Эксмо, конечно, всегда отличается наглостью, но со злосчастным Перси Джексоном они вообще всякий стыд потеряли. На последних книгах обложки налеплены исключительно похабные. Аннабет изображена в виде проститутки, Перси Джексон в виде какого-то зомби... Но обратите внимание на лицо зомби-Перси. читать дальше
Одно и то же лицо!! вырезают и лепят везде. Видимо, начало положено тут.
Думаю, изначально это вообще поди кадр из фильма. В фильме Перси Джексон выглядит в высшей степени омерзительно, Аннабет выглядит тоже в высшей степени омерзительно (как проститутка, угу), и вообще там все омерзительны так, что словами неописуемо.
Фанаты нарисовали гораздо лучше и голливудских деятелей и книгоиздателей.
"Для ребенка его возраста Грэма считали хорошим актером. Мы с ним поговорили, и он сказал, что играть ему вполне нравится. Я посоветовал брать хорошие характерные роли, а не героические - там все персонажи какие-то жиденькие. Характерные роли дают больше простора."
(Эрик Айдл) "На каникулы все разъезжались - на каникулах не бывает друзей, все тебя бросают."
(Эрик Айдл) "Если тебе удается рассмешить публику - она тебя любит, очень любит, и это самое приятное в профессии комика."
(Майкл Пэйлин) "И в Оксфорде, и в Кембридже было много комедии. Для начала от 40 до 50% студентов с самого начала несли в себе багаж влияния частных школ. Я в Оксфорд поступил из частной школы, и юмора там было навалом - довольно мрачного по большей части, потому что школа была интернатом, а это все-таки очень закрытое заведение. Если хочешь нормально его пережить, без здорового чувства юмора тебе никак. Многие мои школьные знакомые просто сыпали шуточками, чтобы выжить. В общем, юмор в школе важен - он прививается не в университете, туда он только передается."
(Майкл Пэйлин) "Очень немногие мои знакомые, занимающиеся естественными науками, умеют шутить - они предпочитают не надрывать животики, а расщеплять атомы."
(Майкл Пэйлин) "У него был талант наживать связи. Он вступал в беседы с кем угодно, с потрясающей наглостью заговаривал с людьми... Просто заходил и начинал разговаривать - так и организовал наше первое выступление на рождественской вечеринке факультета психологии Оксфордского университета. Смеялись не очень, зато хорошо проанализировали."
(Майкл Пэйлин) "Мы всегда кого-то играли... Оставаться собой было неловко, публике такое как бы не нужно."
(Джон Клиз) "Многие приравнивают отношения соавторов к брачным, потому что приходится проводить вместе с другим парнем сем-восемь часов в день - больше, чем, например, с женой." читать дальше (Терри Джонс) "Мне очень нравилось играть комедию. С пьесами для меня самым загадочным оставалось вот что: о чем думает публика? В комедии сразу получаешь реакцию, понимаешь, на каком ты свете, это очень обнадеживает."
(Эрик Айдл) "Выступление на сцене - отличный способ спрятаться. Ты будто прячешься в луче прожектора. Надеваешь колпак и выходишь на сцену. Иногда в этом луче прожектора гораздо уютнее, чем где-то за кулисами."
(Майкл Пэйлин) "Я смог это потом предъявить родителям и всему миру как нечто вполне респектабельное. Работаю над новой программой ВВС. Если в конце упоминается ВВС, значит, все в порядке."
(Эрик Айдл) "Жизнь так не происходит. Не сидишь, не думаешь: "Вот сейчас поделаю-ка я карьеру." Все случается само."
(Эрик Айдл) "Первая восторженная рецензия в моей жизни была такова: "Они внушают восхищение так же естественно, как солнце влечет к себе чашечки цветов."
(Терри Гиллиам) "Я отправился в Европу, полгода катался по ней автостопом и совершенно влюбился в этот континент. Своего рода шок - я внезапно вырвался из кокона Америки и американского мышления."
(Джон Клиз) "Сделаешь сотню программ, и хочешь не хочешь, а научишься чему-то в смысле техники."
(Эрик Айдл) "У нас была очень внушительная публика - не числом, но калибром; на нас сходили, наверное, человек двадцать пять, и двое из них были мегазвездами, а один - Дэвидом Фростом". //телеведущий//
(Эрик Айдл) "Ты сидел, писал, а они присылали такси забрать материал. За шутками приезжало такси, а на планерки ты катался подземкой - умора."
(Эрик Айдл) "Лучше всего создавать комедию в таком вот анархистском заговоре, когда все общаются между собой, поощряют и подначивают друг друга..."
(Джон Клиз) "Грэм был необычаен в том смысле, что если уж он считает что-то смешным, это практически наверняка и есть смешно. Вы не поверите, насколько это ценный навык."
(Эрик Айдл) "Я предпочитаю писать один, но это очень трудно. В десять раз труднее, чем в команде, потому что кого ты один насмешишь?"
(Майкл Пэйлин) "Комедия была великим уравнителем, потому что мы все смеялись вместе."
(Терри Гиллиам) "Я всегда умел одно - таскать с собой портфолио. Это лучшее в карикатуре - свои работы везде можно с собой носить."
(Терри Джонс) "Мы думали: "Ну и пусть это детская передача, но мы ее не для детей делаем, а вообще-то для самих себя."
(Терри Гиллиам) "Мой стиль мультипликации родился из необходимости, и больше не из чего. Надо было делать что-то быстро, а быстро я умел только вырезать."
(Майкл Пэйлин) "Смотришь на мир и что-то в нем понимаешь, лишь перевернув его с ног на голову."
(Майкл Пэйлин) "Из зрителей я знал только официантов. Судил по ресторанам, в которые нас приглашали обедать."
(Майкл Пэйлин) "Нам очень надо сорганизоваться - когда одну программу планируют и пишут шестеро, то 80% времени уходит на переговоры о том, где встречаться."
(Майкл Пэйлин) "Смешное - вообще очень сложная вещь, потому что реакцию невозможно сфабриковать. Тебе либо смешно, либо нет."
(Майкл Пэйлин) "Роли распределялись поровну, что бывало трудновато, ибо Джон на читках так блистал, что все понимали: ему и надо исполнять все эти роли, никто из нас лучше не сыграет."
(Эрик Айдл) "В группе Грэм обеспечивал гладкость и спокойствие. Через Грэма мы могли общаться с Джоном. Грэм подходил и сообщал: "Джон говорит, что он этого делать не хочет, но в конце концов он передумает."
(Джон Клиз) "В комедии, разумеется, работает только то, что доведено практически до совершенства."
(Эрик Айдл) "У Джона все про деньги. Однажды он мне сказал - и не будет отрицать: "За деньги я все сделаю", - и я предложил ему фунт, чтобы он заткнулся. Он взял."
(Майкл Пэйлин) "Нет смысла пробовать какое-то смешное движение, если не предупредил оператора и режиссера - его просто не снимут."
(Грэм Чэпмен) "Про "Питонов" многие говорили: "Поразительно, до чего хорошо вы импровизируете", - а там нет ни слова экспромта. Все репетируется тщательнейшим образом целую неделю, иначе не получится нужных ракурсов съемки."
(Майкл Пэйлин) "Приехал домой и обнаружил, что ВВС сняло нашу переднюю дверь в научно-фантастическом сериале. В доказательство получил пять фунтов."
(Майкл Пэйлин) "Естественно, мы волновались - нам впервые предстояло выступать в студии. А Джон подошел ко мне где-то за полчаса до начала и вместо того, чтобы хлопнуть меня по плечу и сказать: отлично, удачи, и все такое, - заявил: "Ты отдаешь себе отчет, что это, возможно, первая комедийная передача в эфире, на которой абсолютно никто не будет смеяться?" Что, разумеется, было чудесно и приободрило меня как мало что."
(Майкл Пэйлин) "Телесуфлеров у нас не было - это как медаль за доблесть. По-моему, никакой телесуфлер не поспел бы за нашим темпом."
(Терри Гиллиам) "У нас всегда было так: приходишь в понедельник на работу, а вся страна говорит только о "Питоне". Вот сила телевидения - миллионы людей переживают одно и то же, в одно и то же время. С кино так никогда не бывает."
(Майкл Пэйлин) "Публика всегда укреплялась членами наших семей, родственниками, женами, друзьями, поэтому в зале всегда было ядро тех, кто нас знал. В труппе шестеро, и на каждую программу все приводили человека по три-четыре. Грэм приволакивал человек по сорок - у него была огромная свита поклонников."
(Джон Клиз) "Сегодня телевидением управляют даже не телевизионщики, а маркетологи, у них нет никакого глубинного понимания - им для этого надо опросы публики проводить. Управление по книжке-раскраске."
(Дэвид Шерлок) "В начале многие в зале морщили лбы и смотрели недоуменно, но Грэм, разумеется, обеспечивал присутствие разумных людей - звал друзей из больницы Барта. Большинство было регбистами, поэтому если уж хохотали, то звуки раздавались редкостной красоты."
(Джон Клиз) "Самое странное в "Питоне" - насколько мало нас пытались копировать. Если подумать о шоу-бизнесе в целом, то если что-то начинает пользоваться успехом, это немедленно принимаются копировать. А в "Питоне" чувствовалось такое, от чего немедленно включался обратный эффект."
(Эрик Айдл) "У нас были тонны отличного материала, но тут выяснилось, что публика предпочитает давно знакомое. Вот тут-то мы и осознали, что это - как рок-н-ролл. Всем хитов подавай. Думаешь - надо что-то новое - ничего подобного. В точности наоборот, чем лучше они знают материал, тем громче вой восторга."
(Майкл Пэйлин) "Нам всегда удавалось, если мы собирались вшестером. Просто собираться становилось все труднее."
(Эрик Айдл) "Реклама всегда старается привлекать тех, кто выглядит популярным или успешным. По сути, это паразитическая индустрия, она всегда стремится подорвать текущую культуру и использовать ее в своих целях."
(Грэм Чэпмен) "Многим, а в особенности комикам, на самом деле от публики нужна помимо смеха еще и толика низкопоклонства. Очевидно, она им так же необходима, как грим. Думаю, презрение нас также вполне устраивает."
Начало XIX века. Карамзин в своем журнале возмущается странной идеей касательно того, чтобы воспитывать детей за границей.
"Мы готовы платить французам или другим иностранцам за уроки в их языках, которые нужны для благородного россиянина и служат ему средством просвещения: у нас есть деньги! но у нас есть и рассудок. Мы знаем первый и святейший закон природы, что мать и отец должны образовать нравственность детей своих, которая есть главная часть воспитания; мы знаем, что всякий должен расти в своем отечестве и заранее привыкать к его климату, обычаям, характеру жителей, образу жизни и правления; мы знаем, что в одной России можно сделаться хорошим русским - а нам, для государственного счастия, не надобно ни французов, ни англичан! Пусть в некоторые лета молодой человек, уже приготовленный к основательному рассуждению, едет в чужие земли узнать европейские народы, сравнять их физическое и гражданское состояние с нашим, чувствовать даже и самое их превосходство во многих отношениях! Я не боюсь за него: сердце юноши оставляет у нас предметы нежнейших чувств своих; оно будет стремиться к нам из отдаления; под ясным небом Европы он скажет: хорошо, но в России семейство мое, друзья, товарищи моего детства! Он будет многому удивляться, многое хвалить, но не полюбит никакой страны более Отечества. Человек может иногда ненавидеть землю, в которой жил долго; но всегда, всегда любит ту, в которой воспитывался, истина, важная для отцов семейства и понятная для всякого разума! Если отец пошлет десятилетнего сына своего на пять или шесть лет в чужую землю, то чужая земля будет для сына отечеством; она даст ему первые моральные, сильные чувства, и сама натура привяжет его к ней неразрывными узами."
"Самый французский язык можно в Петербурге или в Москве узнать так же хорошо, как в Париже; положим, что и не так хорошо, но некоторые совершеннейшие его оттенки награждают ли за моральный и политический вред чужестранного воспитания? Природный язык для нас важнее французского... ибо кто не знает своего природного языка, тот, конечно, дурно воспитан, хотя бы знал наизусть и все книги браминов... Сограждане сказали бы сим полугаллам: "Вы не имеете отечества: ибо и самые французы, несмотря на то, что вы прекрасно даете чувствовать немое Е, не признаю вас французами!" И добродушные родители, лишив себя удовольствия видеть в лице и в душе милых детей постепенное развитие красоты физической и нравственной, вместо благовоспитанных людей увидали бы в них французских обезьян или попугаев, которые наименовали бы им всех парижских актеров, а не умели бы с чувством произнести священного имени России, отца, матери и сограждан!"
"Но я, подобно славному рыцарю Дон-Кишоту, сражаюсь с ветряными мельницами, принимая их за исполинов. Конечно, никто из благоразумных дворян российских не подумает отправить детей своих в пансион к господину N."
Холли Блэк "Самая темная чаща". Ну, наконец-то. Холли Блэк пишет о фэйри, и это выглядит абсолютно правильно. (Warning! книга для слэшеров ) Сюжет: В маленьком городке Фэйрфолд где-то в американской глубинке имеется своя особенность - здесь мир фэйри открыто проявляет себя в мире людей. Каждому здесь известно, что на опушке леса стоит хрустальный гроб, где спит прекрасный юный рыцарь фэйри. Несколько поколений молодежи ходит сюда устраивать вечеринки, потанцевать и пошептать всякие глупости. Иногда и попытаться разбить гроб и освободить зачарованного фэйри. Правда, со всеми, кто делает такие попытки, обязательно случаются потом какие-нибудь неприятности. А в самой чаще леса скрывается двор Ольхового Короля, где фэйри вечно пируют и танцуют по ночам. И можно подобраться к нему как-нибудь поближе и обратиться к Королю с просьбой о заключении сделки. Можно попросить что угодно, и фэйри исполнят самое причудливое желание. Но и плата будет высока... Считается, что у горожан существует негласный договор с фэйри - те им не вредят. Во всяком случае, уж очень сильно. Если горожане соблюдают правила и сами не нарываются. А вот туристы и чужаки - дело другое. Они считаются вполне законной добычей. Каждый год кто-нибудь из них пропадает в окрестных лесах. Иногда даже находят их обглоданные останки... Но все меняется, когда однажды утром хрустальный гроб обнаруживают разбитым и опустевшим. Сейчас опасность грозит всему городу - неведомые чудовища из чащи нападают на всех без исключения и даже в центре города. Поднимается паника. Понятно, что нужно срочно что-то предпринять, но что? Может, фэйри на что-то разъярились? Может, их нужно умилостивить жертвой? Бен и Хэйзел, дети не в меру оригинальных и творческих родителей, с детства проживают в Фэйрфолде. Бена еще младенцем дева фэйри одарила волшебным даром - талантом к музыке. Своей музыкой он может очаровать кого угодно. Но Бен практически отказался от использования своего дара и вообще боится прикасаться к музыкальным инструментам, ведь его дар имеет и темную сторону. Если Бену плохо - а какому подростку всегда бывает хорошо? - то его музыка причиняет боль и несет разрушение. Хэйзел с детства одержима идеей рыцарских подвигов. С тех пор, как она наткнулась в лесу на полусъеденный труп одноклассника, ее просто переклинило на том, что злобных чудовищ из леса нужно выслеживать и убивать. Конечно, это звучало бы просто смешно, если бы рядом с останками Хэйзел не нашла волшебный меч... и если бы Бен не согласился выступить в этот крестовый поход вместе с ней, со своей волшебной музыкой... Брат и сестра всегда больше остальных интересовались зачарованным юношей из хрустального гроба, и проводили рядом с ним немало времени. Не означает ли это, что они как-то причастны к уничтожению заклятия - как они втайне друг от друга подозревают - и следовательно, виновны в бедах, обрушившихся на город? Значит, нужно срочно действовать, пока не произошло что-нибудь непоправимое... Судя по всему, эта книга примыкает к прежней авторской фэйри-трилогии Отважная-Зачарованная-Решительная. Во всяком случае, имя королевы фэйри Силариаль мне отчетливо знакомо. Да и фэйри тут выглядят точно так же, как и там - в смысле, так же безумно и завораживающе. Не следует ли из этого, что автор еще что-нибудь допишет про эту компанию и совместит их с героями из прошлой трилогии? Было бы интересно... читать дальше "Города похожи на темный зачарованный лес, правда? Города, в которых происходят истории, как в фильмах. Люди отправляются туда, чтобы измениться. Чтобы начать все сначала. Думаю, там я смогу стать кем угодно. Может быть, даже нормальным."
"- Просто ты еще не нашла себе дела по душе, - улыбнулась мама. "Это неправда, - хотелось возразить ей. - Мне по душе убивать чудовищ."
"- На что похож его поцелуй? - Как будто он был акулой, а я кровью, растекшейся в воде."
"Что она знала наверняка, так это то, что "нормальность" выглядит куда притягательней, когда недосягаема."
"- Что вы делаете? - Охотимся на чудовищ. Тебе не попадались? - Откуда вы знаете, что я не один из них? - Не глупи. Если бы ты был чудовищем, то сам бы об этом знал."
"Сердце заколотилось в груди так бешено, будто хотело оставить внутри синяки."
"Мы любим, пока не отрежет. Наша любовь не уходит по капле. Она ломается, словно слишком сильно согнутая ветка. Полагают, то, что я сказал, недопустимо. Может, наша любовь ничем не отличается от вашей. Может, все любят, пока не отрежет, или же все любят по-разному: и люди, и фэйри."
"Теперь Бен понимал, как они старались быть внимательны друг к другу, как боялись невзначай ударить в больное место. Но щадить другого человека не так-то просто.Легко посчитать, что ты преуспел, хотя на самом деле с треском провалился."
"Я разумею, каково это - не видеть родных братьев или сестер такими, какие они есть на самом деле."
"Вы с сестрой очень дорожите друг другом. И, чтобы выказать заботу, обмениваетесь изысканными букетами лжи."
"Слишком страшно любить то, что не можешь контролировать."
"Он попросил, чтобы мы думали о Волшебном царстве, как о престижной школе-интернате в Швейцарии. Я сказал, что это больше походит на престижную школу-интернат в аду."
На фантлабе в новинках недели - сборник рассказов Макса Фрая "Карты на стол". 480 страниц. С завлекающей аннотацией, само собой. Сижу соображаю - стоит ли ожидать, чтобы госпожа Мартынчик вдруг написала целый сборник новых рассказов аж на 480 страниц? Поди опять перепечатки отовсюду на третий четвертый раз и один-два новых рассказа? Пошла на лабиринт - там большей частью есть полезная привычка фотографировать страницы. Первая же страница сборника - рассказ с примечанием "из сборника "Сказки старого Вильнюса". Да ешки же матрешки. Почему этот сборник нагло вставляют в новинки, а не в переиздания?
В новинках недели на LiveLib - это что, накропали книжку по сериалу Гримм?
Гримм. Ледяное прикосновение , Джон Ширли
18 июня 1815 года в лесу под Ватерлоо сошлись в смертельной схватке бывшие союзники-бонапартисты Альбер Денсво и Иоганн Кесслер. Австриец и немец. Хищник и охотник. Существо и Гримм. Первый проиграл, второй выиграл. Но сын погибшего выжил и поклялся отомстить не только убийце, но и всему его роду.
И вот, уже в наши дни, детективу Нику Бёркхарту, совмещающему службу в полиции Портленда с деятельностью Гримма, поручают расследование серии жестоких убийств. Ник и его напарник Хэнк Гриффин выходят на след «Ледяного прикосновения» — международного преступного картеля, во главе которого стоят Существа. И у его лидера давний счет к детективу Бёркхарту…
На LiveLib почему-то в последнее время появляются ругательные рецензии на "Обрыв" Гончарова. Чего взъелись на роман, ума не приложу. То он им скучный, то затянутый, то неправдоподобный, то еще чего. А мне он всегда очень нравился. Надо что ли перечитать.
Леон-Поль Фарг "Парижане и парижанки". Какая очаровательная книжка. Ну, конечно, чтение очень специфическое... Это просто цикл заметок (эссе? очерков?) о Париже. Город, который автор явно очень любит и не мыслит жизни где-нибудь еще. Написано в известном стиле "пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную..." Но все это действительно очень мило, живо и выразительно. Парижские улицы, скверы, площади, набережные, пестрая толпа, дворцы, особняки и отели, ресторанчики и театры... Монмартр, Монпарнас, аристократические, буржуазные, рабочие кварталы... Сена и Эйфелева башня. Все проникнуто острым ностальгическим духом - ну да, в результате некоторого интересного эффекта прямо таки в двойном размере. Автор пишет свои заметки в 30-е годы и, описывая современный ему Париж, то и дело вспоминает Париж своего детства - на самом рубеже ХХ века. Но, поскольку мы знаем историю и последующие события, то и описываемый Париж уже является чистой ностальгией. Потому что скоро он исчезнет... Здесь имеются иллюстрации - в виде черно-белых шаржей-карикатур. Но лично я считаю, что тут лучше всего бы подошли картины Бланшара.
"Не сродни ли мы, люди созерцательности, размышления и письма, фокусникам, чье умение выудить из своего канотье радужную форель обязательно вызывает желание узнать, как они этого достигают?"
"В темном царстве мысли вдохновение - это нечто вроде утра ярмарочного дня в провинции. В какой-то части серого вещества происходит некое оживление; возникает робкое шевеление, схожее с движением повозки зеленщика; звук тяжелой, как у старых кляч, поступи идей; сторожа и солдаты воображения вступают на чистый лист. И вот, словно под магическим воздействием, кажется, что бумага заполняется, - подобное бывает, когда мы чувствуем, как на пространстве, простирающемся от одного виска до другого, будто начинает строчить пишущая машинка. Вдохновение в искусстве производит на меня впечатление пароксизма легкости. И я предпочел бы ему замысел - другой микроб, еще более занятный."
"Писать - значит уметь раскрывать секреты, которые надо еще и уметь превратить в бриллианты."
"...Район, зажатый между заводскими трубами и озерами оцинкованных крыш, между которыми улица Обервилье движется, словно глянцевая река. Крики заблудившихся паровозов служат фоном этому пейзажу."
"... Лавчонки, которым шум подземной линии метро заменяет громыхание Вагнера и Зевса..." читать дальше "... поезда длиной в мгновение тоски..."
"... кошки, будто проглотившие урчащие кофемолки..."
"Вовсе не обязательно писать, чтобы наполнить поэзией свои карманы."
"Я понял, говорил мне недавно один англичанин, почему парижане не путешествуют: у них есть Монмартр. Ведь путешествуют именно для того, чтобы попасть на Монмартр."
"...маленькие довоенные государства, которые годятся только для создания оперетт, например, Босния и Герцеговина."
"Мир тогда был одновременно похож на картину Ватто и один из дней Великого поста."
"Сакре-Кер возвышается между Мулен де ля Галет и Мулен Руж, словно Иисус между двумя разбойниками."
"Там пребывали в вечной нищете столь трудноразличимые личности, что никто так и не узнал, были ли они художниками, скульпторами, граверами, шансонье, поэтами или философами."
"Бык" всегда был безупречен: продавцы наркотиков, спекулянты жемчугом или валютой имели, как правило, хорошую привычку держать свой товар в карманах."
"...жалкие папенькины сынки, ожидающие, что из парижского неба прямо им в рот свалится свежеприготовленная удача."
"Мне представлялось, что я сижу на некоем космополитическом вокзале, где каждый надеется на чудесный поезд, следующий к счастью."
"Фуке" - одно из тех мест, мода на которые может пройти лишь в результате сильной бомбардировки."
"...Как говорится, жить надо так, как живут в Париже..."
"Набережные, этот поэтический шедевр Парижа... Вот неповторимая страна, вытянутая, похожая на вьющуюся ленту, на нереальный полуостров, словно бы рожденный воображением восторженного существа."
"Я спрашивал у нищих, у настоящих бездомных, почему они предпочитают эти набережные другим. Мне ответили: "Потому что здесь мы в своей тарелке, как дома. К тому же и сны здесь особенные."
"Огромные и безучастные, по шелковой глади проплывали черные баржи, похожие на каких-то животных."
"И Париж ужимался для нас до сгустка впечатлений, в котором одновременно можно было увидеть прелестную женщину, фиакр, девушку на побегушках, старого генерала, цветочницу или молодого офицера на коне. Вот чем была для нас парижская улица."
"Площадь Французского Театра изменилась из-за автобусов. Революция, даже пожар не смогли сделать большего."
"Торговец туристским снаряжением, предметами для бойскаутов, миссионеров, колонистов, разного рода первопроходцев. Он не боится огорошить прохожего видом фонаря для туннелей, подземелий или вулканов, носящего название "Свет на всю жизнь."
"Неплохо было бы подумать о том, чтобы во времена, трудные для государственных бюджетов, награждать медалью или давать табачную лавку первому французу, который каждый год, не пытаясь ловчить, платит налоги."
"...при воспоминании о Санкт-Петербурге они дергаются, словно танцуют в одних носках."
"Он носил бы, если бы посмел, баночку черной икры в верхнем кармашке пиджака - всем на обозрение."
"Один комитетчик представил мне краткий очерк парламентской жизни: "Депутат - это избиратель, выигравший в лотерею, а министр - депутат, улучшивший свое положение."
"Принято умиляться по поводу Монмартра и Монпарнаса. Оба эти квартала дополняют Париж, как прическа дополняет образ хорошо одетого персонажа. Уберите их - и у вас будет впечатление, что вы видите нечто столь же новое и незнакомое, как человек без галстука."
"Местный управляющий сказал однажды: "Мы неблагодарны, иначе должны были бы воздвигнуть здесь, между автобусной остановкой и киосками, памятники Ленину, Муссолини, Гитлеру и другим. Эти господа поставляют нам клиентуру и обновляют ее."
"Что понимать под очень парижским человеком? Совершенно очевидно: чтобы гордиться званием марсельца, надо родиться в Марселе, а чтобы объявлять себя венцем - в Вене. Но совершенно не обязательно увидеть свет в Париже, чтобы быть парижанином. Хотя, как говаривал Жарри, так было бы лучше, надежнее."
"За прежними парижанами нынче следуют "модерновые". И я придаю этому слову весь его уничижительный смысл. Модерновые - это вечно обезумевшие существа, для которых правительственный кризис является причиной катастроф, а провал театрального спектакля - предвестием конца света. Черт побери! А то мы не видели правительственных кризисов, да еще каких отменных... Парижский дух как раз и составлял ту самую легкость, которая позволяла сотням тысяч людей ничего не принимать трагически и полагать, что все идет довольно сносно."
"Слишком многим сегодня "захотелось" Парижа, этим занялась киноиндустрия, и мы увидели толпы сарацинов, ринувшихся на приступ того, что раньше предназначалось лишь немногим."
"Довольно трудно дать определение парижанки. Зато очень легко заметить, если женщина ею не является."
"Я был знаком с одним метрдотелем, который непрерывно и с силой массировал свою вставную челюсть. И однажды уронил ее в супницу. "Нет, спасибо, - пробормотал клиент, которого он обслуживал. - У меня уже одна есть."
"...и наконец, последняя справка для тех, кто бессмысленно тратит время на поэтическую карьеру: более менее расторопный коридорный может зарабатывать до десяти тысяч франков в месяц."
"Хорошо поесть недостаточно, надо еще суметь запомнить, о чем говорили за столом. Сколько забытых обещаний, утраченных сведений, испарившихся острот! Чтобы исправить этот недостаток, "Георг Пятый" с 1938 года начнет устраивать обеды на память! По просьбе клиентов все разговоры между закусками и подачей кофе будут записываться. "Память" вмонтируют под столом, чтобы никому не мешать. Забирая вещи, можно будет взять с собой протокол завтрака или обеда и создать себе библиотеку переговоров, которые могут оказаться полезными, если придется напомнить важным персонам, что они обещали вами заняться, женщинам - что они вас любят, друзьям - что они лгут."
"У него лицо человека, который способен просверливать дырочки в дверях."
"Нашелся шутник, сказавший: "Франция - это большой отель." Это так, но у нас не всегда найдется подходящий директор..."
"Иностранцы из очень отдаленных пределов по-прежнему стекаются сюда, привлеченные сиянием Парижа, как астрономы - светом погасших звезд... Элита изысканных путешественников, для которых Париж равнозначен какому-нибудь академическому диплому."
"В случае войны атака вражеских самолетов захлебнется под прицельным, хотя и приглушенным, огнем истории, элегантности и любви, исходящим от Парижа, и что само его ниспосланное Провидением присутствие, само его непреодолимое очарование даст им команду развернуться и оставить нетронутым на поверхности земли этот росток волшебства и наслаждений, который не скоро смог бы вырасти вновь."
"От своей юности не излечиться."
"...старые инструменты все еще в ходу, как ломовые лошади..."
Увидела на озоне продают чайную пару... И прямо так меня на эту чайную пару переклинило.
Травки, листочки... плющ и... папоротник, кажется... стрекозы... Мне уже давно страшно хочется чайную кружку с орнаментом из листьев. Такого фэйрийного вида. Чтобы я из нее пила чай и проникалась фэйри-духом. Я даже одну уже пробовала заказать - там были листья с орехами на черном фоне. Но выкинули из заказа.
Лично я голосовала "да". И насколько я помню по опубликованным результатом подавляющее большинство населения на всей территории СССР голосовали тоже "да".
Читаю в Geo статью про тибетских этих лам... Как они реинкарнируют... кто тысячу с лишком лет, кто пятьсот... Вот, значит, этот новенький лама родился в виде младенца бедных кочевников (в 1985 году, ага), и прямо были знамения. Что во время родов птица красивая села куда-то там... на юрту. И как он еще карапузом что-то умное изрекал. И объявил родителям, что он и есть лама. А потом монахи приехали искать ламу, и ребенок сразу безошибочно выбрал предметы. Какие-то. Видно, свои любимые из прошлой жизни. Читаю и думаю, с умным видом, что вот же - все-таки ведь какие-то таинственные явления происходят с этими реинкарнирующими ламами. Потом соображаю - блин, ну как же получается много зависит от подачи материала и его общей направленности. Чего таинственного-то... Ну, ездят монахи с предметами. Так пусть у них не сильно многочисленный народ (не маломиллиардный Китай, ага), но ведь и не вымирающий. Уж несколько тысяч этих карапузов там наберется. А дальше чисто теория вероятности - первый попавшийся карапуз, выбравший нужные предметы и объявляется новым воплощением ламы. Ему же три-четыре года, за это время его и воспитают, и натаскают... А всякие знамения и речения легко появляются задним числом. По принципам... как разъяснял Канеман... как там он это по ученому назвал, я не помню... в общем, когда люди, вспоминая прошлое автоматически подгоняют реальные факты под ту картину мира, в которой они существуют. Были они или не были, будут на голубом глазу уверять, что были. Так же, как у нас определенные личности сейчас бьют себя пяткой в грудь и рассказывают о голоде в СССР, который они лично в детстве пережили. И ходили в одном платье с детского сада до института.
(лазая в ЖЖ) идиот Еськов твердо уверен, что "Россия - мировой лидер по количеству ментов на душу населения". Он это поди из кристально чистого либерального ресурса узнал.
Еще один взгляд на вывод войск из Сирии.
Смешные товарищи, однако.
Дано: Президент Сирии Башар Асад назначил парламентские выборы в стране на 13 апреля.
Спрашивается: Что бы сказали княгиня Марья Алексевна и "мировое сообщество", если бы во время выборов в Сирии присутствовали российские войска, а на выборах победил бы...Башар Асад?
А.С.Суворин "Дневник". Я его таки дочитала. По уши нагрузилась революцией. Точнее, революционной ситуацией. Очень интересный материал. Хотя, конечно, выглядит специфически... Это довольно разрозненные и не систематические записи, охватывающие период с 1887 по 1907 год. Специфика в том, что автор - газетчик, издает - судя по всему - довольно популярную и влиятельную газету. Поэтому он очень интересуется происходящим вокруг именно с точки зрения общественной, культурной, политической жизни. Записывает то, что сам видел и слышал, то, что ему стало известно из рассказов, слухов. Возможно, с прицелом на то, чтобы это - вдруг когда-нибудь! - можно будет использовать в газете. При этом круг общения у него весьма широкий - министры, чиновники, аристократы, военные, культурные деятели. Так что ему становятся известны и какие-то конфиденциальные сведения, которые не доводятся до сведения общественности, и личные мнения и оценки... С другой стороны, это уже очень пожилой человек, который постоянно думает о близкой смерти и старается подготовиться к этому. Поэтому записи ведутся нерегулярно. Иногда ему по причине депрессии вообще не пишется ничего. Так, к сожалению, полностью выпал 1905 год - все эти революционные события... В то же время, и предвестники революции в дневники были достаточно красноречиво освещены ранее. К тому же - война с Японией! Автор - вместе с обществом - воспринял ее очень тяжело. Так что, может быть, грянувшая на следующий год революция его совсем подкосила. И все-таки это материал, как мне кажется, ценный как раз своей сиюминутностью, актуальностью. Это не мемуары, которые пишутся уже спустя много лет после событий, с приглаженным рассказом, с изменившимися взглядами, откорректированный под влиянием каких-то новых взглядов и идей... Это все записывалось практически по горячим следам. Так что можно вживую ощутить, как это все происходило "в режиме реального времени". Как империя скатывалась в пропасть. Чудовищная коррупция и разложение в верхах. Слабый, не особо одаренный и образованный царь. Обширная царская семья, давно потерявшая берега. Ширящиеся беспорядки среди студентов, рабочих, крестьян - но о них приказано молчать, чтобы не волновать общественность. Ужасно. Да уж, любителям потосковать о "вальсах Шуберта и хрусте французской булки" тут ничего не светит. Как-то нарисованная очевидцем картина общества от этих тоскований страшно далека!