читать дальшеМаленький толстенький человечек с жужжанием залетел в кухню, выключил моторчик и с довольной улыбкой плюхнулся за стол, потянувшись к тарелке с плюшками. Высокая суровая женщина, стоящая у плиты, моментально обернулась и ловко хлопнула его по рукам. - Ай! – недовольно вскрикнул человечек. – Что это за манеры?! Вот уж домомучительница! Нет чтобы скорее выставить для меня лучшие в мире угощения! Когда я пришел в гости в этот унылый дом… - У меня лучшие в мире манеры! – отрезала женщина. – В отличие от тебя! Знать не знаю, кто ты такой, и почему вдруг для тебя нужно выставлять угощения… Сначала научись себя вести! - Я – мужчина в полном расцвете сил! – гордо объявил человечек. – Карлсон, живущий на крыше… А вот тебя я знать не знаю, фрекен! И где мой друг Малыш? - Малыш еще не встал, а когда он встанет, то у него не будет времени заниматься глупостями! Потому что он будет делать зарядку, умываться, одеваться, завтракать самым полезным в мире завтраком, а затем отправится в школу. - Как это скучно! – закричал Карлсон. – Зарядка, школа… С чего ты взяла, что Малыш будет всем этим заниматься, когда интереснее всего остаться со мной и вволю пошалить! - Потому что я прослежу, чтобы все было как надо – не будь я лучшей в мире няней, Мэри Поппинс! И двое спорщиков непримиримо уставились друг на друга. В кухню забежал песик и разразился звонким лаем. Карлсон и Мэри Поппинс даже не обратили на него внимания. Песик, не переставая лаять, понесся в спальню и стал носиться кругами по часовой стрелке вокруг кровати, где кто-то крепко спал, видно было только всклокоченные вихры из-под одеяла. И тут комната вдруг покачнулась, повернулась… поднялась в воздух и стремительно полетела в водовороте… пока не приземлилась с треском, так что пол поднялся наискосок, а спящий вывалился из кровати. - Ой! Что опять такое! - Гав! Гав!! Рргав-гав… Рррр… так-то лучше! – отвечал песик. – А то там такой спор поднялся, я уж думал, будет дрррака! И я решил – раз так, то лучше мы с тобой возьмем и улетим, куда глаза глядят! - Спор? Кто спорил-то… Опять они? Песик утвердительно гавкнул. - Из-за чего они опять спорили? - Что лучше делать Малышу, - объяснил песик. - Опять они меня так называют! А у меня, между прочим имя есть! И вообще – я девочка! Может, они принимают меня за мальчика, потому что я – самая сильная девочка в мире? Девочка вскочила и ловко раскидала уцелевшую мебель и обломки, добираясь до гардероба. - Я придумала! – заявила она. – Вот я нарочно надену платье и длинные чулки. Чтобы никто не путался. Можете отныне звать меня Длинный Чулок! А сейчас пойдем посмотрим, где это мы оказались… Но не успели они выбраться из комнаты – на очаровательную лужайку – как их окружила толпа крошечных восторженных человечков. - Ура! Ура! Мы спасены! – кричали они, подбрасывая шляпы с бубенчиками. – Ты упала прямо с неба и убила злую ведьму! - Рр… - неуверенно протянул песик. – А что, здесь есть злые ведьмы? - Целые кучи! – жизнерадостно заявили человечки. – Но одну вы уже убили! Это не считая всяких монстров и диких опасных зверей. - Мда… неловко вышло… - растерянно протянул песик. - Ничего, давайте решать проблемы по мере их возникновения, - бодро заявила Длинный Чулок. - А если вы пойдете по этой дороге из желтого кирпича, - указали человечки, - то рано или поздно придете в Изумрудный Город, где живет Волшебник! Это самый могущественный Волшебник в мире, он поможет вам вернуться домой. - Ага, - сказала Длинный Чулок. – А он сможет отыскать моих родителей? - Наверняка! – заверили человечки. Тем временем, далеко-далеко в оставшейся без детской комнаты квартире яростно метались двое спорщиков. - Это ты во всем виноват! – обвиняла Мэри Поппинс. - Нет, ты! – кричал Карлсон. - Я задействую все свои связи, - грозно заявляла Мэри Поппинс. – Я не успокоюсь, пока ребенок не будет обнаружен и возвращен в безопасное и полезное для него место! - А я сам сейчас полечу на поиски! – вопил Карлсон. – Тогда все увидят, что от меня больше толку! А в темном чулане, куда были втиснуты старые игрушки, происходило волнение и шевеление. - Слушайте, слушайте! Ну-ка, просыпайтесь все! – бурчал плюшевый медвежонок. – У нас тревожная ситуация! Все на совет! - Что случилось? – раздавалось в темноте множество голосов. - Да у него же в голове опилки! – бурчал кто-то. - Пусть у меня и опилки, - с достоинством отвечал медвежонок, - но я слушаю, что происходит во внешнем мире! Не будь я Винни-Пух. Наш Ребенок пропал! Его надо отыскать. В чулане зашуршало, заскрипело, зашевелилось. - Я считаю, нам надо разделиться на партии и отправиться в поисковую искпедицию, - предложил Винни-Пух. – Давайте, мы, плюшевые и пластиковые, и фарфоровые, в общем, реальные, объединимся между собой. А вы, воображаемые – всякие муми-тролли и снусмумрики – будете вторым отрядом… И отправляемся немедленно, нельзя терять ни минуты! - Надо еще послать сообщение Питеру Пэну! – предложил кто-то. – А то мало ли что! Вдруг наш Ребенок попал в какое-нибудь ужасное место… - Хорошая идея! – одобрил Винни-Пух. – Так и сделаем!
Долго соображала, что это - поди какое-нибудь аниме... которые я, к сожалению, смотреть не могу... Наконец, дошло, что аниме не аниме - но, по крайней мере, это же из квеста, в который я даже уже играла. Про скрученного человека и его адского кота.
мы имеем дело с одной и той же преступной идеологией, количество жертв которой давным давно превысило количество жертв нацистского режима, но для которой никак не найдется свой Нюрнберг, что очень огорчительно, ибо, при выявлении социального расизма (а он особо и не прячется) судить нужно не только за конкретные дела, но и за слова, точно также как судят ныне за пропаганду нацизма.
Социальный расизм обязует своих адептов ненавидеть тех, кто имущественно ниже их, и пресмыкаться перед теми, кто материально более обеспечен или (и) занимает более высокое положение в иерархии управления.
Социальный расизм заставляет стесняться своих родителей, одежда и манеры которых “не комильфо” и отказываться от детей, содержание которых отвлекает от цели №1 - закрепиться на расово-приемлемой ступеньки социальной лестницы.
Социальный расизм полностью переформатирует систему ценностей, меняя в социальной иерархии самых незаменимых людей - инженеров и ученых, на тех, над кем положено смеяться и чья функция - развлекать - (артисты, модели, шоумены).
Социальный расизм полностью замещает семью сексом по контракту, а дружбу - полезными связями, делая огромное количество реально обеспеченных людей реально несчастными, искусственно замыкая их в своей собственной, ими же построенной резервации, где их ненавидят все, не попввшие в неё, а они - всех не попавших - к ним. Восхитительно устойчивое гражданское общество получается, не правда ли?
А вот теперь объясните мне, неразумному, как такое общество сможет выстоять в войне, которая уже началась и вот-вот перекатится через границы? То есть, социальный расизм, кроме всего прочего, является подрывом обороноспособности государства со всеми вытекающими последствиями.
Но ведь именно такое гражданское общество построено сегодня в России.
А на озоне предлагают (в буккниге) того самого "Узника Зенды", которого любят ставить в примеры, как только речь заходит о книгах про двойников. Книга 1993 года издания. Издательство "Композитор". Конечно... Серия "Честь и шпага". Да, это очень соответственная тема для издательства по музыке... Аннотация - "Классический образец историко-авантюрного романа." Чисто музыкальная краткость! Да, это было такое время... (ностальгически вздыхает) Наверно, как некоторые (выросшие как раз в то время) воспринимают музыку 90-х, так я всегда буду с особым чувством вспоминать книгоиздание 90-х.
Взялась читать В.А.Соллогуба. Воспоминания. Действительно, очень интересно...
"От отца моего я наследовал впечатлительность, причинившую мне много горя, от матери - чутье истины, создавшее мне много врагов."
"Как в старину, так и теперь в большом употреблении тонкие, хрупкие, круглые вафли. Все виды правительства изменяются во Франции, политическим преступлениям и счет потерян. Вафли непоколебимы. Это я понял с младенчества."
"В то время любви к детям не пересаливали. Они держались в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и чувствовали, что они созданы для родителей, а не родители для них."
"...старушка Архарова, всегда неизменная в своих привычках. От них она отказалась только два раза: когда Иван Петрович был сослан и когда Наполеон занял Москву, - оправдания более чем удовлетворительные."
"Матушка встретила Иллариона Васильевича у М.А.Нарышкиной и поздравила с назначением. - Вам-то хорошо, - отвечал он печально, - а мне-то каково. Всю ночь я не мог заснуть ни минуты. Боже мой! До чего мы дожили, что на такую должность лучше меня никого не нашли."
"В то же время возникли идеологи, мыслители, искатели социальной правды и даже философского камня, что, впрочем, одно и то же."
"Нельзя не обратить также внимания на тот факт, что либеральные мероприятия, имевшиеся в виду русской верховной властью, часто тормозились от запальчивости самих либералов, забывавших, что просвещение воспитывается, а не импровизируется."
"Гениальность и личность составляют два понятия совершенно разнородные, совершенно независимые друг от друга. Гений может гореть в человеке мимо и даже вопреки его личности."
"Он сделал то, что немногие сделали в России, он остановился на краю окончательного разорения. Он имел твердость отказаться от фамильных преданий, от личных глубоко укорененных привычек." читать дальше "Много видел я в Москве церквей, но в Арзамасе, кроме церквей, ничего не видел."
"Душа Жуковского, как и душа Плетнева были, так сказать, прозрачные, хрустальные. От них как будто веяло чем-то девственным, непорочным. Впоследствии я встретил такое свойство еще в третьем человеке - в Одоевском."
"В большой зале их московского, на Смоленском рынке, дома был театр марионеток, изображавший для наглядного обучения важнейшие мифологические и исторические события. Помню, что однажды во время нашего проезда через Москву, где мы всегда останавливались у тетки, состоялся великолепнейший спектакль "Гибель Трои". В вечер представления все началось благополучно. Вид Трои, исторический конь, извергавший воинов, беспощадное сражение - все приводило зрителей в восторг; но, когда злополучный город долженствовал запылать со всех концов для завершения сценического эффекта, никакого пожара не последовало. В этот вечер Троя не погибла. Оказалось, что мастеровой Зуров, соединявший в себе должности декоратора, машиниста и режиссера, имел еще специальность горького пьяницы и лежал без чувств, выпив до последней капли приготовленный для пламени спирт. Вечер кончился без гомерической катастрофы. Это мне служило указанием, до какой степени доходит в России слабость к спиртным напиткам."
"Голицин, министр просвещения, председатель императорского тюремного общества и главноначальствующий над почтовым департаментом, был человеком набожным и мистиком и ловко подлаживался под общее придворное уныние. Но подле него звенела нота безумного веселья в его родном брате от другого отца, Димитрии Михайловиче Кологривове. Кологривов, хотя дослужился до звания оберцеремониймейстера, дурачился, как школьник. Едут оба брата в карете. Голицин возводит оче горе и вдохновенно поет кантату: "О творец! О творец!" Кологривов слушает и вдруг затягивает плясовую, припевая: "А мы едем во дворец, во дворец!"
"В этот вечер я испытал первый удар моему самолюбию, первое мое разочарование, первое внушение, что в жизни надо смиряться. Я должен был исполнить на сцене роль амура, и эту роль у меня отняли. Декорация представляла опочивальню Анакреона. Анакреон спал. Сбоку стоял трубадур и стихами, сочиненными Жуковским, объяснял публике: Ночною темнотою Покрылись небеса, Анакреон к покою Сомкнул свои глаза. Тогда входит купидон, и начиналась сцена. Роль Анакреона исполнял князь Федор Сергеевич Голицин, а купидон был, увы! не я, как мне было объявлено, а его сын Саша, ныне все еще красивый, но маститый старец, отставной генерал-лейтенант Александр Федорович Голицин-Прозоровский. Я смутно понял, что сделался жертвой деспотизма и придворных интриг, хотя таких мудреных слов я еще не знал. В особенности меня оскорбляла несправедливость: я обладал и голосом, и слухом, и драматической сметливостью, а Голицин и до сего времени не в состоянии спеть простого романса. Впрочем, я скоро успокоился. Голицин был замечательно красив и ловок, что для купидона - условие первой важности. Я же по своей нервности мог оробеть, сконфузиться и сделать какую-нибудь глупость. Следовательно, все было к лучшему. Приязнь моя с Голициным не нарушилась и, благодарение Богу, продолжается уже более шестидесяти лет."
"Старушка любила, чтобы ей читали русские романы. "Юрий Милославский" ей очень понравился, но когда герой подвергался опасности, она останавливала чтение с просьбой: "Если он умрет, - вы мне не говорите". Смерти она очень страшилась, а между тем скончалась с необыкновенною твердостью. Когда она уже была при последнем издыхании, ей доложили, что ее желает видеть богомолка Елизавета Михайловна Кологривова, сестра князя Голицина. - Не надо... - отвечала умиравшая. - Она приехала учить меня, как надо умирать. Я и без нее сумею."
"- А что же ты так давно не был? - опять спросит Платона Степановича бабушка. - Служба одолела, Екатерина Александровна. Он служил под главным начальством всесильного тогда графа Аракчеева. - У нас новый приказ отдан, что каждый усердный чиновник должен заниматься служебными обязанностями по крайней мере двадцать четыре часа в день, а кто может - то и более!"
"Живо помню один бал у Бутурлина. Это было в зиму с 1835 на 1836 год; я уже в то время вышел из университета. Бутурлин этот... имел сына Петра; этому сыну было тогда лет тринадцать, он еще носил коротенькую курточку и сильно помадил себе волосы. Так как в то время балы начинались несравненно раньше, чем теперь, то Петиньке Бутурлину позволялось оставаться на балу до мазурки. Он, разумеется, не танцевал, а сновал между танцующими. В тот вечер я танцевал с Пушкиной мазурку и, как только оркестр проиграл ритурнель, отправился отыскивать свою даму; она сидела у амбразуры окна и, поднеся к губам сложенный веер, чуть-чуть улыбалась; позади нее, в самой глубине амбразуры, сидел Петинька Бутурлин и, краснея и заикаясь, что-то говорил ей с большим жаром. Увидев меня, Наталья Николаевна указала мне веером на стул, стоявший подле, и сказала: "Останемтесь здесь, все-таки прохладнее"; я поклонился и сел. "Да, Наталья Николаевна, выслушайте меня, не оскорбляйтесь, но я должен был вам сказать, что я люблю вас, - говорил ей между тем Петинька, который до того потерялся, что даже не заметил, что я подошел, - да, я должен был вам это сказать, - продолжал он, - потому что, видите ли, теперь двенадцать часов, и меня сейчас уведут спать!" Я чуть удержался, чтобы не расхохотаться, да и Пушкина кусала себе губы, видимо, силясь не смеяться; Петиньку действительно безжалостно увели спать через несколько минут."
Вспомнила про флэшмоб у Белейшей Мыши, который мне тоже хотелось сделать. Саундтрек вашей жизни...
Опенинг: You'd Better Love Me (Mel Torme) Пробуждение: The Woman I remember (Gato Barbieri) Первый день в школе: The Draugt (The Kill Devil Hills) Влюбленность: Janus (Wolfenmond) - //что-то явно языческое// Сражения: I Love a Violin (Liza Minelli) - //по крайней мере, энергично, напористо...// Неприятности: Kick Drum Heart (The Avett Brothers) Выпускной: Flycatcher (The Tornados) Жизнь прекрасна: La Sombra (Dionicio de Jesus Valdes) Душевные страдания: Nancy Alice (Bridget St.John) - //не знаю, про что, но что-то долго рассказывается// Погоня: Parolibre (Ryuichi Sacamoto) - //как-то вкрадчиво и расслабленно для погони... наверно, это я по кошковому методу лежу в засаде и жду, когда мечущаяся добыча ко мне прибежит...// Ретроспектива: St.Malo (Poney Express) - //приятная спокойная песня про зиму, приморский городок, с криками чаек на заднем плане// Снова вместе: Pancho & Lefty (Gillian Welch & David Rawlings) - //не знаю, про что, но во всяком случае, поют дуэтом// Финальная битва: Абордаж (Агата Кристи) Сцена смерти: Flamenco Rock (Milva) - //звучит бодро, но что-то там про тореро и фламенко. Это какой-то вестерн из моей жизни снимают// Похоронная песня: Silly Confusion (Boney M) - //короче, на моих похоронах или похоронят не того, или я буду, как Дункан МакЛауд// Эндинг: Abstract Fever (The Mighty Bop)
Нет, но это все-таки маразм... В ЖЖ-феминистках пишут, что завтра выборы (уж не знаю, где, кого и куда, в Москве что ли ), так надо сходить и выбрать женщину! А потому что. Феминистки мы типа, вот. Больше женщин везде! Но это же не шутки и не детсадовские игры. По крайней мере, в теории. А если это плохая женщина - в смысле, для политики? Если у нее, ну я не знаю, плохая политическая история... если она поддерживает черт знает какую программу, которая лично мне поперек шерсти? Зачем я буду за нее голосовать, только потому что она женщина? У меня были многие начальницы-женщины - почти все редкие суки, отборные... (не сочтите, что я совсем уж против феминизма... но надо же разумно подходить! )