежеланных, что матери их проклинают. Но Сабрина - девушка позитивная, жизнерадостная. Живет в свое удовольствие, работает секретаршей в агентстве "ТЧК" (что означает - "Тринадцать черных кошек"). То есть, это официально обозначено, что секретаршей, а так - что нужно по ходу дела, то и будет выполнять. Потому что агентство занимается оказанием услуг населению в сфере деликатной - связанной со всякими магическими и потусторонними штучками. Естественно, окружающие - маглы! - и знать не знают, что рядом с ними проживают маги, нечисть и все такое. Но от этого же они не становятся автоматически неприкасаемыми для этой самой нечисти... Вот на этот случай сотрудники агентства и готовы предоставить свои услуги. Но все чинно! Клиенты появляются строго по личным рекомендациям. Деятельность осуществляется строго в соответствии с установленным законодательством. Все документируется, составленные по всей форме отчеты аккуратно отправляются в соответствующий надзорный орган - ну, естественно, должна же быть какая-то организация, которая следит, чтобы в мире маглов никто ничего не заподозрил... Работа Сабрине нравится, коллектив в агентстве сложился дружный, всегда готовый и прийти друг другу на выручку, и совместно потусить. Поэтому, когда в череде обычной повседневной текучки начинают происходить совсем уж странные и подозрительные случаи, сотрудники агентства, не раздумывая, бросаются разбираться с проблемами и выяснять, что вообще происходит...
Ну вот, еще одна вариация на тему - "рядом с нашей реальностью существует волшебный мир, где обитают маги, ведьмы, единороги и прочий набор, и никто об этом не подозревает, а они живут своей жизнью и имеют свои проблемы". Лично я не возражаю, почему нет. Автор пишет приятно, интересно, можно хорошо провести время... кто фанат жанра, само собой. Несмотря на то, что ГГ заявлена суккубом, автор тут не стала ударяться в эротику и порнографию без ума и без памяти... Да, собственно, здесь вообще этого нет. Даже любовная линия обозначена едва-едва. Я вот даже в любовные романы это не определяю! Зато автор придумала интересный момент, что суккуб как бы способен почувствовать, что больше всего нужно в конкретный данный момент тому или этому - ну, чтобы угодить, магией задумано так. Но в агентстве это свойство с успехом используют в расследованиях. Она еще и внешность может менять - тоже полезно для расследований...
Что занимательно - здесь фактически тоже задействован Кровавый Магический Ритуал. Но автор подошла к нему очень осторожно и выпуталась прямо с минимальными потерями. Собственно, сам КМР все время оставался где-то далеко на заднем плане, и никто так-то про него даже и не подозревал (ну, кроме злодеев, ясное дело) и, соответственно, не расследовал, а просто разбирались с текучкой. Зато автор не стала нагромождать всякие там сюжетные хитросплетения, чтобы в них все запутались, автор, персонажи, читатели... Автор молодец.

@темы: Книги

---

Читательский дневник

Кардинал де Рец. Мемуары.
«Словопрение, как видите, довольно бестолковое, так и не привело в этот день к решению более внятному, во-первых, потому, что закончилось оно позднее пяти часов пополудни, хотя заседал Парламент с семи утра; во-вторых, народ был так возбужден, что опасались, и не без основания, как бы он не ворвался в Большую палату. Первому президенту предложили даже выйти через канцелярию, откуда он мог вернуться домой незамеченным. «Правосудию не пристало прятаться, - ответил он на это. – Знай я даже наверное, что мне суждено погибнуть, я и в этом случае не оказал бы подобной трусости, которая к тому же лишь придала бы духу смутьянам. Вообрази они, что я убоялся их во Дворце Правосудия, они добрались бы до меня и в моем доме». И так как я просил его не подвергать себя опасности, по крайней мере, покуда я не попытаюсь успокоить народ, он обернулся ко мне с насмешливым видом и произнес достопамятную фразу, которую я вам не раз приводил: « Ну что ж, милостивый мой государь, вам ведь стоит только молвить слово!» Признаюсь вам, хотя таким образом он ясно дал понять, что считает меня виновником смуты, а это была жестокая несправедливость, я лишь восхитился бесстрашием этого человека и поручил Комартену, чтобы тот задержал его в Большой палате до моего возвращения.»

А.Герман. Вернись в Сорренто?..
«Теперь самое время представить вам поближе мою личную охрану, моего ангела-хранителя, журналиста Рануччо. Рануччо, молодой человек лет двадцати пяти, был высокого роста и необыкновенно спокойного нрава. Его невозмутимость порой доводила меня до слез (конечно, я разрешала себе всплакнуть лишь наедине с собой, в гостинице) и до полного отчаяния.
Первым ушатом холодной воды, опрокинувшимся на мою бедную голову, была моя биография, созданная стараниями Рануччо. Узнав из нее о своем происхождении и судьбах близких мне людей, я была потрясена до того, что потеряла дар речи. Выйдя из шока, я, совершенно забыв, что Рануччо понимает только итальянский, закричала на родном языке: «Ты сошел с ума! Кому нужен этот бред?» Однако, Рануччо, по-видимому, понял меня ибо принялся объяснять, что, дескать, правдой никого не удивишь, а суть прежде всего в том, что люди жаждут необыкновенного, а если какие-то факты и присочинить, так это ерунда, поскольку, прочитав, все равно никто ничего не запомнит. «Все так делают», - сказал он, добавив мне в утешение, что выдумывают вещи и похуже. Доныне удивляюсь, почему, к примеру, моя мама превратилась в армянку? Скорее всего, Рануччо некогда прочел биографию Азнавура…
Впрочем, плод его буйной фантазии был полностью одобрен Пьетро, который высказал мне свои резоны, в точности повторяющие доводы Рануччо. Вдобавок меня же еще и упрекнули: «Я предпринимаю все, чтобы привлечь к тебе внимание, а ты недовольна». Что мне было делать? Уехать домой? Расторгнуть договор? Даже на дорогу до аэропорта мне бы не хватило, не говоря уж об обратном билете… А неустойку по договору пришлось бы платить до конца жизни.»

---

Читательский дневник

Кардинал де Рец. Мемуары.
«Должен рассказать вам об одном примечательном своей неожиданностью обстоятельстве из тех, какие воображение способно почерпнуть лишь в самой действительности. Волнения, случившиеся во Дворце Правосудия 13 марта, вынудили Парламент поставить на страже у своих дверей отряды городской милиции, который относились к «мазаринскому миру» (как они его прозвали) еще более враждебно, нежели чернь, однако магистраты опасались их меньше, понимая, что зажиточные горожане, составляющие эти отряды, по крайней мере, не станут заниматься грабежом. Отряды, назначенные охранять Дворец в эти три дня, набраны были из тех, кто жил по соседству, поскольку они более других имели интерес помешать грабежу, и вышло так, что, хотя с виду они подчинялись сыну Первого президента, г-ну Шамплатрё, бывшему их командиром, на самом деле они всей душой были преданы мне, ибо я всегда с особенным усердием старался завоевать их расположение, памятуя о том, что они действуют поблизости от архиепископства. Подобное стечение обстоятельств было для меня весьма досадным, ибо мое на них влияние было известно и мне могли приписать беспорядки, учинить которые они иногда грозились, а славою за то, что они все же препятствовали совершению злодеяний, могли впоследствии увенчать Шамплатрё, который должен был иметь над ними власть по должности. Необычное и жестокое это затруднение было, пожалуй, одним из самых тяжелых, какие мне пришлось встретить за всю свою жизнь. Стражи эти, столь тщательно отобранные, десятки раз готовы были нанести оскорбление Парламенту, в отношении советников и президентов перешли на личности, а президента де Торе даже потащили на набережную возле Часовой Башни, намереваясь сбросить его в реку. Все это время я не смыкал глаз ни днем, ни ночью, чтобы помешать беспорядкам. Но оттого, что их не произошло, Первый президент и его сторонники совершенно осмелели и, обратив наш успех против нас же самих, забросали генералов жалобами и укорами, хотя, возрази им генералы достаточно громко, чтобы их голос был услышан народом, народ, помимо их воли, без сомнения, растерзал бы Парламент.»

Ю.Авдеенко. Дикий хмель.
«Буров как-то сказал:
- Кино и телевидение преподносят нам такой конгломерат различных информаций, что все мы напоминаем легкомысленного студента, которые знает все вообще и ничего в частности.
- Андрей Петрович, - сказала я тогда. – Извините, но не знаю, что означает слово «конгломерат».
- По-русски говоря, мешанину.
- Так, может, лучше и говорить по-русски…
Он снял свои очки с толстыми линзами, подышал на них, вновь водрузил на нос. И сказал с легким румянцем на щеках:
- Вы очень красивая девушка, Наташа. Лицом вы напоминаете мне портрет графини Каролины О Хегерти художника Антонина Манеса, относящийся к 1856 году, а фигурой героиню его полотна «Утро».
Я тогда еще не видела картины Манеса «Утро», потому не залилась румянцем. Между тем Буров продолжал:
- Однако не эти прелестные качества привлекают меня в вас, ибо каждая женщина красива по-своему. Мне по душе ваша непосредственность.
- Столяр Коля говорил, что я похожа на польскую актрису Беату Тышкевич.
- Коля, как и вы, ходит в вечернюю школу?
- Нет. Рассчитывает поступить в техникум.
- Да… комплимент в духе времени. Впрочем, я слышал, Тышкевич тоже не очень простого происхождения…»

В.Савенко. Секретарь палача.
«- Так что же с люстрой? – поинтересовался палач.
- Ей помогли свалиться. – Я покосилась на мужчину. – Кто-то принес лестницу и повредил крюк.
Иден согласно кивнул и махнул рукой, давая понять, что я могу идти. Ни удивления, ни злости, словно не в первый раз слышит предположения о покушении.
- K’h& - я остановилась на полпути к двери. Если не спрошу, умру от любопытства. Потому что жертвы покушения, в моем понимании, не могут спокойно перебирать бумаги, будто ничего не случилось. – Скажите, на вас часто падают люстры?
Иден отложил документы, насмешливо пожал плечами, потирая указательным пальцем висок.
- Нет, не часто. Раньше на меня падали кирпичи и подковы. Идите, Рикард и экипаж вас ждут!
И меня выставили из кабинета.»

---

Татьяна Тронина "Огненный Марс". Любовный роман... м... городская фэнтези, магический реализм? приблизительно... Котики!
Мне взбрело в голову почитать что-нибудь про котиков. То есть, увидела - да давно уже видела, но была акция и их уже скопилось много - что эксмо придумало специальную серию "про котиков". Вот я ее и ухватила... и приготовилась, что будет трэш, угар и... тонны мимимишности. Но неожиданно первая прочитанная книжка мне понравилась.
Сюжет: это история маленького беспородного котенка... Точнее, мамочка у него была настоящая породистая кошка, но папаша оказался приблудным дворовым, испортил породу... так что родился такой отчаянно рыжий котенок, которого за это назвали Марс. Родился он в семье, где, в общем, были большие проблемы. Мама с дочкой там были очень хорошие, добрые, а отец - злобный, агрессивный эгоист и домашний тиран, который, к тому же, ненавидел кошек. Катастрофа рано или поздно была неизбежна, и вот крошечный котенок оказывается выкинутым на зимнюю улицу... Так начались его скитания - из рук в руки, от одного случайного хозяина к другому... временами с периодами натурального бродяжничества... Марс в своих странствиях сталкивается с самыми разными людьми - хорошими и дурными, черствыми и заботливыми, узнает все больше о жизни и окружающем мире - ведь кошки видят реальность вокруг гораздо шире и четче, чем люди! Но несмотря на все трудности и горести он остается жизнерадостным и оптимистически настроенным котом, стремящимся нести добро всем вокруг. Хотя, к сожалению, далеко не все это понимают... И вот наконец он попадает к девушке Насте, которая решила, что ей просто необходим такой замечательный кот. Так у Марса появляется настоящий дом и семья. А уж он всеми силами постарается помочь своей хозяйке встретить свое счастье...
Очень, очень мило. Автора я, конечно, не знаю... Судя по всему, она пишет любовные романы... Не ромфант, как я люблю, а чисто любовные романы, типа из реальной нашей жизни. Я такое как-то воспринимаю с подозрением. Но вот книжка меня порадовала. Хотя любовная линия тут... ну да, чрезвычайно сказочная. Но не бесит и не раздражает, по крайней мере. Уже здорово.
А так - удивительно, но автор тут описывает самые разные типажи, и они даже получаются не чисто черно-белые... В смысле, есть, конечно, однозначно светлые и хорошие люди - и им, по воле автора и стараниями славного рыжего котика, в итоге все равно выпадает в жизни счастье и удача, и все у них складывается хорошо... Есть однозначно скоты и жлобы, как, скажем, самый первый хозяин Марса, который из ненависти выкинул котенка на улицу, на мороз. Им вот даже не выпадает какого-то жуткого возмездия и всяких ужасов... хотя они не получают счастья и удачи... но все же, в основном, просто продолжают жить своей жизнью, ну разве что переживают какие-то временные сложности и неудобства. Это как-то странно и нехарактерно! Или автор тут дает понять, что лишение возможности счастья и оставление вот в этом всем - собственной злобе и ненависти - уже достаточное наказание? Автор постигла дзэн? Но симпатично...
Самое, конечно, интересное - это, так сказать, "серые" персонажи - такие, что вроде бы и не совсем плохие, но в то же время и не особо хорошие. По разным причинам. Вот с ними у автора вообще получилось занимательно. Меня прямо захватило - как в итоге тут с ними разберутся, и что они получат. Не угадаешь.
Ну и котики, ясное дело. Автор тут с ними развернула целую систему, с привлечением всякого сказочного и магического. Они, значит, могут видеть э... как бы незримый мир, все такое... ауры, например. Могут подключаться к этим аурам и объединять их со своими, так что получается "защитное поле" - оберег от всяких несчастий. Ну, тут как бы дается понять, что и люди это могут, на интуитивном уровне - создавая семьи и любовные пары. Но котики, ясное дело, с этим справляются гораздо лучше! Ну и, конечно, котики видят всякие темные сущности, несущие зло, болезни, смерть, они или просто являются откуда-то или возникают от злых деяний людей. Эти темные сущности могут причинить много несчастий, если кто с ними соприкоснется - а люди ведь даже их не видят, не чувствуют! То ли дело кошки. Мир вокруг полон опасностей, в том числе и потусторонних - ну вот как мы без котиков?
В общем, классная получилась книжка, я очень рада. По настроению вообще похоже на фильм из 90-х - "Котенок". Это вообще единственный фильм, который я смогла посмотреть и даже с большим удовольствием - из продукции отечественного кинематографа после развала советского кино. О-хо-хо.

«Люди нынче эгоистичными стали, только о себе думают. Говорят, что в Бога верят. Неправда! Теперь каждый сам себе Бог. На других наплевать, лишь бы себе, любимому, хорошо было.»

«А потом он заметил странное. Когда Светлана прикасалась к одежде (а люди без одежды не могли, это Марс тоже уже понял, шерсть-то у них, бедняг, совсем не росла), то одежда словно искорками начинала поблескивать. Получается, новая хозяйка Марса пыталась объединить свое Защитное поле с… одеждой? Не с другими людьми, не с живыми существами вроде Марса, а с неодушевленным предметом, вещью? Значило ли это, что бедняжка Светлана сильно мерзла и потому полностью зависела от одежды? Но не проще ли тогда залезть в шкаф и сидеть там, в тепле, среди всех этих платьев и брюк, словно в уютной норке?»

«Для умного кота тупиков не существует. Он всегда найдет лазейку, чтобы ускользнуть.»

«Люди вообще к подобным вещам нечувствительны. Друзей за врагов порой считают, врагов – за друзей…»

«Люди – ну их, пусть существуют, как хотят, но настоящий кот должен быть абсолютно свободным.»

«Был бы рядом Черный, Марс вряд ли попал бы под колеса машины. Или отвратительно пахнущие, грохочущие и ревущие железные чудовища настолько коварны, что ни одному, даже самому опытному коту с ними все равно не справиться? И их внезапное появление ни за что не предугадаешь?»

«Марс изучал свое отражение в зеркале. А свое ли оно? Черный, например, считал, что нет смысла обращать внимание на отражения. А Марс был с этим не согласен. Да, на первый взгляд тот Рыжий, что сидит там, в зазеркалье, надежно отгорожен плотной поверхностью, сквозь которую ни Марс не пробьется в мир Рыжего, ни Рыжий не сможет пролезть в мир, который принадлежит Марсу. Но кто знает, вдруг, в один «прекрасный» день, Рыжий вылезет из своего зазеркалья и начнет чинить Марсу какие-нибудь неприятности? Поэтому, всякий раз пробегая мимо зеркал, Марс с неудовольствием наблюдал за Рыжим. Жизнь показала, что всегда следует быть начеку!»

«Марс поднялся вверх, на середину крыши, словно желая находиться как можно ближе к бескрайнему, бесконечному темному небу. Вверху, в пелене прозрачных облаков, плыло круглое, яркое пятно. И этот холодный яркий свет завораживал Марса. Настолько, что кот сел, уставился на пятно и долго, очень долго смотрел на него. В сущности, пятно было похоже на огромный глаз. Огромный кошачий глаз. А что, если там, в вышине, живет, само собой, тоже огромный, могущественный кот – властелин всех тех котов, что бродят по Земле? Эх, жалко, что нет рядом Черного, Марс бы сейчас разузнал всю правду о Глазе у своего всезнающего наставника!»

«Все в этой жизни связано и переплетено – самым непостижимым образом. Это только кажется, что нас окружают случайности, на самом деле нет. Нет ни случайных людей, ни случайных ситуаций, ни случайных котов.»

@темы: Книги

---

Книжный столик

Кардинал де Рец. Мемуары.

«Королева улыбнулась, но улыбкою, понять которую можно было по-разному.»

«Между тем меня поджидала бесчисленная толпа, которая принудила меня взобраться на крышу моей кареты, чтобы рассказать о том, что я делал в Пале-Рояле. Я сказал, что сообщил Королеве, как народ явил покорность ее воле, возвратив оружие туда, откуда взял его, и не взяв его оттуда, откуда уже готов был взять… Я присовокупил к этому все, что полагал способным успокоить чернь, и мне это удалось без труда, потому что близился час ужина. Это объяснение покажется вам смешным, однако оно справедливо – мне пришлось наблюдать, что в Париже во время народных возмущений самые отчаянные головы не желают, по их выражению, «припоздняться».

«Монтрезор заметил мне, что я обманываюсь, если полагаю, будто много выиграл своим выступлением, я ответил ему так: «Я много выиграл уже по одному тому, что избавил себя от необходимости оправдываться.»

«… Маршал де Вильруа высказался не столь откровенно, потому что нему недостает храбрости, но, проходя мимо, пожал мне руку с таким видом, что я решил: быть может, ему известно нечто худшее.»

«Я держался… любовью народа, но опора эта временная и недолговечная в силу тысячи случайностей, которым она подвергается в пору беспорядков. Громкие дела заметают все следы, прославляя даже то, чего они не оправдывают.»

«Когда имеешь дело с народом, важнее всего, даже нападая, уверить его, будто ты думаешь лишь о защите.»

«Фавориты последних веков не ведали, что творят, когда заменили одними лишь наружными знаками истинное уважение, какое короли должны оказывать своим подданным; как видите, неизбежным следствием этого бывают обстоятельства, когда подданные заменяют одними лишь наружными знаками действительное повиновение, какое они должны оказывать своим королям.»

«… Королева, которая ничего не боялась, потому что слишком мало знала…»

«Куда труднее уживаться с теми, кто состоит с тобой в одной партии, нежели бороться с ее противниками.»

«Величайшие опасности обладают притягательной силой, если мы усматриваем в неуспехе возможность славы, заурядные всегда лишь отталкивают, если неудача влечет за собой потерю доброго имени.»

«Крайние решения всегда тягостны, но они разумны, когда они необходимы. Утешением в них служит то, что жалкими они быть не могут, а в случае удачи способны решить дело.»

«Все в мире имеет свою решительную минуту; верх искусной политики в том и состоит, чтобы эту минуту распознать и использовать.»

«… Способность выдавать необходимость за добродетель – одно из необходимейших для министра свойств.»

«… Он не усвоил вовремя правила, столь необходимого властителям, - видеть в мелких неудачах жертву, какую всегда должно приносить на алтарь великих дел.»

«Двор даже самому себе желает добра лишь на свой лад, а тут уж хорошего не жди.»

«… Бывает ужас такого рода, рассеять который можно только ужасом еще более сильным.»

«Лейтенант королевской гвардии Ла Сурдьер явился к магистратам от короны и вручил им повеление Его Величества объявить Парламенту, чтобы он перебрался в Монтаржи и там ожидал королевских приказаний. В руках у Ла Сурдьера был еще один пакет, адресованный Парламенту, и письмо для Первого президента. Поскольку никто не сомневался в том, каково его содержание, - о нем можно было догадаться по письму к магистратам от короны, - решили, что из почтения к монарху приличнее не распечатывать приказания, которого заведомо намерены были ослушаться.»

«Ле Телье, бывший ранее королевским прокурором в Шатле и потому хорошо знакомый с устройством городского управления, утверждал, что столицу можно уморить голодом, если два раза подряд расстроить торговлю в базарный день.»

«Промедление, даже оправданное, всегда опасно в начале великого дела.»

«… Я заметил, что доводы мои трогают более умы, нежели сердца, и, правду сказать, был в большом затруднении.»

«Когда имеешь дело с народом должно принимать особенные меры предосторожности, ибо он, как никто другой, склонен к переменчивости, но меры эти должно тщательно скрывать, ибо он, как никто другой, склонен к недоверию.»

«Любовь народа, вспоенная и вскормленная заботами долговременными, если она успела пустить корни, непременно заглушит свежие и хрупкие цветы общественной благосклонности, которые распускаются иной раз по чистой случайности.»

«… Я употребил это сообщение к большой выгоде для себя. Зная, что народ охотнее верит тому, что имеет вид тайны, я сообщил об этом на ушко четырем или пяти сотням парижан.»

«Время спорить прошло, следовало смириться. Но я заметил, что люди малодушные никогда не смиряются тогда, когда должно.»

«Ничто так не трогает и не возбуждает народ и даже парламенты, у которых весьма много общего с народом, как разнообразие зрелища.»

«Ум в великих делах ничего не стоит без мужества.»

«… Любила она без всякого разбору, лишь потому что ей надо было кого-нибудь любить.»

«Предубеждения были присущи ему в крайней степени: я даже замечал, что он всегда судил по людям об их поступках и никогда по поступкам о людях. Воспитанный в установлениях Дворца Правосудия, он во всем необычайном видел подозрительное. Нет более опасного умонастроения в тех, с кем приходится встречаться в деле, где обычные правила уже недействительны.»

«Мы никогда не знаем самих себя довольно для того, чтобы беспристрастно нарисовать собственное изображение.»

«Бастилия сдалась, выдержав лишь для виду пять или шесть пушечных залпов. Во время этой осады забавно было видеть, как в сад Арсенала, где располагалась батарея, женщины приносили стулья, словно явились слушать проповедь.»

«Тюремное заключение не придало ему ума. Оно, однако, придало ему славы.»

«Согласие между нам было отнюдь не безвыгодно для г-на де Бофора, принимая во внимание положение мое в партии, а я в известном смысле просто не сумел бы без него обойтись – сан мой во многих случаях мог поставить меня в затруднение, и я нуждался в человеке, за спину которого мог спрятаться. Мне нужна была ширма, всего только ширма, к счастью для меня, вышло так, что ширмой этой оказался внук Генриха Великого, что говорил он языком парижского рынка, - свойство среди потомков Генриха Великого редкое, - и что у него были длинные белокурые волосы. Вы и представить себе не можете, какую роль сыграло это последнее обстоятельство, вы не поверите, какое впечатление производило оно в народе.»

«Примеры прошлого волнуют людей несравненно более, нежели дела современные. Мы привыкаем ко всему, что творится у нас перед глазами.»

«Парламент в высшей степени склонен был к ослеплению, ибо, приученный правилами обыкновенной судебной процедуры держаться мелочных формальностей, в случаях необыкновенных не умел отделить от них существо дела.»

«Ничто не свидетельствует так об уме выдающемся, как умение из двух зол выбирать меньшее.»

«Уже неоднократно я убедился: чтобы провести в палатах какое-нибудь из ряд вон выходящее предложение, нет средства лучше, нежели натравить молодежь на стариков.»

«Вот участь и злосчастие власти над народом. В нее начинают верить лишь тогда, когда ее чувствуют, но зачастую и польза, и сама честь тех, в чьих руках она находится, требуют, чтобы народ не столько чувствовал ее, сколько в нее веровал.»

«Те, кто утратил власть на деле, еще долго цепляются за нее в своем воображении.»

«Старый принц Оранский говаривал, бывало, что в ту минуту, когда тебе сообщают самые великие и радостные известия, как раз и должно удвоить внимание к мелочам.»

«Мы с Бофором насилу удержали толпу, которая ломилась в Большую палату, - депутатам угрожали сбросить их в реку и называли предателями, вошедшими в сговор с Мазарини. Пришлось пустить в ход все наше влияние, чтобы успокоить народ, а Парламент меж тем полагал, будто мы его подстрекаем. В том-то и неудобство власти над народом, что на вас взваливают вину даже за действия, творимые им против вашей воли.»

---

Читательский дневник

Литературная газета.
Николай Старшинов. «- Вы ощущаете себя вписавшимся в современную реальность?
- Не вписался и никогда не впишусь. Я другой человек. В этом времени не чувствуешь, что тебе уютно… Идешь по улицам – вывески, вывески на иностранных языках. Как писал Есенин: «В своей стране я словно иностранец…»
***
Виктор Ерофеев: «Очень важная для меня тема – мерцающая эстетика. Это та эстетика, которая, с одной стороны, делает произведение веселым, мажорным, а с другой стороны она же может обернуться темной стороной. Мерцающая эстетика позволяет читателю найти собственную тональность и стать сотворцом.»
***
Владимир Березин: «Литература такая вещь, что в ней все нераздельно: сюжет, стиль и синтаксис. Магия текста заключается в том, что правил нет. Все неочевидно, и при всех необходимых стараниях, только если захочет Господь, слова соединятся в музыку и читатель ступит в прекрасный и яростный мир чужого воображения.»
***
Александр Мелихов: «Павел Крусанов продолжает заниматься благородным делом мифологизации нашей реальности, для чего, строго между нами, литература и предназначена.»
***
Александр Аронов: «И время мчит нас так уютно, как альпинистов снежный ком…»

Олег Даль. Дневники, письма, воспоминания.
«На диванчике в кабинете Пушкина лежит ящик с дуэльными пистолетами. Олегу было позволено подержать их. Обрадовался по-детски. В дуэльной стойке он то прикрывал пистолетом грудь, готовясь принять удар, то, прищурив глаз, медленно поднимал пистолет на вытянутой руке. «Хорошо было выяснять отношения в те времена?» - «Да-а-а, - раздумчиво отвечает он, - в те времена я бы и до двадцати не дотянул… Думаешь, тогда было мало подонков? Пришлось бы через день драться…»

О.Куно. Жена по призванию.
«Разбойники как-то совсем погрустнели.
- Ребята, положа руку на сердце, чего вы вообще в грабители подались? – спросила Нэт. – Голодный год что ли?
- Да был бы не голодный, - неожиданно решила поделиться с ней женщина, - кабы вот этот мерзавец все наши сбережения в карты не проиграл!
- О, как я вас понимаю! – сочувственно воскликнула Нэт, покосившись на Дэна. Тот недовольно закатил глаза. – Азартные игры – это зло.
- Вообще-то и пьянство – тоже зло, - надумала я внести в разговор свою скромную лепту. – Вы бы, перед тем как идти на дело, не пили хотя бы сутки. А то здесь в карете до сих пор перегаром пахнет.
- Пить перед работой и правда не надо, - наставительно произнесла наемница. – Все должно быть в меру и в свое время. Путешественники – они же ваши своего рода клиенты. Они должны от общения с вами получить хоть какую-то долю позитива. Чтобы вы могли как-то компенсировать им потерю драгоценностей и кошельков. Согласитесь: такую мелочь, как опрятный внешний вид и обаятельная улыбка, вы можете им взамен предоставить? За хорошую улыбку можно расстаться с деньгами, даже не затаив на грабителя обиду. Алонсо, вот изобрази!
Наемник жеманиться не стал и улыбнулся так обаятельно, что я услышала, как хихикнула Кейтлин.
- Вот, а теперь вы попробуйте.
На этот раз наемница обратилась к пьющему и играющему в карты мужчине. Тот, не слишком хорошо понимая, чего от него вообще хотят, неуверенно изобразил на небритой физиономии оскал. Нэт критически поджала губы.
- М-да – пессимистично пробормотала она. – Ну вы потом дома потренируйтесь как следует перед зеркалом.»